Иван Белов - Ненависть
– От него помойкой воняет, – скорчил брезгливую физиономию Пауль. – Фу, гадость какая, мама, не разговаривай с ним, – и потянул женщину прочь.
– Пауль, немедленно извинись!
– Вот еще, папа говорит унтертаны животные, а мне, ведь, не придёт в голову извиняться перед собакой.
– Прекрати, Пауль! Дома я тебя накажу, – немка виновато улыбнулась. – Не обижайся Рудольф. Мы до универсама прогуляться решили, хочется сладенького. До свидания, молодой человек.
– Всего хорошего фрау Марта! – Руди завистливо посмотрел вслед. Мелкий сучёнок оглянулся, и исподтишка показал средний палец. Ничего, когда нибудь и Рудольф будет ходить в магазины, где витрины ломятся от первосортных товаров, и будет покупать что захочется, и машина будет и телевизор и собственный дом. Рейх предоставляет сотни возможностей для работящих и предприимчивых. И тогда он открутит мерзкому мальчику голову.
Через десять минут Руди закончил, впереди две последние точки и часовой перерыв. Останется отвезти добычу на мусороперерабатывающий завод, и можно строить планы на вечер.
На обед Рудольф подъехал без пятнадцати два. В столовой немноголюдно и тихо. Он пококетничал с девушками на раздаче, и уединился за столиком в дальнем углу. В меню был наваристый суп с куриными потрошками, тушеная капуста, кофе и сладкая булочка. Рудольф жадно сглотнул и принялся за еду.
По большому телевизору под потолком показывали новости. В США демонстрации против безработицы и нищеты. Полиция разгоняет толпу слезоточивым газом и резиновыми пулями. Людей избивают дубинками и тащат в автобусы. Совсем молоденькая девушка трясет транспарантом, истошно кричит и падает под градом ударов. Полицейский, с перекошенной рожей, закрывает объектив камеры. Вот до чего доводит власть евреев. Ничего, скоро американский народ одумается, поднимет восстание и свергнет продажное, коррумпированное правительство, идущее на поводу у магнатов и негров. А до этого две сверхдержавы будут грозить друг другу всепоглощающим, ядерным пламенем. В Бразилии экономический кризис и неконтролируемая преступность. Голодные, тощие дети со вздувшимися животами тянут ручонки за подаянием. Наглядный пример как бывает, если страну населяют одни полукровки и выродки. В Африке очередная война. Ничего нового. Рудольф отвернулся.
Стену напротив занимала детально прорисованная карта Германской империи. По позвоночнику прошла легкая дрожь. Великая Германия от Атлантического океана, до Уральских гор, от ледяных северных морей до раскаленных песков Сахары. Города, атомные станции, линии железных дорог, дублированные скоростными автобанами. Все это Третий Рейх. Багровым цветом выделена территория фатерлянда в тысяча девятьсот тридцать девятом. Любой карапуз, еще вчера гунькающий и пускающий пузыри, знает эту историю. Как Германия, словно феникс, восстала из пепла, выдержала невиданное нашествие с востока и запада, опрокинула врагов и принесла народам Европы свободу, изобилие и процветание в новом, прекрасном и справедливом мире. Все это создал один человек – Адольф Гитлер. Его портрет выше карты. Волевое лицо, целеустремленный взгляд, знаменитые усики, военная форма. Простой солдат, прошедший путь до правителя великой империи. Герой и отец нации. Пример для каждого немца.
Черт, – выругался Рудольф, увидев, как в его сторону направился сосед по казарме Олли Гейнрих, тощий, конопатый парень работающий в автомастерской. Принесла нелегкая.
– Привет! – осклабился Олли. – Я присяду? – и не дожидаясь ответа плюхнулся на стул.
– Привет, – обреченно кивнул Рудольф, готовясь выслушать массу «полезнейшей» информации о любовных интрижках, тачках и ценах на запчасти.
– Слышал о происшествии? – понизил голос Олли.
– А должен был? – насторожился Рудольф.
– Ну ты даешь, – хохотнул рыжий. – Все знают, а ты ушами хлопаешь, привык в мусоре своем ковыряться !– и заметив, как Штольке напрягся, примирительно вскинул руки. – Шутка друг, просто юмор, – и прошептал единственное страшное слово. – Террористы.
Рудольф инстинктивно сжался. Террористы. Редко, три-четыре раза в год они появляются из проклятого леса, убивают, насилуют, грабят и растворяются без следа.
– Где? – выдохнул он, забыв о еде.
– У Гердена, напали на колонну, всех убили,– состроил зверскую рожу Олли. – Большая банда, отборные головорезы, вроде даже комиссаров там видели! Настоящие звери.
