Эдуард Шауров - Оракулы перекрестков
Четырёхголосная пешеходная эстакада, по которой шёл Мэй, располагалась в тридцати метрах над землёй. Подойдя к ажурному решетчатому ограждению, можно было разглядеть внизу ещё одну эстакаду, а под ней улицу с движущимися электромобилями. За последние пятьдесят лет высокий транспортный налог сократил число частных мобилей почти в восемь раз, но здесь, в деловом поясе, движение было довольно оживлённым.
Вытянутый эллипсоид бара прилепился к краю эстакады, словно почка растения. Надпись над выгнутой стеклянной дверью гласила: «Гансан Маншаль, лицензия № 600001». Бенджамиль замедлил шаг. Сначала его окатило вспышкой сухого песчаного жара, даже мельчайшие капельки пота выступили на верхней губе, но стоило сделать едва приметное движение в сторону заведения, как жара сменилась прохладой ледяного апельсинового сока. Бену всегда нравился этот рекламный ход. Зимой ощущения менялись: осклизлую промозглость северного ветра смывал аромат горячего кофе. Удивительно, что корпорация до сих пор терпит от частного торговца столь яркую вывеску.
Дверь услужливо отъехала в сторону, и Бенджамиль нырнул в бар. Это был его личный еже пятничный ритуал. Привычка, ставшая неким символом верного хода жизни.
Внутри было тихо, прохладно и безлюдно. Только за одним из крайних столиков дама лет сорока в цветном жакете и цветных бриджах уныло ковыряла палочками блюдце, поглядывая на дверь тоскливыми глазами одинокого человека. Хозяин заведения скучал за стойкой бара, вид у него был рассеянный и грустноватый.
— Здравствуйте, Ганс, — издалека поздоровался Мэй. — Отчего я не вижу улыбки на вашем лице?
Хозяин улыбнулся:
— Проходите, Бен, всегда рад вас видеть, особенно по пятницам. Вам как всегда?
— Как всегда, — подтвердил Бен, взбираясь на высокий барный стул. — У вас всё в порядке, Ганс? Какой-то вы сегодня печальный.
— Печальный? — Гансан пожал плечами. — Вот весной я бываю по настоящему печален. А это так, меланхолия для начинающих.
Он положил на стойку пластиковый шильдик с номером лицензии, поставил на него высокую кружку, наполненную соевым портером, и пододвинул к посетителю. Бен чуть-чуть подождал, пока осядет тяжёлая пена, и отхлебнул тёмную горьковатую жидкость. Нёбо приятно защипало, глаза чуть-чуть увлажнились.
— Хорошо! — сказал Бен с чувством, вытирая губы салфеткой.
— А меня оштрафовали на пять тысяч марок, — неожиданно пожаловался Гансан.
— Сочувствую, — сказал Бен. — А за что?
— Нарушение пятнадцатой поправки к закону Киттеля, — грустно сообщил хозяин.
— Я вообще-то в этом не разбираюсь, не моя сфера…
— Использование в сфере обслуживания программируемых машин, — пояснил Маншаль. — У меня стоял автомат для мойки посуды. На самом деле все так делают, просто мне не повезло.
Бенджамиль покачал головой:
— Не расстраивайтесь, Ганс, со всяким может случиться.
— А я и не расстраиваюсь, — улыбнулся Гансан. — В конце концов, корпорация вытеснит частный бизнес. Это как смерть, можешь возмущаться, можешь нет, всё одно когда-нибудь угодишь в крематорий и продолжишь карьеру в форме удобрения.
Разноцветная дама расплатилась и вышла из бара.
— Слишком мрачно, Ганс. — Мэй машинально проводил женщину взглядом. — Я сейчас не расположен к мрачности. Что это вы всё время крутите в пальцах?
— Это? — оживился хозяин. — Это оракул.
— Что?
— Забавная вещица, раритет. Середина двадцать первого века, электроника, металлический корпус. Можно сказать, антиквариат. — Маншаль положил на барную стойку толстенький диск в четыре сантиметра диаметром.
— А для чего он? — спросил Бенджамиль, отхлёбывая пиво и наклоняясь поближе.
— Он отвечает на любые вопросы, вроде как предсказывает судьбу.
— Судьбу? — Бен осторожно взял диск двумя пальцами. — И как он это делает?
— Нужно взять его в руку, задать интересующий вас вопрос, можно вслух, можно про себя, и шесть раз сжать в ладони, — принялся объяснять Гансан. — И тогда на дисплее, вот здесь, появится ответ или совет, как вам угодно. Дайте его сюда, я покажу.
— А можно мне попробовать самому? — попросил Мэй.
— Нет, Бен, ничего не получится, — заволновался Маншаль. — Оракул отвечает только хозяину.
— Тут какие-то иероглифы, — сказал Бенджамиль, вертя кругляш в пальцах. — Но это не китайские. Чайники так не пишут, скорее похоже на стилизацию. Ганс! Продайте мне эту игрушку.
