Я [ненавижу] аристо - Рик Рентон
И это меня, значит, занудой только что обозвали… Но противный писк в моей голове никак не желал успокаивался:
— И в одном из них ты как раз теряешь башку из-за всех этих фокусов с волчьей кровью! А? Как тебе такое?
Да это ничтожество, за которым мы сейчас гонимся — до сих пор вне себя от ужаса! Я чувствую это всё лучше и лучше. Его след уже перестал быть тонкой линией в общей картине мира, сотканного из запахов. И с каждым нашим прыжком он становится всё более чётким… Тошнотворная смесь из отчаяния, паники и босяцкого бесчестия…
— Какой же ты тупица! — Москит продолжал пищать с неподдельным негодованием. — Как же тебя образумить-то…А! Придумал! Стой!..
И не подумаю! Моя кровь уже закипает — точно так же, как и у моей напарницы. Добыча всё ближе! Победа в этот раз, конечно, невелика… Но зато эта вонь, наконец-то, прекратится! Вместе с биением этого трусливого сердца!
— Да послушай ты, дурака кусок! А что если этот беглец — ваш единственный…
— Р-р-а-в!!!
Таисья первой догнала улепётывающий от нас тощий силуэт. И, обнажив клыки, прыгнула ему на спину…
Но тут же покатилась кубарем в сторону — когда я столкнул её встречным прыжком.
Наша добыча упала ничком в мелкий сугроб и затряслась от ужаса. А моя напарница немедленно вскочила на задние лапы:
— Ты!!! — Она уставилась на меня, пригнув оскалённую морду к земле. — Предатель!!!
Её молниеносный прыжок метил мне в горло. И я не без труда сумел подставить под её клыки толстое одеяло у себя на плече:
— Стой!
— Подонок!!! — Перекатившись после промаха, разъярённая волчица выплюнула клок шерстяной материи и немедленно атаковала повторно. — Вонючий зверобой!!!
— Да стой же!!! — Когда я снова подставил под её когти своё пончо, его край превратился в разлетающиеся лохмотья. Наши игры начинали напоминать иберрский бой с быками…
Но на сей раз атаковал уже я.
Приземлившись на прокатившуюся по снегу волчицу сверху, я вцепился ей в загривок и прижал её когтистые лапы к земле. Близкий запах разъярённой напарницы, полный обиды и жажды мести, пьянил ещё больше, чем возле библиотеки.
Но сейчас я ещё меньше хотел поддаваться этому чувству, чем раньше:
— Остановись!
— Г-Р-Р-Р-А-А-А-В!!! — Она сделала попытку освободиться, вывернула шею и щёлкнула челюстями у моего уха. Но, несмотря на её прежнее бахвальство, я всё-таки был тяжелее. И сильнее.
И вновь сжал зубами её вздыбленный загривок:
— Стой! Это не добыча!
— Предатель!!! — Бессильное рычание ничуть не теряло яростных нот.
— Это не добыча! Это наш след!!!
— Ну, наконец-то… Сообразил…
— Р-рав! — Волчица умудрилась вывернуться ещё раз. И клацнула зубами в воздухе у моего носа. Но теперь уже скорее по инерции, чем от злобы. Хотя запахи досады и уязвлённой гордости я от неё ещё чувствовал. Конечно, никто не любит проигрывать. Пусть даже и своему напарнику. И пусть он будет хоть тысячу раз прав.
Что ж… По крайней мере, мы, кажется, всё-таки определились с вожаком…
Движение сбоку!
А, это всего лишь тот самый трус… Наконец-то, решился поднять лицо из снега и постараться отползти подальше. Но только для того, чтобы увидеть прямо перед собой мой оскал:
— Кто ты?
Хотя, пожалуй, даже если бы я смог прочесть его личный запах за этой вонью из паники и ужаса, мне бы он ничего не сказал.
Как и беглецу, очевидно, ничего не говорило моё низкое рычание — всё, что было слышно обычному человеку вместо вопроса. Язык нашей стаи, он, конечно не слышал и не понимал. В воспалённых от слёз глазах лишь продолжала расти паника, снова ударившая мне в нос ещё сильнее.
— Нужно не так! — Неожиданно сзади послышался голос Таисьи.
Неожиданно — потому что это снова был недовольное девичье ворчание. А не тот сладкий утробный рык, от которого в моих жилах закипала волчья кровь.
Подпрыгнув к беглецу, девчонка без затей потянула его за ухо и вдруг резко двинула кулаком прямо в нос:
— Кто хочет убить Гора⁈ Говори, кабал вонючий!
