Александр Валидуда - На задворках галактики
Человечество все же вышло победителем в затяжной, очень скоро ставшей тотальной, тридцатилетней войне с чужаками. Войне на уничтожение. Мы победили, но надорвались… Рунхи, как чужаков принято было называть (самоназвание до сих пор не установлено, но известно, что 'рунх' – одно из обозначений неких правящих иерархов), так вот – рунхи сошли с галактической арены. Другие известные расы были или слишком слаборазвиты, или слишком самодостаточны, предпочитая не контактировать, а то и вовсе не замечать всех иных рас. Возможно, человечеству ещё повезло, что никому после Катастрофы до него не было дела, а уж кому и было, то и им люди, стоя даже одной ногой в могиле оказались не по зубам. Да, мы победили, но победа далась непомерно дорогой ценой. Это даже не пиррова победа, а ещё того хуже. Уничтожены были десятки населённых планет, свыше сотни миров превратились в выжженные пустыни, другие – избежавшие этой участи, тоже не мало пострадали. Перестали существовать целые народы… И в довершение, на десятки лет воцарился Упадок, когда оказались потеряны многие ценнейшие технологии и прерваны межзвёздные сообщения, скатившись к почти нулевому уровню. Упадок стал тёмной эпохой, трагичной для цивилизации. Сохранённое культурное, а особенно технологическое наследие выглядело весьма жалко. В итоге – в первое столетие после Упадка, когда сколачивались новые звёздные державы, техническая культура пошла по иному пути развития.
И вот прошли века, Катастрофа и Упадок вспоминаются все реже и реже, но всё так же с горечью и содроганием (чего уж говорить о самой войне с чужаками!). Проклятые рунхи канули в небытие, а человечество вновь на пути к своему былому могуществу, но… В том-то все и дело, что 'но'! Ведь никуда рунхи не канули. И об этом знает лишь горсточка людей.
Рунхи, в свое время далеко обогнав человечество в биоинженерии, ещё в середине войны стали приобретать изоморфные способности, а после поражения их недобитки рассеялись по человеческим мирам. И самое скверное в этой истории то, что они считаются полностью истреблёнными, а любые подозрения специальных служб об их существовании так и остаются на уровне подозрений. Но это было бы по большому счету просто пустяком, (ну выжили как-то, ну рассеялись, да и вымерли б тихо и незаметно) но, опять таки, но… Здесь-то и кроится большая такая неприятность – чужаки обладали и обладают (что было выявлено ещё до столкновения с ними) некоторыми сверхспособностями. Социально-иерархическая структура общества рунхов строилась на врожденных либо особым образом развиваемых ментальных способностях индивидов. Обладая той или иной степенью воздействия на окружающих, равно как и способностью ограждаться от подобных воздействий, индивид занимал определённую ступень в иерархической лестнице. Остальные, кого природа обделила такими талантами, находились в самом низу лестницы. К счастью для хомо сапиенс, и среди людей вдруг оказались индивиды с подобными талантами, пусть зачастую с дремлющими, пусть и в гораздо меньшем соотношении с 'нормальными' людьми. Когда-то случайно вскрылось, что и я из таких.
История моей тайной войны с чужаками уходит началом на три с половиной столетия назад, в конец войны, перед самой Катастрофой.
Все началось с донесения командира звена разведчиков об обнаружении неизвестного циклопического артефакта, имевшего явно рукотворное происхождение. Бог весть, как там оказались разведкорабли – в никому ненужной безымянной системе красного гиганта. Но что случилось, то случилось, они обнаружили это странное сооружение на безжизненной, безвоздушной планетке. На донесение командование моего родного 26-го флота отреагировало на удивление быстро, и я бы сказал поспешно. Красная звезда, давно уже не способная обогреть собственные планеты, располагалась далеко в стороне от театров военных действий, поэтому для разведки артефакта ограничились устаревшим лёгким крейсером. Я же, накануне произведённый в чин капитана 2-го ранга, был включён в исследовательский отряд в качестве наблюдателя штаба флота. Ничего подобного я совершенно не ожидал. Не задолго перед этим я выписался из госпиталя и ждал нового назначения, успел отметить свое производство и все мои помыслы крутились вокруг 'Адмирала Краснова', который, как я знал, уже покинул ремонтный док. Это был мой первый и, как оказалось, последний корабль, которым мне довелось командовать. Мало того, что он был моим первенцем, так ещё и имена наши совпадали. Я Краснов и он 'Краснов' – названный в честь геройски погибшего адмирала, моего однофамильца. До того как принять 'Адмирала Краснова', я три года провел при разведотделе штаба 26-го флота, куда меня перевели из-за моих вдруг обнаружившихся способностей. Это назначение не вызывало во мне особого энтузиазма. А вся моя работа зачастую сводилась к непосредственному руководству абордажными командами, когда врываясь на какой-нибудь курьер или иногда на орбитальную крепость, я должен был блокировать фатальное воздействие 'властелинов' на психику. Так мы про себя называли иерархов чужаков. Нередко приходилось содействовать допросам пленных 'властелинов'. Но всем этим я в душе тогда тяготился, меня манило совсем иное. А потому я был наверное действительно счастлив, когда смог получить вакансию командира корабля. Но радовался я не долго, во втором же бою нас здорово потрепало. Я попал в госпиталь, а мой 'Адмирал' в ремдоки. Из госпиталя я чуть не сбежал – настолько боялся не успеть к началу ходовых испытаний. Так что судите сами, насколько я вдохновился своим новым назначением.
