Алексей Фомичев - Внешняя угроза. Второй шанс
То лето в памяти Титова осталось как самое веселое и спокойное. Теперь и сам не помнил почему.
Рука перевернула две страницы. Большая фотография: пять офицеров стоят под елкой. Над ней транспарант «С новым, тысяча девятьсот шестидесятым годом!» Титов в центре, рядом сослуживцы из особого отдела армии.
Ниже другой снимок: он и Марита сидят за праздничным столом. Это через четыре дня после Нового года. Титов тогда прилетел к жене в Новосибирск, где та была в командировке.
Она специально выбрала работу, связанную с частыми отлучками и разъездами. Была веская причина для такого выбора…
Существовала у них одна проблема – неземное происхождение Мариты. А именно – способность ее организма долго не стареть. И это приносило семье Титовых массу хлопот. Нет, поначалу все шло хорошо. Офицерская семья: молодой муж и молодая жена. Но шли годы. Муж из молодого превращался в зрелого, пожилого, а потом и стареющего человека. А Марита была все так же молода.
Лет до сорока это воспринималось нормально. Но потом… Никакими особенностями организма, никакими косметическими средствами объяснить молодость было уже нельзя.
Марита в свои сорок пять выглядела на двадцать пять, максимум двадцать шесть лет. Знакомые женщины сперва восхищались ее внешностью, потом завидовали, потом начали желчно сплетничать.
Конечно, каких-то особых проблем явное несоответствие возраста и внешности принести не могло, но все же…
И тогда они придумали, как снизить накал страстей. Марита нашла работу, при которой приходилось много разъезжать по стране и бывать в разных местах. Она стала археологом. Работала с двумя институтами. Экспедиции, выезды, командировки… Новые люди, новые лица, новые знакомые. Которые ничего не знали о присланной сотруднице.
Титов, конечно, маялся без жены, но понимал необходимость такой маскировки.
Была и другая проблема. У них никак не мог родиться ребенок. То ли организм Мариты не воспринял новые условия жизни, то ли какая-то несовместимость мешала…
Поначалу оба сильно расстраивались, но потом поняли, что при их жизни отсутствие детей, скорее, благо, чем беда. Хотя Марита всегда хотела дочь, а Титов сына.
Генерал очнулся от воспоминаний, перевел взгляд на альбом. Еще пять фотографий. Он на фоне государственного флага страны. В новенькой, второй раз надетой генеральской форме. Шестьдесят седьмой год. Тогда он получил назначение в третье главное управление КГБ. Ниже снимки с группой генералов и офицеров. Другие снимки с пикников на природе, куда изредка выезжали сотрудники управления.
А вот фото с Маритой в Ленинграде, у памятника Петру Первому. Шестьдесят восьмой год. Здесь отлично видна огромная разница в возрасте между ними. Ей сорок восемь, хотя больше двадцати шести не дать. А ему пятьдесят два. Впрочем, и он выглядел моложе своих лет.
Старания Мариты не пропали даром, Титов имел отменное здоровье и выглядел моложаво.
В семидесятом он перешел на преподавательскую работу. Стал обучать молодых контрразведчиков основам тяжелого и интересного дела. Учил многому, и очень хотел, чтобы они поняли и приняли главную идею их службы – оберегать мир и покой, завоеванный когда-то с таким трудом и такой кровью.
Сложно сказать насколько успешно перенимали знания офицеры, однако генерал знал, что его уважают. И за героическое прошлое, и за принципиальность, и за открытость. И за то, что никогда не заваливал слушателей, не придирался и всегда был готов подсказать, разъяснить, посоветовать.
Следующее фото – уже перед выходом в отставку. Праздничное заседание, высокое начальство – Андропов, еще полный сил и энергии. Чествовали его, Титова, желали многих лет жизни и хорошего отдыха после долгой, активной работы. Да, сорок лет в строю! Четыре года войны и еще год в Западной Украине. А потом тяжелая, подчас по семнадцать-восемнадцать часов в сутки служба. Есть, от чего отдыхать.
Уйдя в отставку в семьдесят шестом, Титов уехал к жене в Сибирь. В небольшой город, куда Марита недавно перевелась. Здесь они прожили восемь лет. Восемь счастливых, прекрасных лет. Пока…
Титов дрожащей рукой переворачивал страницы, ища фотографии жены. Вот они. Марита под сосной, Марита на раскопках какого-то древнего города, Марита на пляже. В свои пятьдесят– шестьдесят она была все той же молодой женщиной: стройная фигура, свежее лицо, никаких морщин и складок. На нее всегда обращали внимание мужчины. А Титова принимали за ее отца или деда. Его это слегка сердило, а Мариту забавляло.