Тут Рудольф напрягся еще больше. Герден, городок лесозаготовителей всего в тридцати километрах, впервые на памяти террористы появились так близко от Эккенталя. Раньше нападения и убийства случались где-то совсем далеко, вроде чужие проблемы, а теперь бандиты совсем рядом. Ну и дела.
– Да ты не бойся, – беспечно отмахнулся Олли. – Район оцепили, ни одна тварь не уйдет. Наших привлекли, затемно еще выехали.
– Я не боюсь, – огрызнулся Рудольф. «Наши» - это специальный, полицейский батальон, отвечающий за внешнюю охрану города. Патрулируют окрестности, контролируют дороги, участвуют в антитеррористических операциях. Опасная и почетная работа, нечета мусорщику или рабочему. Форма, знаки различия, оружие, мечта идиота. Рудольф хотел попасть в батальон, но судьба распорядилась иначе. Ему тупо не повезло, готовился, подал документы, рекомендации и не срослось. Происхождение подвело. Сирота из приюта не смог доказать комиссии чистоту крови. В единственном документе найденном в пыльном приютском архиве значилось: «ребенок изъят во время спецоперации по уничтожению базы террористов двенадцатого июня тысяча девятьсот девяносто седьмого года, в районе Голчинских болот, родителей установить не представляется возможным». Клеймо на всю жизнь. Вдруг родители были евреями или хуже того, большевиками? Ненависть к этим людям сопровождала Рудольфа всю его жизнь. Сколько раз он представлял, как убивает их своими руками, лишь бы не зачали ребенка в грязной берлоге посреди бескрайних лесов. Он ненавидел этих ничтожных людишек и был безмерно благодарен неизвестному немецкому солдату, не давшему умереть истошно верещащему, годовалому мальчику. На память ему остался шрам от ожога, волной сморщенной кожи и рубцов, спускающийся от левого плеча к пояснице.
– Скоро вернуться должны. Терров постреляют, самым отличившимся гражданство в руки свалится, – завистливо вздохнул Олли. – Везунчики. Это ты будешь мусор лет сорок в шары катать, как навозный жучара, а я в машинном масле плавать, пока заработаем. Хотя, с другой стороны, можно и пулю получить, – закончил он и засобирался. – Ну пока, я побежал, будут новости, расскажу. Вечером созвонимся!
Рудольф вяло кивнул в ответ, дожевывая булку с изюмом. Сладкое тесто перестало лезть в глотку, приобретя какой-то противный, металлический вкус. Придурок Олли, определенно прав, в охранных частях гражданство можно лет за пять получить, если проявишь себя. А на мусоровозе до пенсии катайся, и гражданства как своих ушей не увидишь. Донерветтер! – он взглянул на часы. Пора сваливать, колонна, наверное, уже собралась. Рудольф бегом отнес поднос с посудой на мойку. Нужно торопиться, мусорщика дожидаться не будут. А в одиночку покидать пределы города строжайше запрещено. А тут еще террористы, начальство с ума сойдет на почве усиления мер безопасности. Колонны на комбинат формируются три раза в день, следующая будет в шесть часов, придется ночевать в машине, на территории мусороперерабатывающего завода, а это удовольствие крайне сомнительное.
Рудольф прыгнул в кабину и повел грузовик к восточному КПП. Вечером надо собраться в кино, а потом и на танцы. Сегодня пятница, народу море, такие девочки ходят - залюбуешься.
На перекрестке Фредентшрассе и Лангеблек разминулся с полицейской машиной. Куда они намылились, интересно? У рабочих опять заварушка? Время от времени в общежитиях то воруют, то поножовщину устроят. В прошлом сентябре поляки с турками зацепились, так до крови дело дошло, три трупа, два десятка раненых. Город неделю на ушах стоял, событие года в размеренной и скучной жизни Эккенталя. Ничего, Олли вызнает, к ним, в мастерскую, все слухи сползаются первыми.
Проехал два квартала и притормозил. Место скорби, гордости и преклонения. Справа, на площади, высился мемориал «Павшим героям», памятник солдатам Великой войны. Глыба грубо отесанного гранита. Два бронзовых солдата держат на руках раненого товарища. Суровые лица, сжатые губы, характерные каски. Кожей чувствуешь, как пули свистят, но железную поступь немецкого солдата уже не остановить. Солдата цивилизатора, солдата освободителя, солдата победителя. Композиция пронизана несгибаемым арийским духом. Здесь в любое время года живые цветы. Здесь, с горящими глазами, клянутся белокурые мальчишки из Гитлерюгенда, здесь вручают награды и чтят ветеранов, здесь Штольке получит гражданство и будет стоять на гранитных ступенях с высоко поднятой головой, в едином строю с огромными, отлитыми в бронзе солдатами. Так будет. Руди посигналил в знак уважения, и вдавил педаль газа в пол. Мы всегда будем помнить ваш подвиг.
