Сергей Недоруб - Новая Зона. Вертикаль власти

С этими мыслями Борланд лежал, пока не потерял чувство времени. Ничего интересного за эти часы не произошло. Хрюс продолжал читать журнал, пару раз отключившись на короткий сон. Скорее, гражданская привычка, чем сталкерская. В Зоне было принято спать редко, но долго. Вероятно, на Большой земле Хрюс работал таксистом или вахтером.

Бродяги на этажах вели себя спокойно, распределившись по камерам. Казалось, здесь всех устраивала такая жизнь. Большинство из них дома никто не ждал. У многих наверняка и никакого дома не было. Если бы не отсутствие свободы, жить на «Вертикали» было бы вполне комфортно подавляющему большинству сталкеров. И все равно было тяжело поверить, что здесь никогда не случались массовые побоища. С другой стороны, сталкеры являлись весьма специфическим контингентом, и к ним можно было всегда найти свои рычаги давления. Например, перекрыть поставку подарков в столовой. Очень элегантный кнут, сводящийся к отбиранию пряника — крайне вкусного пряника, без которого «Вертикаль» превратилась бы в самую обыкновенную тюрьму западного образца.

Когда двери камер снова открылись, Борланд подождал немного. Хрюс довольно хмыкнул, свесил ноги и спрыгнул вниз, точно попав в свои ботинки. Прямо выверенные движения бывалого «вертикальца». Зевнув, он спустился и пошел тусоваться с группой товарищей внизу.

Борланд вышел через минуту. Он внимательно следил за уголком «семигранников». Никто на него не смотрел. При виде нижних камер щека заныла снова.

Приняв решение, Борланд начал спуск вниз.

— Далеко собрался? — услышал он голос Камаза сзади.

Борланд обернулся. Пожилой авторитет смотрел на него с третьего этажа. Он был один, без своих прихвостней.

— Ты что хотел? — спросил Борланд.

Старик приветливо махнул рукой.

— Поднимись сюда, — предложил он. — Поговорить надо.

Поколебавшись, Борланд решил так и поступить. Он поднялся на третий этаж, кивнул старику. Тот не предложил рукопожатия. Борланд как раз и не хотел бы этого делать.

— Как живется? — спросил Камаз.

— Потихоньку, — ответил Борланд. — А ваши как?

— Помаленьку.

— Будем сравнивать тихое с мягким?

— Остроумный, — заметил Камаз. — Пошли прогуляемся.

— Весь день гуляю. Куда ты меня ведешь?

— Не нервничай, все нормально. Бродяги останутся внизу. По вечерам я всегда гуляю на балконе третьего этажа. В эти минуты меня никто не смеет беспокоить.

— А как же сталкеры, которые тут живут?

— Они уважают мое желание побыть одному, — уклончиво ответить авторитет. — Если кто-то поднимается сюда во время вечерней прогулки, то это значит, что он хочет спросить у меня совета.

— Я не хочу спрашивать у тебя совета.

— Для всех остальных — хочешь, — заверил Камаз. — Ты же сам сюда пришел. Все это видели.

— Да, ты ловко провернул, — заметил Борланд. — Теперь вся «Вертикаль» увидит, что я бегу каждый раз, как ты меня зовешь.

— Любопытное отношение к жизни. Очень странно, что у тебя до сих пор нет репутации шавки, прыгающий через обруч.

— Может, никто просто еще не подобрал приманку?

— Вот это может быть, — согласился Камаз. — Я могу купить твою преданность?

— Только мое время. И чем дальше, тем оно дороже.

— Тогда можешь считать себя очень богатым. Время — это то, чего у тебя здесь будет навалом. Я советую распорядиться им мудро.

— Например?

— Не валяться на больничном. Именно это тебя ждет, если ты продолжишь цепляться к «семигранникам».

Камаз успел дойти неторопливым шагом до конца балкона. Борланд двигался рядом, стараясь не производить впечатления телохранителя. Развернувшись, авторитет направился в противоположную сторону. Было видно, что он в этом месте успел навернуть не одну тысячу кругов.

— А что плохого в том, чтобы валяться на больничном? — спросил Борланд. — При царе русские солдаты служили двадцать пять лет. По статистике, семь с половиной лет из этого срока они проводили, поправляясь от ран и болезней.

Лицо авторитета тронула маска заинтересованности.

— Что ты знаешь про медицинский отсек? — спросил он.

— Ни разу там не был.

— Конечно, не был, ведь ты все еще здесь. Наверное, тебе это неизвестно, но из медблока нет пути назад. Если кто-то на «Вертикали» получает серьезные проблемы со здоровьем, то его лечат здесь, а затем отправляют в одну из тюрем Владивостока.

— Я этого не знал.

— Так вот, давай сразу разберемся. Если ты продолжишь попытки попасть к «семигранникам», это закончится для тебя медицинским блоком.

— И я попаду во Владивосток.

— Не будь несмышленышем. Не доберешься ты до Владивостока.

— Да я все понимаю.

— Прекрати пытаться попасть к «семигранникам», повторяю. Забудь про эти каюты, иначе они станут твоей могилой.

— У меня есть шанс не попасть в медицинский блок. Может быть, я найду способ разобраться с тем орангутангом у входа.

— Ты про Сергея? Забудь. Просто выбрось из головы и поставь мозги на предохранитель.

— Так у этой туши есть имя?

— Прояви немного уважения. Это Сергей, известный в узких кругах капитан. Отбывал политический срок в адовых условиях. Но он выжил, впоследствии был амнистирован и частично восстановлен в звании в обмен на службу в Зоне.

— Какая красивая история. Я проникся.

— Ты не знаешь, что такое жизнь за решеткой.

— Ты, заключенный, говоришь мне, заключенному, каково жить за решеткой?

Камаз посмотрел на Борланда, словно раздумывая, стоит ли озвучивать свою следующую мысль.

— Знаешь, почему меня здесь уважают? — спросил он.

— Думаю, у тебя есть выходы на охрану.

— Это да. Но откуда они у меня? Тебе не говорили?

— Нет.

— Я единственный из всего здешнего народа, который ранее сидел на верхнем уровне «Вертикали».

— В смысле?

— В прямом. Много лет назад я сидел за решеткой в Орловском централе. Том самом, под которым мы сейчас находимся.

— Внушает, — признался Борланд. — Может, это судьба.

— Начальникам был нужен кто-то, присматривающий здесь за порядком. Решили выбрать меня. Представь, что все мы прячемся в тоннелях метро от ядерной зимы. Представь, насколько будет ценен человек, работавший ранее машинистом метровагона. Вот потому меня и уважают.

— Признаться, я не вижу связи, — сказал Борланд. — Но пусть это тебя не расстраивает. Я не буду оспаривать твою власть. Я дал тебе чипсы — значит признал твое положение.

— Хорошо. Тогда отнесись с уважением к моим советам. Не ищи друзей среди «семигранников». Я верю, что среди них у тебя там были друзья. Это все было в прошлом. Оставь прошлое, переступи, плюнь и разотри. Тебя военсталы не примут, а честные сталкеры отвернутся. Ты станешь изгоем. Дальше будет просто — слово, дело, провокация, медблок, яма два на полтора метра. Приказ о переводе передадут во Владивосток, и эту бумажку все равно никто никогда не увидит. Ты этого хочешь?