А потом наступил восемьдесят четвертый год. Черный год в его жизни. Марита в начале декабря улетела в Красноярск по делам. Должна была вернуться перед Новым годом. Должна была…
Самолет рухнул неподалеку от города. Никто не выжил.[1]
Титов был сам не свой. С момента похорон до сорока дней после смерти он не произнес ни слова. Да и не с кем было говорить. Он уехал в деревню, чтобы не видеть знакомых и не слушать ненужных слов сочувствия.
Генерал провел рукой по фотографии, закрыл глаза. В памяти всплыло лицо жены. Веселое, совсем молодое…
Любил он ее? Да. Но понял это не сразу. После истории с уничтожением протерисканской разведгруппы были годы войны. А потом нелегкая службы в Германии, скрытое противостояние недавних союзников, так быстро ставших врагами. Было не до каких-то особых чувств.
Он знал, что она ему дорога. Однако насколько дорога, понял только после своего ранения. Когда Марита буквально вытащила его сперва из могилы, а потом из инвалидного кресла. Вот тогда Титов и почувствовал, что значит для него жена. И постарался сделать все, чтобы она была с ним счастлива.
Еще два года после гибели Мариты он жил в Сибири. А потом вернулся в Москву. Вел активный образ жизни. Ездил в лес, ходил на рыбалку, встречался с друзьями. Взял участок за городом и возвел небольшой домик. Летом жил там. В свои семьдесят выглядел хорошо и чувствовал себя неплохо.
Жену Титов похоронил под Красноярском и раз в год ездил туда на могилу. Долго сидел у скромного памятника, смотрел на фотографию и вспоминал. Горечь утраты была еще сильна, но уже утратила остроту.
Эта могила да тайник на даче – все, что осталось на Земле от визита инопланетных разведок сорок с лишним лет назад. И свидетелей той истории уже нет.
Генерал-лейтенант Вадис умер в шестьдесят восьмом, в полном забвении, изгнанный из рядов за «дискредитацию». Генерал-майор Сочнов пережил шефа на семь лет. Ему повезло больше, он был похоронен у себя на родине с почетом.
Полковник Самохин погиб в сорок восьмом на польско-советской границе, подорвался на старой мине как раз в день своего рождения.
Розыскники из группы Титова благополучно завершили войну и разлетелись кто куда. Титов потерял их из виду. Но потом узнал, что майор Кульков был тяжело ранен в Корее, стал инвалидом и умер от кровоизлияния в мозг в шестидесятом.
Подполковник Кузнецов был в пятьдесят шестом в Венгрии, в шестьдесят восьмом в Чехословакии, удостоен правительственных наград. Умер от инфаркта в восемьдесят втором.
Старший лейтенант Парфенов исчез из поля зрения, и сколько Титов не наводил справки, ничего узнать не смог. Возможно, Парфенов попал в заграничную агентурную разведку и оборвал все связи.
Шли годы, многие сослуживцы генерала умирали, кто-то пропадал, кто-то погибал. Ибо для госбезопасности и для контрразведки не бывает мирного времени.
Титов с грустью и болью смотрел на редеющую компанию друзей и знакомых и каждой весной на День Победы недосчитывался кого-то еще.
Подкосила его перестройка: внезапный и быстрый развал сильного государства. Та скорость и наглость, с какой действовал генеральный секретарь, ставший вдруг президентом, удивляли его и наводили на грустные размышления. А потом начались годы отвесного падения страны в пропасть. Разбегание республик, развал экономки, воровство, бандитизм…
Генерал перестал читать газеты и смотреть телевизор. Ибо видеть, как гибнет страна, было выше его сил. А потом была Чечня. Первая война, вторая. Позор России, гибель детей в военной форме, вранье генералитета и Кремля, зверства бандитов.
Первый инфаркт он пережил в девяносто шестом, когда узнал о сговоре чеченской верхушки и преступника-президента. Второй – после взрывов в Москве.
Он пролежал в больнице почти три месяца. А когда приехал домой и увидел себя в зеркале, то не узнал. На него смотрел дряхлый, хилый, совершенно седой старик. И генерал понял, что его дни почти сочтены.
Однако железное здоровье позволило пусть и со скрипом прожить еще десять лет.
Последние годы Титов почти не выходил из дома. Ему никто не звонил. Бывшие сослуживцы и знакомые практически все умерли, близкой родни не было. А перед самым Первомаем генерал вдруг почувствовал, что подошел и его срок. И решил напоследок сходить в город на День Победы.