— Не знаю… не думаю. К чему мне его продавать? — Гансан отобрал диск у Мэя.
Но Бенджамиль уже загорелся идеей покупки оракула и принялся уговаривать бармена.
— Ну для чего он вам, Ганс? — говорил он со всей убедительностью, на какую был способен. — Неужели вы всерьёз верите этим предсказаниям? Это же какая-то ерунда, мистика.
Маншаль вяло сопротивлялся.
— Кончится тем, что вас обвинят в приверженности эзотерике и вообще лишат лицензии, как тихого сумасшедшего, — добавлял мрачных тонов Мэй.
— Ничего не понимаю! Если вы не верите в предсказания, то для чего вам оракул? — в конце концов удивился Маншаль. — Только честно.
— Я коллекционирую редкие безделушки, — признался Бен, — это моя маленькая страсть. Могут быть у человека маленькие слабости?
— У меня полно слабостей, — кивнул головой Гансан, — маленьких и не очень.
— Вот видите! — воскликнул Мэй, ему в голову пришла одна идея. — Ганс, а спросите совета у самого оракула.
Маншаль с сомнением посмотрел на собеседника.
— Ну хорошо, — сказал он наконец. — Почему бы и нет?
Наклонив лицо к своим раскрытым ладоням, он тихонько прошептал несколько слов и шесть раз старательно сжал диск в кулаке.
— А зачем его надо сжимать? — спросил Бен.
— Я думаю, там есть механизм, реагирующий на случайную силу сжатия по принципу чет-нечет. Он имитирует бросок монеты. — Гансан положил оракула на стойку.
— Что он пишет? — Любопытный Бенджамиль даже привстал на стуле.
— В мире всё быстротечно — то омут, то брод.Всё на свете не вечно и скоро пройдет.Нам отпущен лишь миг для утех и веселья.Не держись за былое, не плачь наперед,[1] —
прочитал Маншаль.
— И что это значит?
— Похоже, оракул хочет сменить хозяина. — Ганс растерянно почесал лоб.
— Значит, вы уступите мне игрушку? — полу утвердительно спросил Бенджамиль.
— Похоже, что так. — Хозяин развёл руками. — Я вообще стараюсь быть последовательным. Только, умоляю вас, Бен, оракул далеко не игрушка! И не позволит относиться к себе подобным образом!
— Постараюсь это запомнить, — пообещал Бен.
«Я поставлю его между китайскими шахматами и цветным кубиком-головоломкой», — подумал он и даже представил, как это будет выглядеть.
Маншаль с сомнением покрутил головой.
— А сколько вы хотите за… вещицу? — Бенджамиль бережно потрогал оракула кончиком пальца.
Гансан поморщился.
— Пятьсот тридцать одну марку, — сказал он, не раздумывая ни единой секунды.
Бенджамиль Мэй аж присвистнул:
— Ганс, вы включили в стоимость уважительное отношение?
— Нет. — Вид у Маншаля сделался чрезвычайно довольный. — Уважения оракул добьётся сам. Для вас это дорого?
— Дороговато, — признался Бен. — Два месяца назад я имплантировал себе в ноги аль-найковские мышцы и связки, и мне это обошлось в четыре тысячи вместе с операцией и регенерацией. Может, скинете?
— Исключено, — отрезал Гансан.
— Ладно, будь по-вашему, — вздохнул Бенджамиль. — Всё одно, торговаться я не умею. Пятьсот тридцать так пятьсот тридцать.
— Пятьсот тридцать одна, — поправил хозяин. — И наличными.
— Наличными?!
— Наличными. В моем заведении есть банкомат. — Гансан указал в конец зала.
Не переставая удивляться, Бен слез с табурета и направился к банковскому автомату.
— Этот Маншаль ещё оригинальнее, чем я думал, — бормотал Бен, вставляя мизинец в отверстие.
Банкомат малость подумал, считывая с ногтя информацию, и заявил, что может выдать только тысячную купюру.
— Эй, Ганс! — крикнул Мэй, не вынимая пальца из сканера. — Ваш бессовестный автомат не даёт сотен.
— Я знаю! — крикнул в ответ хозяин. — Берите тысячу, я дам вам сдачу.
Вернувшись к барной стойке, Бен вручил Гансану тысячную купюру, а тот отсчитал четыреста шестьдесят девять марок сдачи. Мужчины пожали друг другу руки.
— У вас действительно искусственные мышцы, Бен? — спросил Ганс, пряча деньги в карман жилетки.
Бенджамиль кивнул.
— Зачем вам это? Вы ведь не спортсмен?
— Люблю велотренажёры.
— А если серьёзно? — На лице Гансана читался неподдельный интерес.
— Да так, ерунда… Дурацкие мечты… Снег и камни, — уклончиво ответил Бенджамиль. — Вот лучше вы мне скажите, Ганс, откуда такая странная цифра: пятьсот тридцать одна?
