Вадим Громов - Искалеченный мир
Лихо поднялась на ноги и замерла, глядя в сторону мёртвой мишени. Обречённой с секунды на мгновение упокоиться окончательно. Книжник так и вовсе застыл сущим изваянием, переводя взгляд с Алмаза на «стилягу». Он больше всего на свете хотел оказаться на месте снайпера; но в кариесном дупле бриллианты не водятся, вот незадача… Конечно, можно было разрешить шмальнуть разок-другой, будучи заранее уверенным, что Книжник скорее попадёт себе в тощую ягодицу, чем в мишень. С Алмаза бы не убыло. Но рисковать без толку никто не собирался.
Шатун щёлкнул пальцами ровно в тот момент, когда Алмаз потянул спусковой крючок. Ещё одна частичка ритуала, лекарство от скуки. Звуки щелчка и выстрела совпали, и череп бредущего метрах в двухстах от них «пешехода» брызнул бурым.
— Получите и распишитесь… — сказал Книжник, напряжённо сжимая в руках книгу, словно это он с её помощью только что завалил «стилягу».
— Когда Алмаз промахнётся, я влеплю Книжнику такой засос… — Лихо отвела взгляд от оседающего на землю мертвяка и посмотрела на очкарика с бесконечными восторженностью и мечтательностью. Настолько бесконечными, что они попросту не могли быть подлинными. Бесенята в её глазах заметно прибавили в количестве и матёрости. И, перейдя на следующий уровень танцевального мастерства, выделывали сложные балетные па. Книжник вздохнул и уткнулся носом в своё чтиво. Шатун тоже вздохнул даже не разочарованно — какой смысл разочаровываться в том, что просто-напросто не способно меняться? Алмаз никогда не промахивается — и собрался продолжить полуденную дрёму. Попадётся и на нашей тропинке «пешеход». Ужо порезвимся, в ближнем контакте-то…
— Не по-ня-ла… — Лихо вдруг вытаращилась вдаль так, словно там нарисовались две «кляксы», устроившие сеанс смехотерапии путём рассказывания анекдотов про блондинок. И дело было даже не в том, что «кляксы» по природе своей не способны издавать членораздельных звуков.
— Он… он поднимается!
Мертвяк действительно вставал на ноги. Неуклюже, раскачиваясь из стороны в сторону, еле держа равновесие, но вставал! Сказать, что это было невероятно, значило не сказать ничего. Алмаз с ошарашенной физиономией приник к оптике, пытаясь понять, почему происходит то, чего происходить никак не должно.
— Ох-ре-неть! — с чувством выдал Шатун, снова шандарахнув кулачищем по ладони. — Стеклорез, никак не думал, что доживу до такого эпохального события… Ты ли это?
— Что… не… ептыть… — Алмаз опустил «калаш» и обвёл сотоварищей взглядом, в котором бурлила целая гамма эмоций. — А ведь я не промазал. Слышь, Шатун? Глянь сам, если не веришь…
Он перебросил «калаш» верзиле, и тот сосредоточенно прилип к оптике, разглядывая предмет обсуждения. Через несколько секунд гамма эмоций на его лице догнала и перегнала ту, что терзала душу Алмаза, и невысказанный вопрос поняли все остальные: «Какого х…?»
«Калаш», вернувшийся к законному владельцу, коротко выхаркнул ещё один свинцовый сюрприз, и даже на большом расстоянии было заметно, как голова «стиляги» снова дёрнулась от попадания. Но он продолжал идти, раскачиваясь в пространстве зловещим неваляшкой.
Воздух пронзили новые выстрелы, полусгнившая одежонка на груди «пешехода» дёрнулась два раза, но без какого-то видимого эффекта. Хотя, если смотреть с точки зрения мертвяка, эффект как раз был. Четвёрка дозорных таращилась на приближающийся экземпляр фауны, как на ангела, вдруг явившегося перед ними с длинным списком накопленных прегрешений, категорически не подлежащих замаливанию.
— Моя очередь! — коротко рявкнул Шатун. Выскочил на дорогу, по привычке разминая плечи. «Хамелеон» на его груди начал выдавать скупой радужный перелив, и Шатун прихлопнул его ладонью, заставляя погаснуть.
— Куда?! — ахнула Лихо, бросаясь следом, но громила уже рванул навстречу «стиляге». И догнать его могла только пуля. Которая полная и законченная дурища. От других Шатун влёгкую мог и увернуться.
— Первый, я шестой, — Алмаз лающим голосом бросал в рацию короткие фразы, напряжённо следя за убегающими друзьями. — У нас хаос, у нас хаос. Как поняли?
— Понял, шестой! У вас хаос! — рявкнула рация. — Группа пошла! Поточнее можно?!
— «Пешеход» какой-то неправильный попался! — выкрикнул Алмаз, наблюдая, как Шатун приближается к мертвяку. — Первый, отбой!
