Андрей Левицкий - Трое против Зоны

– Эй, Химик! – Никита положил широкую ладонь мне на плечо. – Ты чего, Ромыч сам только что прибежал.

Я потряс головой. Действительно, что это я? С чего я вообще решил, что Федор не сам в аномалию попал? Ну в центре лежит, ну изломан не так, как обычно, когда дробилка сталкеров затягивает, которые неосторожно прошли слишком близко, не заметив аномалию. Бежал за зайцем, шарахнулся от мутанта, дробилка очень сильная – тысяча причин может быть! Сам ведь я постоянно предостерегал других, чтобы не усложняли, Оккамом пугал. А теперь накручиваю.

Просто… просто не верится. Невозможно взять и так быстро смириться со смертью человека, пусть даже он тебе не очень и нравился. Но мы ходили вместе с Федором несколько месяцев, свыклись с ним. С его трудным характером, с удачей, с меткостью. С тем, как любит… черт, любил он шоколад из натовских сухпайков и цапался со всеми окружающими.

Мы еще постояли над окровавленным телом Федора, думая каждый о своем. Затем молча двинулись в лагерь. Там Шнобель, вздыхая, открыл-таки тушенку и сварил быстрый супчик с макаронами. Я сидел на бревне, тупо глядя в огонь. Пригоршня разлил чай, протянул мне и наемнику по кружке:

– Помянем напарника. Молодой был, непутевый, но перспективный. Дробилка ему пухом.

Мы глотнули. Чай был обжигающе горячий, и я закашлялся. Стемнело, пламя освещало наши унылые лица, склонившиеся над костром. Мне вдруг отчетливо показалось, что Федор рядом, он близко, возвращается с охоты и вот-вот вступит в круг света, высвеченный огнем. Скажет: «Опять без меня начали?» – и по своему обыкновению надуется, как мышь на крупу. Но я помнил, как неестественно, как криво была повернута его голова, как почернела земля вокруг шеи, как удивленно смотрели в небо светлые глаза.

Тогда я понял, откуда пошло у людей представление о привидениях. Для каждого человека, с которым мы долго общаемся, образуется у нас в мозгу цепь электрической активности. Крутятся сигналы по нейронам, для каждого человека своя дорожка. И вот человек умирает, исчезает из твоей жизни – а электрические сигналы в мозгу, дорожка эта нейронная, не исчезает сразу. Человека нет, а сигналы крутятся еще какое-то время, крутятся… и кажется тебе, что он есть, что он жив, отошел только, но вот-вот вернется. Отчетливо так кажется, до дури, до дрожи. Почти до галлюцинаций. Вот и мерещились людям призраки недавно умерших людей – это мозг воссоздавал их образы по сигналам от оставшейся дорожки.

Остаток вечера прошел в скорбном молчании. Шнобель долго сидел, глядя в костер, теребил лоскуток на разодранном рукаве и вздыхал. Я думал о том, что у меня только один близкий человек на этом свете – Никита. После смерти брата и его семьи я ведь остался совершенно одинок. Сильно сдружились мы с Пригоршней за то время, что вместе Зону топчем, и теперь не просто напарники, а еще и друзья. И мне было бы очень горько вдруг, вот так внезапно, потерять его.

Я поднял голову и увидел, что сидящий рядом Пригоршня тоже смотрит на меня, примерно с тем же выражением. Мы никогда не говорили об этом ни слова, но сразу поняли друг друга.

А наутро снова пустились в путь. Жизнь про-должалась.

Глава 6

Гнилое болото

– Не нравится мне это задание, Никита, – заявил я, пока Шнобель ходил умываться. – Нутром чую, что-то с ним не то. Давай откажемся, пока не поздно.

– Поздно, мы аванс взяли, на снарягу потратили, – возразил Никита. – И вообще, не стоит. Слухи пойдут, мол, струсили Химик с Пригоршней, слили задание, клиента кинули. А репутация в Зоне порой важнее экипировки, сам знаешь.

Вздохнув, я продолжил сборы. К сожалению, сейчас Никита прав. А когда он прав, так он прав…

Рюкзак Федора я отдал Пригоршне вместе с большей частью поклажи. Он у нас сильный, ему полезно тяжести таскать.

Никита первым делом провел ревизию оружейных запасов молодого. Тот любил пушки и таскал с собой две-три, зачастую разного калибра. Запасной одежды, еды брал по минимуму, предпочитая охотиться, чем брать тушенку, – зато набивал рюкзак разнообразным боезапасом. За что его очень ругал Пригоршня. «Оружие у всего отряда должно быть под один патрон, – наставлял он молодого. – Если кто-то выбыл из строя, его боезапас пригодится всем. Если у одного кончились патроны, другой всегда может поделиться». Но Федора было не пронять в этом вопросе. И теперь Пригоршня выгружал из рюкзака коробки с натовскими винтовочными и пистолетными патронами.

– И ведь не лень же ему все это таскать было! – разорялся Никита, изучая маркировку на картоне. – Главное, все стволы с ним сгинули, так что это все уже ненужное барахло. Ромыч, тебе пару коробок натовского патрона не надо? Бусы сделаешь…

– Заканчивай, Никита, пора дальше двигать. – Я привязал котелок к своему вещмешку, туда же сунул миски с ложками. Аккуратно скатал сложенное полотно палатки в тугой валик, закрепил ремешком, приаттачил к рюкзаку напарника. Позевывавший Шнобель застегивал свой, ярко-рыжий. Недавно рассвело, солнце еще не поднялось. Утро было холодным, но ясным, теплый свет пронизывал лес. И тем мрачней, унылей казалось болото под холмом. За деревьями виднелся висящий над водой туман.

Собравшись, проверив оружие, мы спустились с холма к болоту. Перед нами расстилалась гиблая топь. Хуже всего, что выглядела она усыпляющее безопасной – всего лишь покрытая мхом и травой земля. Но на самом деле мхи затягивают поверхность озер, и под ними образуется жижа из густого ила. Называется такой слой сплавиной или зыбуном. По сплавине можно идти, если она достаточно плотная и толстая. Но стоит провалиться сквозь нее, там, где слой тонкий, – и ты начинаешь тонуть. У трясины нет злого намерения тебя поглотить, просто ты вязнешь в этом полужидком иле. Не от чего оттолкнуться, чтобы выпрыгнуть, вылезти. Барахтаться тоже не получится: жижа сковывает движения. Поэтому если уж ты попал под сплавину – верный конец, ты медленно и неизбежно тонешь.

Место и впрямь гнилое. Солнце сюда как будто и не заглядывало никогда. Мох выглядел бурым, на низкорослом кустарнике висели сизые, тронутые плесенью ягоды. Между почерневшими обломками деревьев была растянута гигантская паутина. Кое-где виднелись окна с темной водой, от которой несло тухлятиной.

Мы постояли, озирая это невеселое место.

– Нельзя ли обойти? – Шнобель потер покрасневшие от холода руки.

– Куда там! – Пригоршня поежился. – Километров тридцать в обход, не меньше.

– Ну, тогда вперед? – и наемник поднял ногу, намереваясь шагнуть на выстилающий болото ковер мха-сфагнума.

Я едва успел задержать его.

– Стой! Во-первых, ты идешь строго за мной. Во-вторых, к воде не подходи, зыбун там тонкий, легко провалиться. Все ясно? Тут вешки проложены, которые только мы с Никитой знаем да еще несколько людей.