Саймон Хоук - Бэтмен: По следу Спектра

— А какова точка зрения Мирового Суда?

— Это и есть, Сэм, его мнение. Наши действия не ограничены законом.

— Имеет ли правительство какие-либо документы, подтверждающие причастность генерала Гарсиа к контрабанде наркотиками?

— Мы полагаем, что имеем достаточно показаний, которые будут представлены в суде, — ответил Дэвис.

— Что вы можете сказать по поводу предполагаемого заговора с целью политических убийств? Не могли бы вы рассказать нам более подробно? Кто конкретно был мишенью, и кого генерал Гарсиа втянул в это дело?

— На этот момент я не уполномочен вдаваться в детали, — сказал Дэвис.

— Но вы сказали, что он был непосредственным участником.

— Это верно. Мы имеем доказательства этого.

— Какого рода доказательства?

— Я не уполномочен говорить.

— Есть ли у правительства свидетели?

— Уверен, я уже ответил на этот вопрос.

— Какова международная точка зрения?

— Великобритания выразила поддержку нашим действиям, — ответил Дэвис, — объявив, что они были полностью справедливы, и мы получили декларации о поддержке от правительств Канады, Австралии, Франции, а также ряда других стран. Должен также добавить, что нас поддерживает большинство американских граждан.

— Мистер Дэвис, не думаете ли вы, что, в свете протеста Советского Союза, арест Гарсиа может повлиять на предстоящие переговоры и развивающиеся отношения с этой страной?

— В основном это будет зависеть от них; но нет, я действительно не верю в это.

— А как насчет заявления генерала, переданное его адвокатом, что он, как и любой другой человек, не являющийся гражданином Соединенных Штатов, не подвластен действию наших законов?

— Генерал Гарсиа имеет право заявлять все, что пожелает, — сказал Дэвис. — Его прошение будет передано в суд для рассмотрения. Всем спасибо. На сегодня это все.

Кто-то выкрикнул еще несколько вопросов, но Дэвис проигнорировал их и покинул трибуну. Камера вернулась к Конни Уильямс.

— Пресс-секретарь Дэвис оставил без ответа несколько ключевых вопросов, — сказала она, — такие, как подробности предполагаемого заговора с целью политических убийств членов ООН и основа свидетельств против генерала Гарсиа, которые имеются у правительства. Было бы логичным сделать вывод, что у правительства есть, по крайней мере, один свидетель, который может доказать эти предположения. Мистер Дэвис не подтвердил, но и не отверг это. Что касается поддержки граждан, к которым апеллировал Пресс-секретарь Дэвис, то, по нашим собственным социологическим исследованиям, эта поддержка на самом деле подавляющая. На вопрос, поддерживают ли они действия правительства по аресту генерала Гарсиа, шестьдесят восемь процентов опрошенных сказали «да», десять процентов ответили «нет» и двадцать два процента не имели определенного мнения. Это был репортаж Конни Уильямс из здания Федерального Департамента.

Камера перескочила на ведущего новостей.

— Среди других сегодняшних вестей: вскрытие тела Джона Масловица — защитника сборной страны и победителя Кубка Хейсмана — подтвердило смерть в результате передозировки наркотиками…

Брюс Уэйн нажал на кнопку дистанционного управления и телевизор замолчал. Он откинулся в кресле и вздохнул. Куда ушли те дни честных студентов-спортсменов, которые, в худшем случае, могли выпить лишнюю пару кружек пива на дружеской вечеринке? Дети умирают от злоупотребления наркотиками, и вот один из бесчестных королей наркобизнеса в мире — притом террорист — предстанет вскоре перед судом, и все же двадцать два процента опрошенных граждан не имеют мнения на этот счет. Поразительно. Как можно быть безразличным в таким ситуациях?

— Обед готов, мистер Брюс, — сказал Альфред Пенниворт.

— Спасибо Альфред, я не голоден.

— Что-то не так, сэр?

Бэтмэн взглянул на дворецкого и криво улыбнулся.

— Всегда что-то где-нибудь да не так, Альфред. В последнее время, впрочем, это случается все чаще и чаще.

— Да, сэр. Вполне вас понимаю. Но вам все же стоит перекусить, сэр. Я бы не советовал качаться между крышами домов на пустой желудок.

Бэтмэн невольно улыбнулся. Он не переставал удивляться обилию оттенков в речи Альфреда. Сколько он знал его, а это, значит, всю его жизнь, Альфред Пенниворт был воплощением британского дворецкого. Элегантно-формальный, всегда точный и уместный — анахронизм, наследие ушедшей изысканной эпохи. Ни при каких обстоятельствах он не мог представить Альфреда без смокинга, с расстегнутой рубашкой, развалившемся перед телевизором с задранными ногами и потягивающем пиво прямо из жестянки, пусть даже в уединении в его собственной комнате.