Рация каркнула ещё что-то, насквозь непечатное, но Алмаз уже не слышал, привычно ловя на мушку цель, продолжающую идти вперёд, вопреки всем законам, к которым жители Материка уже успели привыкнуть за последние три с лишним десятка лет. Прошедшие с момента Сдвига до сегодняшнего дня.
— Привет, вонючка. — В руках Шатуна, почти поравнявшегося с «пешеходом», материализовались два мясницких тесака, неуловимым для глаза движением, выхваченных из поясных ножен. Жмур, ведомый каким-то непонятным чутьём, махнул частично разложившейся конечностью в сторону верзилы.
Тесаки выписали в воздухе пару очаровательных в своей смертоносности кривых, и отрубленная по локоть рука, вместе с представляющей не самое гуманистическое зрелище головой, точнее — тем, что от неё осталось, шмякнулись в дорожную пыль. Тело, лишённое нескольких своих частей, продолжало жить, пытаясь достать Шатуна.
Громила изящным пируэтом переместился за спину «пешеходу». Тесаки скупо располосовали пространство, и тот грохнулся на землю. Отсечённые по колено ноги в грязнущих, полуразвалившихся армейских ботинках постояли ещё пару секунд и попадали в разные стороны, продолжая дёргаться. Из отрубленных конечностей вытекала бурая, едко пахнущая жижа. Шатун подумал ещё чуточку и внёс дополнение, отделив от тела последнюю руку.
Опоздавшая к раздаче Лихо застыла метрах в трёх от копошащейся в пыли анатомии и высказала всё, что она думает о Шатуне, скорчившем из себя героя-первооткрывателя. Точнее — первоотрубателя. Речь была короткой, но образной. Слово «идиот», прозвучавшее в ней, было самым невинным и кротким. Броситься, как сопливый мальчишка, к неизученной опасности, размахивая тесаками… Идиот!!!
Со стороны поста уже неслась группа экстренного вмешательства. Пять мордоворотов, привычно ощупывающих прилегающую местность стволами автоматов, готовых разнести всё и вся в труху, в брызги, в атомы.
— Ну?! — Передний был немногословен.
— Вот… — Лихо показала на никак не успокаивающиеся (во всех смыслах) останки «пешехода».
— Едрыть твою! — одним глазом продолжая пасти окружающую обстановку, а другим уставившись на подползающую к нему руку, описал увиденное командир ГЭВ.
— Точнее и не выразишься…
Старшой пнул добравшееся до его берца предплечье и значимо поведал в рацию:
— Андреич, у нас тут даже не хаос, тут вообще — хрен разберёт что! Сам бы глянул…
— Выдвигаюсь! — озадаченно донеслось из рации. — Отбой!
На пару минут воцарилась тишина, прерываемая лишь звуками пинков, загоняющих ползающие конечности обратно в общую кучу.
— Да это же… Это же… — Появившийся Книжник попытался пролезть поближе к тому, что ещё совсем недавно представляло из себя единое целое. — Быть такого не может!
— Пришёл Книжник, и всё сразу стало понятно… — ядовито хмыкнула Лихо. — А до твоего прихода полдня в умственных корчах бились: ах, что же случилось? Кто бы просветил?
— Он должен был сдохнуть ещё пять минут назад! — Не реагируя на сарказм Лихо, Книжник показал на продырявленный череп. — Чтобы «стиляга» — после такого — ещё что-то делал? Не может быть…
— Как категорично, — протянула Лихо. — Напиши об этом, издадим массовым тиражом. Получишь широкую известность и сногсшибательный гонорар дядиным первачом. Как я завидовать буду-у…
Книжник вновь проигнорировал её высказывание, пытаясь по возможности вдумчиво исследовать шустрые останки. Шатун сгрёб его за плечо и поставил рядом с собой, выразительно указав пальцем. «Стой здесь, шаг влево, шаг вправо — сто отжиманий, шаг вперёд — двести». Очкарик покорно замер, продолжая пожирать глазами загадку, лежащую в полутора метрах от него.
— Что тут у вас? — Коренастый мужичок — лет под шестьдесят, беспросветно седой, в поношенных кроссовках и, как и все тут собравшиеся, в камуфляже — быстрым шагом приближался к ним. В манере держаться, в жестах, во взглядах коренастого легко угадывался человек, в руках которого сходятся почти все нити здешней жизнедеятельности. Лидер, авторитет, твёрдая рука. Человек, способный и принять решение, и признать свои ошибки. Если надо — ответить за них всецело.
— Дядя… Игорь Андреич! — вскинулся Книжник, ожидая, что вот именно сейчас ему разрешат всё-всё-всё. — Скажите им…
— Эмоции отставить! — сухо скомандовал Андреич. — И марш на пост, там один Алмаз остался. Оголённый пост — это что, порядок?
