Бертрам Чандлер - Контрабанда из иного мира
— Изображение устойчивое, коммодор?
— Все в порядке, — ответил Граймс. — Экстраполяция траектории готова?
— Да, сэр. Показываю.
Изображение рубки исчезло. На секунду в кабинете стало темно, затем стена стала сероватой. В центре сияла жирная белая точка — солнце Лорна, рядом с ней — другая, поменьше — сам Лорн, похожий на одинокую жемчужную подвеску на тонкой белесой нити. А поперек этой картины — чуть изогнутая линия: словно кто-то небрежно черкнул по стене светящимся мелком. Эта кривая представляла собой результат расчетов, которые велись на Третьей орбитальной. Линия изящно огибала Лорн, превращалась в виток вытянутой виток спирали и входила в раскаленную бусину солнца. Это была всего лишь расчетная траектория. Пройдет не меньше месяца, прежде чем таинственный корабль упадет на солнце. У его экипажа предостаточно времени, чтобы остановить это роковое движение. И все-таки…
Что-то было не так.
Возможно, дело в этом странном молчании. Необходимо срочно что-то делать, не дожидаясь действий со стороны экипажа пришельцев. Если потребуется спасательная операция, то начинать ее нужно немедленно.
— Что ты об этом думаешь? — спросил Граймс, повернувшись к супруге.
— Мне это очень не нравится. Почему они не выходят на связь? Либо они не могут с нами связаться, либо не хотят. Мне кажется, что, скорее всего, не могут. И, значит, им нужна помощь… Это стоит выяснить.
— Действительно, стоит выяснить… Свяжись с Кэссиди и скажи ему, чтобы он готовил к старту «Маламут». Немедленно или еще быстрее.
Он посмотрел на экран, где снова появилась рубка орбитальной станции.
— Мистер Холл, я направляю «Маламут Приграничья», чтобы вылетает за объектом. Постарайтесь все-таки установить с ними связь.
— Мы пытаемся, сэр.
Соня осторожно взяла мужа за плечо и передала ему микрофон.
— Капитан «Маламута» в госпитале, сэр, — раздался голос Кэссиди. — Может быть, я…
— Нет, Кэссиди. Вы должны оставаться на посту. Но вы мне можете помочь. Постарайтесь, пожалуйста, разыскать мистера Мэйхью, офицера псионической связи. Да, да, я знаю, он в длительном отпуске. Но постарайтесь сделать все возможное, чтобы его найти. Сообщите ему, что я прошу его немедленно прибыть в Порт Форлорн, в полной готовности. И пусть не забудет свои «мозги»… простите, псионический усилитель. Надеюсь, когда мистер Мэйхью появится, «Маламут Приграничья» будет готов к старту.
— Но капитан, сэр…
— Я об этом позабочусь, — спокойно ответил Граймс и выключил селектор.
— Тебе нужен будет помощник, Джон, — проговорила Соня, дождавшись, пока картинка на стене исчезнет и в кабинете снова станет светло.
— И, без сомнения, кто-нибудь из нашей любезной Космической Полиции, — лукаво проговорил он, зорко следя за ее реакцией.
— Да… и, если мне не врет мой внутренний голос — из разведотдела.
— В таком случае, — удовлетворенно кивнул Граймс, — я вижу только одну кандидатуру.
Глава 3
«Маламут Приграничья» был готов к старту ровно через час. Спасательный буксир всегда находится в состоянии готовности: приборы отлажены, топливные баки заправлены — чтобы экипажу оставалось только подняться на борт и занять противоперегрузочные кресла. Понятно, что экипаж и техники тоже всегда находились в состоянии готовности: дома или в порту, они всегда были готовы принять вызов. Врача прислала медицинская служба порта — тот был рад немного отдохнуть от бумажной работы. Со станции дальней связи прибыл офицер-радист. Поскольку штатный помощник капитана возмутился, когда ему предложили остаться на Лорне, Соня согласилась на роль офицера снабжения.
Итак, все было готово к старту. Однако Граймс медлил. Необходимо было дождаться еще одного человека. Когда проводится спасательная операция, связь с потерпевшими бедствие решает все — или, в виде исключения, очень многое. Попытки радистов с Третьей орбитальной так и не увенчались успехом. Возможно, на корабле действительно вышли из строя все средства связи — кроме одного, который доступен до тех пор, пока на борту есть хоть кто-то живой.
Граймс стоял, облокотившись на опору стартовой платформы, и смотрел то на тонкий слой снега, который уже покрыл тщательно расчищенные бетонные плиты, то на Соню, спускавшуюся по трапу из открытого шлюза, то на густые ватные тучи.
— Черт знает что такое, — возмущался он. — Я ведь четко сказал: немедленно или еще быстрее.