Взвыв от боли, щуплый паренёк, похожий на хорька, кажется, уже собирался снова расплакаться. Да он же всего на несколько лет старше Тима!
А моя напарница, похоже, решила выместить на нём всю ту обиду и ярость, которая ещё клокотала в ней после моего нападения и короткой победы. И поэтому снова двинула ему в пятак ещё до того, как тот открыл рот и заревел.
— Да погоди ты! — Даже в таком состоянии всё моё существо протестовало против подобного обращения с беззащитным пленником.
Не знаю, что вместо слов услышала от меня яростная девчонка. Но, недовольно покосившись на мой оскал, она лишь с силой оттолкнула голову пленника обратно в грязный снег:
— Ну давай, зверобой! Попробуй сам, раз такой добренький! — Поднявшись на ноги, она сложила руки на груди, отступила на шаг и состроила брезгливую гримасу. — А я посмотрю, как у тебя это получится!
Ну теперь-то как раз получится…
Ведь полицаи в местном околотке не раз пытались проделать со мной похожий трюк. Когда хотели узнать, куда делись колёса с беспилотников, припаркованных у местной управы. Вместо того, чтобы задать вопрос самим себе — почему рядом с нашей нищей управой вообще стоят беспилотники, цена которых больше бонуса нашего головы за сто лет его работы.
Один холуй обычно сходу пророчил мне каторгу лет на десять, постоянно хлопая по столу и дыша в лицо дымом дешёвых папирос. И когда я продолжал сидеть перед ним, глядя в пустоту, на допрос заходил второй. Ведя пустые разговоры за жизнь, он обычно предлагал попить чайку. Иногда даже с баранками. Но так как я точно знал, что Тим-младший предварительно залепил камеры парковки снежком или слякотью, то результат этот «добрый» полицай получал тот же самый — я сидел, зевал и смотрел в стену мимо него. Тогда они снова менялись местами, пока им окончательно не надоедал этот театр.
Иногда я, конечно, слегка получал от злобного напарника по мордасам и рёбрам… Но это стоило того, что мы потом с мелким выручали за эти колёса в местной авторазборке — у никогда неунывающих бородачей из Северного Зекистана. И ещё я точно знал, что часть выручки за эти колёса зекистанцы потом всё равно отдадут тем же самым держимордам из нашего околотка. Поэтому эти «актёры» в погонах обычно не очень долго ломали передо мной комедию на две роли…
Вот и сейчас, присев возле пленника, я не стал больше рычать или скалиться. А просто протянул к его разбитому носу небольшой снежок. В отличие от окружающих нас талых сугробов, он был чистый — снег для шарика я только что собрал на соседней еловой ветке.
— Пф! — Наблюдая за этим жестом, Таисья вновь презрительно фыркнула.
Я ещё раз настойчиво пошевелил снежком, заодно принюхиваясь к реакции пацана. В конце концов, это же простой кабалёнок, а вовсе не наёмный убийца. И сейчас кто-то, возможно, просто использует его в своих целях — как и всю жизнь до этого. Жизнь, которую он сам для себя не выбирал. Ему просто «повезло» родиться в семье, где папаша или вдрызг проигрался или пропил кучу заёмных денег. И теперь сын вынужден был отрабатывать долг семьи даже после смерти своего нерадивого предка.
Но пока я всё ещё чувствовал его страх… Неуверенность… И вот, кажется, слабый запах надежды… Да, он меня понял. И всё-таки осторожно потянулся за снежком.
Пока кабалёнок прижимал его к носу, я покосился на девчонку и шевельнул ухом.
Она снова фыркнула, прежде чем ответить:
— Да это я тебе и сама скажу. Полотёром он тут батрачит. — И далее девчонка обратилась уже к пленнику. — Ты чё тут сегодня-то делаешь? Выходной же!
— Д-д… Д-д…
— Говори, ну! — Рявкнула на него Таисья, топнув от нетерпения ножкой. — Тоже доктор пустил⁈
— Д-д… Д-долг отлабатывал…
— Да я и так знаю, что ты тут долг отрабатываешь! Кто тебя сегодня сюда пустил, говорю⁈ Доктор? Или ещё кто?
Я шумно выдохнул, призывая девчонку успокоиться. Если он начал батрачить с того момента, как только ходить научился — как и прочие кабалята — не стоит ожидать от него блестящей смекалки. Хорошо, хоть, что вообще пару слов может связать. Но, по крайней мере, врать он тоже не умеет. А если бы и рискнул — я бы это понял даже в своём привычном обличье.
В это время, выронив от испуга снежок, паренёк растерянно хлопал
