Юрий Пашковский - ПТЕНЦЫ ВИНДЕРХЕЙМА
- Чего смотришь? - хмыкнула она. - Привыкай, в армии ломакам не место.
Девушка кивнула и покорно стянула с себя тунику. Попыталась снять штаны. Пальцы скользили по завязкам. Сегодня она впервые надела похожие на юбку широченные штаны, подаренные Такаси на прощание, и с непривычки слишком туго затянула узлы. Альдис умоляюще взглянула на докторшу, дергая проклятые шнурки.
- Да не нервничай ты так, - вздохнула та. - Не съедим.
- Где хакама отхватила, белобрысая? - с беззлобной насмешкой поинтересовалась ниронка.
- Это подарок моего учителя. - Противный узел наконец-то поддался, и просторные брюки скользнули вниз.
- Не, ну ты глянь. Сразу видно здорового ребенка. - Ниронке хотелось поболтать. Докторша только отмахнулась и достала металлическую трубку.
- Так… Дыши. Не дыши. Покашляй…
Альдис не дышала, кашляла, подставляла коленку, дотрагивалась пальцем до кончика носа, вставала на большие медные весы, напрягала необходимые мышцы.
- Отличные рефлексы, - резюмировала докторша.
- А я что говорю? - снова влезла ниронка. - Чего детей, как тюленей, на убой откармливать? Тебя драться учили, белобрысая?
- Да, немного. И еще кобу-до.
- Ай, молодца!
Альдис почувствовала, как губы сами собой расплываются в улыбке. Ей нравились такие женщины - простые, чуть грубоватые, уверенные в себе. Похожие на мужчин. С ними не нужно играть в странные двусмысленные игры, от них понятно чего ждать. С ними она чувствовала себя как-то… спокойнее что ли. И пусть поведение ниронки посчитали бы нахальным и недопустимым в приличном обществе, девушке оно было по душе.
- Потом проверю, как учили.
- А вы у нас что-то вести будете?
- Буду, если тесты не завалишь. Три шкуры сдеру.
- Кейко, не мешай. Быстрее закончим.
Нудные вопросы о здоровье. Нет, Альдис ничем не болеет. Самочувствие отличное. За последний год? Два раза простудилась. Да, зрение хорошее…
- Что?
- Ты девственница? - терпеливо повторила докторша.
- Ну да, разумеется… - все, что смогла выдавить из себя оторопевшая девушка после паузы.
- Сейчас проверим, пошли за ширму.
- Может не надо…
- Надо!
- Я не хочу…
- Слушай, это доставит мне не больше удовольствия, чем тебе. Но есть правила. Так что или иди за ширму, или сама разбирайся с нашими бюрократами.
От альтернативы в виде возвращения к сонному лейтенанту и разговора с ним на эту щекотливую тему Альдис почувствовала тошноту.
- Кто с мамашами, за тех родительницы все утрясают. Не повезло тебе, подруга, - прокомментировала ниронка.
- Я устала наблюдать эту сцену каждый день в кабинете, Кейко.
- Да ладно тебе, подмахни бумагу. По глазам вижу, что не врет белобрысая. Не врешь ведь?
- Не вру! - Альдис горячо закивала. Неужели отвратительной процедуры удастся избежать?
- Тебе же хуже, если врешь. Медосмотр каждый год, за такие дела гауптвахтой не отделаешься.
- Кейко, я не буду нарушать инструкцию. Если хочешь, сходи с ней и поскандаль.
- Вот еще!
- Тогда, - докторша снова перенесла внимание на Альдис, - иди за ширму. И привыкай - это обязательная процедура. Больно не будет.
Больно не было - было противно.
Экзамены показались ей пустяковыми. Усталый и равнодушный преподаватель задал несколько задач по математике. Альдис такие еще два года назад как орешки щелкала. Вопросы по географии и истории, на которые и десятилетние дети ответят. Она до последнего ожидала какого-то подвоха, боялась, что он специально усыпляет ее внимание, чтобы потом подловить, и поэтому страшно волновалась.
На собеседование девушка шла в приподнятом настроении: все преграды пройдены, оставалась чистая формальность. Она будет учиться в Академии! Она стремилась к этому почти год. Восемь месяцев интенсивной, яростной подготовки, зубрежки, изматывающих упражнений. Отец сказал: "Ты сможешь. Ты же моя дочь".
Она сможет. Она прославит свой род и тогда никто не посмеет назвать ее полукровкой.
Дверь в шестую комнату была приоткрыта. Альдис просунула голову в щель.
- Заходи, дитя, не стесняйся.
Внутри сидел храмовник, и поначалу Альдис даже обрадовалась. В самом Храме Солнца ей бывать не приходилось, в Акульей бухте рыбаки хранили верность старым богам. Но отца Джавара из Ордена Блюстителей на острове любили и уважали - он был добрым человеком.