Соня подошла к нему и озабоченно посмотрела вверх.
— Кажется, я что-то слышу…
Граймс тоже услышал — а через несколько секунд понял, что это такое. Из-за облаков это было отдаленное стрекотание вертолета. Наконец вертолет вынырнул из-за крыши административного корпуса. Яркие огни на концах лопастей превратились в подобие багрового нимба. Это светящееся кольцо с кажущейся неспешностью плыло в сумерках. Вертолет приближался, увеличивался, и, наконец, обдав Соню и Граймса ледяными мокрыми брызгами, опустился в нескольких метрах от них. Лопасти еще вращались, когда люк распахнулся, и телепат — высокий сутулый молодой человек — спрыгнул на площадку. Порыв ветра швырнул в него снегом, и Мэйхью поспешно поднял высокий воротник пальто, защищая лицо. Увидев Граймса, он небрежно махнул рукой, что должно было обозначать приветствие, и тут же снова повернулся к отверстию и аккуратно принял громоздкий и явно увесистый баул.
— Можете не спешить, — проворчал Граймс.
Это разрешение было излишним. Мэйхью мелкими шажками приблизился к трапу и осторожно поставил сумку на нижнюю ступеньку.
— Лесси не привыкла к таким путешествиям, — отозвался телепат. В его голосе слышался укор. — Ей противопоказана тряска.
Граймс вздохнул. Он уже почти забыл о том, с какой трогательной нежностью офицеры-псионики относятся к своему живому инструменту, который космолетчики непочтительно именуют «мозгами в желе» — псионический усилитель действительно представляет собой препарированный собачий мозг в питательном растворе. И ни один пес не платит своему хозяину такой преданностью. После операции того, как собаку оперируют и ее мозг лишают тела, она признает как хозяина лишь настоящего телепата, связь, которую можно назвать только симбиозом.
— Она неважно себя чувствует, — жаловался Мэйхью.
«Бросьте ей вкусную косточку… мысленно».
Граймс одернул себя. Он не произнес этого вслух, но было уже поздно.
— Я так и сделал, — жалобно ответил Мэйхью, — но она… она этим больше не интересуется. Она уже слишком состарилась. Вы знаете, сейчас повсюду ставят эти передатчики Карлотти… Боюсь, скоро нас спишут в тираж.
— Но она еще помогает Вам? — холодно спросил Граймс.
— Да, сэр, но…
— В таком случае поднимайтесь на борт. Миссис Граймс покажет Вам Вашу каюту. Готовьтесь к немедленному взлету.
Коммодор поднялся к люку и прошел по узким коридорам и крутым лестницам в тесную рубку, где его уже ждал старший помощник. Молодой человек небрежно развалился в противоперегрузочном кресле, и его поза вполне гармонировала с его мятой формой, застегнутой на половину пуговиц. Однако эта показная неряшливость могла ввести в заблуждение. Вильямс был весьма опытным навигатором и великолепным пилотом. Любой капитан мог только мечтать о таком старпоме. А на спасательном судне он был просто незаменим.
— Все готово, шкипер, — объявил Вильямс и бодро отсалютовал коммодору. То, что при этом он даже не попытался подняться, не испортило отточенности жеста. — Сами встанете за штурвал?
— Полагаю, Вы лучше знаете этот корабль, чем я, мистер Вильямс. Как только получим сигнал, что экипаж готов к перегрузкам, можно взлетать.
— Есть, шкипер.
Граймс проверил показания приборов, выслушал доклады офицеров и произнес в микрофон:
— «Маламут Приграничья» — башне. Просим разрешение на взлет.
Прежде, чем диспетчер успел ответить, Вильямс нажал кнопку и запустил реактивные двигатели.
Плавный величественный взлет, мягкое увеличение перегрузки, свойственное большим кораблям — это было не для «Маламута». Казалось, им выстрелили из пушки. Миг — и буксир, прорвав облака, вырвался в верхние слои атмосферы, и в иллюминаторы ударило ослепительное солнце. С недавнего времени стекла на федеральных кораблях стали покрывать специальным покрытием, которое темнело при избытке освещения, а потом быстро восстанавливалось. Но до окраин нововведения всегда доходят с опозданием. Граймс попытался протянуть руку, чтобы нажать на панели кнопку поляризации стекол, но обнаружил, что не в силах даже пошевелиться. Белые, точно раскаленные лучи заливали рубку, проникая даже сквозь закрытые веки и вызывая мучительную резь в глазных яблоках. Через минуту, которая казалась бесконечной, Вильямс все-таки включил поляризацию. Открыв глаза и привыкнув к полумраку, Граймс увидел, что тот смеется.
