Звезданутые войны - Матвей Геннадьевич Курилкин
Осмотрели завал. Дела оказались не так плохи, как казалось сначала — в основном энергия взрыва прошла по тоннелю.
— Если потратить немного взрывчатки, мы вполне можем разбить завал, — вынес вердикт профессиональный подрывник Гил. — Тяготение здесь невысокое, много усилий не потребуется.
— Герман, сейчас у нас, конечно, ты командир, но мне что-то не хочется прорываться дальше именно здесь, — сказала Тиана. Девушка воспользовалась личным каналом, чтобы не демонстрировать остальным несогласие между командованием. Впрочем, никакого несогласия не было:
— Да тут и ежу понятно, что туда лезть не стоит, — согласился парень. — Готовая ловушка ведь. Пока мы туда пробираемся, они оставшуюся часть туннеля заминируют, и как мы туда залезем, нас просто похоронят.
— Ребята, пришло время расходиться по сторонам, — признал Герман. — Жаль, что раньше, чем планировалось, но сами видите — дальше никак.
— Почему? — не понял Гил, и к нему присоединилось ещё несколько голосов. Герман повторил свои соображения про ловушку, и продолжил рассуждать:
— Значит, идём техническими тоннелями. Пока держимся всё равно вместе — красные и зелёные разойдутся после того, как нам откроются прямые дороги в нужные части шарика. И ещё раз напомню — забудьте о своём гуманизме неуместном. Сейчас не только ваши жизни на кону, а всей киннарской цивилизации. А может и всего человечества вообще.
Герман говорил, а на душе у него было тяжко. Разделяться было откровенно страшно — ну не выглядели десантники, как люди, готовые к самостоятельным действиям. Впрочем, до этого было ещё далеко. Нужно было сначала найти хоть какие-то тоннели на той станции, где на данный момент собрались десантники.
«Как же хорошо, что они эвакуировали мирное население», — думал Герман, пробираясь к техническим выходам. Не то чтобы идти приходилось по колено в крови, но трупов в просторной пещере было много. Все — солдаты, в скафандрах. Если бы это были какие-нибудь гражданские в обычных нарядах, было бы тяжело даже Лежневу. Что уж говорить о киннарах! «Этак можно и до бунта дойти. Просто откажутся подчиняться, скажут, что не собираются участвовать в кровавой бойне, и всё. Можно будет собираться и тащиться назад. Как же я не люблю пацифистов!» Даже на лице Тианы, когда она оглядывалась на парня, были видны следы раскаяния и чувства вины. Девушка явно всё понимала, но ей было тяжело. И это после всего, что она увидела. После того, как узнала, что кальмары разводят на фермах разумных существ и лично с этими разумными пообщалась. Остальные и вовсе поглядывали на командира осуждающе. «Хорошо, когда есть злобный, ответственный за всё дяденька, которого можно обвинить в трудных решениях, — раздражённо думал Герман, — Ну ладно, обвиняйте. Мне-то наплевать. Лишь бы Тиана на свой счёт не приняла».
Вышли в техническую часть станции. Отсюда отходило сразу три тоннеля, два из них, вроде бы, в нужную сторону.
— Ну вот и ладно, — пробормотал Герман. — Зелёные идут со мной в левый, красные — в правый. Дин, у красных ты за старшего.
— Почему я? — не замедлил спросить старый знакомый.
— Потому что вопросы задавать не стесняешься и пытаешься учиться, — честно ответил Лежнев на общем канале. — Остальным, такое ощущение, пофигу — только и делают, что молчаливо меня осуждают. Чистоплюи нашлись, тоже мне!
— Я тоже осуждаю, — честно сказал Дин.
— Да пофиг. Задолбали. Знаете поговорку: критикуешь — предлагай. Вот кто предложит способ обезвредить планетоид, не устраивая полноценного штурма всеми наличными силами, да так, чтобы сохранить жизни не только солдат, но и кальмаров — вперёд. Я немедленно сложу с себя полномочия, и буду делать то, что скажете.
Предложений не последовало.
— Тогда засуньте своё осуждение в задницу, — просто предложил Герман. — Всё, расходимся. И не дай бог кто-нибудь потеряется!
— Это какой бог? — уточнил опять-таки Дин на личном канале. — Омниссия?
«Твою мать, уже и здесь это откуда-то появилось, — ужаснулся Герман. — Вот ведь какая штука — религия! Как газ — занимает весь предоставленный объём. Только в данном случае — все предоставленные мозги, особенно если до этого в них религии не было».
Отвечать он не стал, только выругался грязно. Неприятные предчувствия не располагали к философским разговорам. Причём предчувствия совершенно особого рода — Герман не ждал какой-то беды, он боялся проблем с десантниками. «Сейчас кто-нибудь наткнётся на гражданских, откажется их убивать, начнёт просить, чтобы их взяли в плен…»
Проблемы начались гораздо раньше, чем встретили гражданских. Сначала Дин доложил, что у него потерялась одна из групп, ушедшая в соседний тоннель.
— Ну так действуйте, как запланировали, — ответил Лежнев, — Они знают, что если связь потерялась, надо вернуться туда, где она была. Ждите, когда появятся.
Подождали. Через пять минут та группа снова появилась на карте, но потерялась другая, ушедшая чуть вперёд. Снова пришлось ждать. В это время ещё один десяток наткнулся на ещё более серьёзную проблему.
— Командир, у нас тут дверь была закрытая. Мы её взорвали.
— Молодцы, — не понял Герман, зачем об этом докладывать. Он уже вырезал три таких двери (экономил взрывчатку), другие группы тоже молча преодолевали такие препятствия.
— Спасибо. Но сразу за ней обнаружился шлюз. Там, за дверью, явно какое-то герметичное помещение. Если мы его тоже взорвём, герметизация нарушится.
— И что?
— Но ведь может произойти какая-нибудь авария! — проникновенно сообщил десантник.
— Так это же замечательно! Чем больше аварий произойдёт на планетоиде — тем нам лучше!
— Хорошо, командир, — неуверенно ответил солдат.
Пока решали крайне трудный вопрос, нужно ли устраивать аварию на планетоиде моллюсков, случилась ещё неприятность — очередная группа дошла до разветвления. Тоннель, по которому они шли, разделялся аж на четыре. Причём две ветки вели вроде бы в нужную сторону. Самое неприятное — та группа, которая столкнулась с этой невероятно сложной задачей, не стала докладывать о проблеме сразу, а устроили бурное обсуждение, куда идти дальше. Герман ведь ввёл железное правило — меньше, чем по десять человек не делиться. А подходящих тоннелей — целых два. Устроили голосование, и, такая неприятность, голоса разделились пополам. Всё это Лежнев узнал уже постфактум, когда случайно