Только на середине комнаты девушка обратила внимание на небесно-голубые одежды храмовника и вышитый на мантии треугольник с глазом в центре. О нет! Орден Небесного Ока! До этого она видела такие символы только на картинках.
- Садись, милая, не бойся меня. - Храмовник уловил ее нерешительность и доброжелательно улыбнулся. У него было мягкое, незапоминающееся лицо и очень светлые, почти белые брови. От висков к затылку через короткий ежик соломенных волос тянулись две чисто выбритые полоски загорелой кожи. Альдис уставилась на них, не в силах скрыть любопытство. Она плохо разбиралась в сановной атрибутике, но загар говорил о том, что снуртинг - посвящение в жреческий сан - храмовник прошел давно.
- Садись же. Можешь называть меня отец Гуннульв. Я хочу немного узнать о тебе, Альдис. Тебя ведь зовут Альдис? Посмотри на меня, дитя.
Она с трудом оторвалась от изучения прически храмовника, понимая, что ведет себя не совсем прилично, пристроилась на краешке стула и посмотрела ему в глаза.
Глаза были внимательные, изучающие. Глаза акулы, глаза вивисектора. Альдис с внутренним холодком осознала, что вот он - настоящий экзамен. Не учитель, не докторша и не чиновник, но только этот и именно этот человек будет решать, достойна ли она стать пилотом. Достойна ли повелевать летучим великаном-турсом - волшебным механизмом, даром Бога-Солнца.
- Расскажи про себя, Альдис. - сказал храмовник. Голос у него был удивительный - густой, звучный, вкрадчивый.
- Меня зовут Альдис Суртсдоттир, - звук собственного голоса показался ей каким-то чужим и слишком детским. - Я из Акульей бухты.
- Это далеко?
- Полторы недели на кнорре. Или две с половиной под парусом. Если погода будет хорошая.
- Ты родилась там?
- Нет. Я родилась и жила с отцом в Фискобарне.
- Почему?
- Мой отец не ладил с эрлой Ауд - это его сестра, моя тетя.
- Почему?
- Дед завещал Акулью бухту тете. Из-за того, что отец женился на маме.
- Расскажи, чем вы там занимаетесь?
- Я ходила бить рыбу. По вечерам отец учил меня, потом нанял учителей.
- А твоя мама?
- Она умерла, когда я была маленькой.
Заданный храмовником ритм вопросов завораживал. Девушка поняла, что теряет концентрацию и ущипнула себя.
- Ты любишь свою тетю?
Альдис помедлила. Будь перед ней обычный храмовник, она могла бы солгать. Дети должны почитать и любить своих опекунов - это угодно Богу-Солнцу.
Что-то внутри подсказало, что отцу Гуннульву врать не стоит.
- Нет, - призналась она. - Не люблю.
- Ты ненавидишь ее?
- Скорее она ненавидит меня. Я не знаю за что.
- А ты?
- Я просто хочу быть от нее как можно дальше.
- Значит, ты хочешь поступить в Академию, чтобы сбежать от тетки?
- Нет! - она осеклась, испугавшись своего яростного протеста.
Говорят, душеведы могут узнать о человеке все что угодно, просто поговорив с ним достаточно долго. Можно ли переиграть храмовника? Как глубоко готов он залезть в чужую душу и что нужно сделать, чтобы скрыть от него самое сокровенное, самое важное и болезненное?
- Чтобы сбежать от эрлы Ауд не нужно поступать в Академию, отец Гуннульв. У меня есть другие родственники. Я хочу быть пилотом. Очень хочу. Я год готовилась.
- Успокойся, дитя. Не надо нервничать, я тебя не обижу. Лучше скажи…
Голос у храмовника был ласковым, на тонких губах играла теплая, чуть рассеянная улыбка. Он весь излучал внимание и симпатию. С ней никто не был так ласков уже очень давно. Но все это было только ширмой, а глаза не лгали. Пытливый, ищущий взгляд после каждого вопроса - храмовник словно что-то пытался нащупать, проникнуть в душу Альдис, разобрать на части и посмотреть, как она устроена. Расслабляться было нельзя.
- …потому что я обещала отцу, что поступлю в Академию и стану пилотом. Такаси учил меня кобу-до и кэмпо. Но у меня плохо получалось…
- А почему плохо?
- У нас было всего шесть месяцев, а Такаси любит повторять, что к Мастерству идут всю жизнь…
Вопросы вежливые, вопросы нейтральные, вопросы-ловушки… Храмовник плетет сеть из вопросов, как паук паутину. О чем ты мечтала в детстве? С кем дружила? Что ты больше всего любишь? Чего боишься? Мягкий, вкрадчивый голос, пытливые голубые глаза. Храмовник чего-то ищет в Альдис. Отворачиваться нельзя, нельзя закрываться, нельзя паниковать, ее защита - это наивность и спокойствие.
- Почему ты боишься меня, дитя?
- Потому, что моя судьба и жизнь в вашей власти. Я чувствую себя беспомощной.