Когда прибыли в ту систему, командир крейсера решил произвести посадку в полукилометре от сооружения. Тогда же все и прочувствовали насколько оно грандиозно. Крейсер наш, грозный и по-своему красивый корабль смотрелся на его фоне просто несуразной букашкой. Но впечатления впечатлениями, а необходимо было торопиться, многие в штабе не в восторге были от необходимости изъятия ценной боевой единицы, на что мне недвусмысленно намекнули.
Началась научная осада артефакта. Только через шестнадцать суток по корабельному времени был выявлен способ проникновения внутрь. И вот исследовательская группа скрылась в сооружении.
Нас было двадцать восемь человек – учённых, инженеров и военных… Когда нога последнего исследователя пересекла границу входа, сам вход оказался моментально заблокирован, одновременно перестала работать связь с кораблём. Следом у всех нас разом возникло ощущение, какое бывает после кратковременной потери сознания. По внутреннему самоощущению отключка длилась не дольше нескольких секунд, хотя были и такие, кто говорил о нескольких часах. Удивительно, но все остались стоять на ногах, в тех же застигших нас позах. После короткого обмена мнениями и быстро вспыхнувшей и также быстро погасшей перепалки между двумя 'коллегами', основная часть группы поспешила вглубь артефакта, остальные начали попытки деблокировать вход, бесполезные попытки, как вскоре выяснилось. Лишь через несколько пропитанных всеобщей нервозностью дней, мы узнали всю горькую правду о том, что сотворил с нами артефакт. А он, как оказалось, имел собственный интеллект. Пусть несколько странный и не всегда понятный для человека, но интеллект. Разум, созданный давно исчезнувшей древней расой. Разум, который первым пошел на контакт, предварительно раскрыв своим гостям истинную картину их положения. То, что нам было сообщено, оказалось столь ошеломительно, что многих надолго выбило из душевного равновесия. А положение наше выглядело так: то самое ощущение кратковременной потери сознания было ничем иным как последствием пребывания в локальном стазис-поле, то есть поле, в котором остановилось само время. Ничего подобного наша наука не могла, сколько б не тщились в потугах все наши великие хронотеоретики! И провели мы в этом стазис-поле ровно шестьсот оборотов планеты вокруг красного светила. Почему именно шестьсот, а не, скажем, пятьсот или восемьсот двадцать, или ещё сколько-то-нибудь? Тут, видимо имело место удобная для Разума система исчисления, хотя правду я не знаю до сих пор, да и шут с ней. Это потом уже при пересчёте на стандартные годы было установлено, что артефакт выключил нас из потока времени на двести семьдесят два года. Конечно, мы пытались выяснить причину такого идиотского (с нашей точки зрения) поступка. И получили туманный ответ, который мы интерпретировали, как внутренние колебания Разума считать ли вторжение людей угрозой и о заключенном с самим с собою компромиссе – необходимости 'карантина' и обстоятельного изучения этой свалившейся на 'его голову' формы жизни. Ничего себе карантин – почти три столетия. Представьте, каково нам было после этого сообщения.
На вопрос, что стало с нашим кораблем, Разум просто сообщил, что тот улетел. И всё, больше мы ничего от него тогда добиться не смогли. Спасибо хоть воздух он для нас сотворил, не надо было постоянно в скафандрах таскаться. Да пищей, синтезированной по образцам взятых нами с собой пайков, спустя какое-то время начал снабжать.