Большую часть времени лицо Альфреда оставалось невыразительным, не считая легкого оттенка превосходства. Но временами, обычно в стрессовых ситуациях, а жизнь Брюса Уэйна была наполнена ими с избытком, оно могло выражать заботу, беспокойство, гнев, печаль, всю палитру эмоций, доступных рядовому человеку. Однако Альфред едва ли был обычным человеком. Как и его отец, прежде чем Альфред Пенниворт стал тем, что англичане неопределенно называют «джентльменом джентльмена», он до того он жил совсем другой жизнью. В Британских ВВС он служил в отборных частях командос, позже изучал военную медицину. Он мог бы стать врачом. Он также мог стать актером, что было его давней мечтой. Он обучался в Королевской Академии Театральных Искусств, добился замечательных успехов в качестве драматического актера. Одаренный мим, Альфред был способен передать любой голос, акцент или диалект, услышав его лишь однажды, а как театральный гример он был настоящим кудесником. Он обладал широчайшей эрудицией и высочайшим интеллектом. Он мог бы стать всем, кем бы ни пожелал, но он предпочел стать дворецким, учителем и другом трагически осиротевшему мальчугану по имени Брюс Уэйн. Это решение, которое в корне изменило его жизнь самым неожиданным образом.

И теперь, на закате своих дней, Альфред уже никогда не станет никем иным как дворецким. Да у него и не было желания быть кем-то еще. В прошлом Брюс часто интересовался, не чувствовал ли Альфред себя обделенным, но тот заверял его, что он находит удовлетворение в своих обязанностях и их дружбе. Брюс знал, что это было правдой. Хотя для всех остальных Альфред казался не более чем слугой, Брюс радовался своему удивительному счастью иметь Альфреда в качестве друга.

Однако это была странная дружба. Немного более близкая, чем среди большинства, но все равно странная. Чаще всего они были так близки, как только могут быть двое мужчин. Но все же между ними всегда была непонятная дистанция, как будто невидимая стена едва разделяла их. Границы их взаимоотношений определял сердечный формализм. Никогда не называя его Брюсом, — всегда мистером Уэйном, или сэром, или хозяином. Последнее было самым фамильярным из того, что он мог себе позволить. Несмотря на все свои усилия, Брюсу так и не удалось заставить его отказаться от этой утонченной строгости. Альфред на самом деле был «джентльменом джентльмена» до мозга костей. Это была его жизненная роль, и Альфред играл ее как превосходный актер; впрочем он и был им.

Для окружающих, по крайней мере для тех, кто его не знал, Альфред часто казался вышколенным, надменным, бесстрастным как робот. Классический стереотип английского дворецкого. Альфред крайне хорошо разбирался в психологии стереотипов. Он без труда умел растворяться на общем фоне, как хамелеон, так что люди часто даже забывали о его присутствии. Альфред знал, как использовать свои способности на пользу дела. С годами Брюс научился распознавать неуловимые оттенки в манерах своего друга. Альфред «передавал» ему любые новости среди толпы гостей, но никто, кроме Брюса, не смог бы ни о чем догадаться. У него было сухое, ироничное чувство юмора. Он слегка поднимал бровь, едва заметно изгибал губы, меняя интонации. Все это совершенно ускользало от случайного слушателя, но многое говорило Брюсу Уэйну.

Несмотря на преклонные годы, он по-прежнему оставался в хорошей физической форме, хотя стал более колким и неуживчивым, но никто, кроме Брюса, не замечал эти манеры. Его чувство юмора, и так всегда горьковатое и острое, как скальпель, становилось все более едким и саркастическим. Как тот совет не качаться между крышами домов на пустой желудок — сам по себе забавный, а манера, с которой он его преподнес гарантировала успех на девяносто девять процентов.

— Очень хорошо, Альфред, — смягчился Брюс, — я съем что-нибудь попозже. Но сейчас мне необходимо побыть одному.

— Очень хорошо, сэр. Я буду рядом, если понадоблюсь вам.

«Интересно, — подумал Брюс, — сколько раз за минувшие годы он говорил эти слова своему старому другу? Наверное чаще, чем можно было бы сосчитать. Он был человеком, которому требовалось очень много „времени для одиночества“. Намного больше, чем большинство людей смогли бы понять. В душе он всегда был одинок. Всегда, начиная с того рокового дня, когда два выстрела из полуавтоматического пистолета 45-го калибра навеки изменили его жизнь».