Закон Кремля - Силлов Дмитрий Олегович sillov

– Дети есть жестокий существ, – глубокомысленно произнес Колян.

– И с тех пор этот слепой шаменок людей возненавидел люто и цель себе поставил – истребить их всех до единого. Ну, ты ж, Снар, сам знаешь: когда есть цель – откуда только силы берутся? Вот и слепец тот шамский, когда подрос окончательно, от своей цели крышей съехал. В каких Полях Смерти он прокачивался – этого никто не знает, но теперь он ментально управляет ордами нео, которые как нефиг делать разгромили армию шайнов и теперь готовятся к решительному штурму Кремля.

– Мой думать, что у них есть это получиться, – сказал Колян.

– Ага, мой думать то же самое, – невесело усмехнулся Шерстяной. – Нео плодятся как кролики, качают потомство в тех Полях, в какие их слепой шам мысленным приказом посылает, и на выходе получаются супернео, рядом с которыми дружинники – что крысособаки супротив матерого жука-медведя.

– Ну, не так уж все плохой, – возмутился было Колян. Но тут же вздохнул: – Хотя, может, ты и правый. Я видеть, как супернео убивать фенакодус. Взял – и разорвать как тряпку.

– То-то и оно, – заметил Шерстяной. И добавил с грустью: – Конец Кремлю. Не сегодня-завтра эта слепая тварь двинет свои орды на красные стены, и тогда людям ловить будет нечего. Ну все, пришли.

Я услышал, как Шерстяной шарит по стене лапой, после чего в кирпичной толще вновь послышалось гудение – и в тупике перед нами начал медленно открываться просвет. Ничего удивительного, кстати. Помнится, читал я, что еще две тысячи лет назад греческий математик и инженер Герон Александрийский разработал автоматические ворота на основе противовесов. Что стоило строителям Кремля воспроизвести подобное на случай длительной осады крепости? Удивительно было бы, если б они не продумали подобные пути отхода.

Тяжеленная заслонка отодвинулась – и мы оказались в грязном подвале, заваленном остатками сгнившей мебели, какими-то ржавыми трубами и другим мусором. Судя по кладке кирпичных стен, подвал был современником Кремля, а растрескавшееся бетонное перекрытие над нашими головами свидетельствовало о том, что дом над подвалом был перестроен в гораздо более позднее время.

И не факт, кстати, что тот дом сохранился, так как подвал освещали лучи восходящего солнца, проникавшие через внушительную дыру в перекрытии.

Сзади загудело. Я обернулся.

Заслонка, отгораживающая подземный ход от внешнего мира, медленно затворялась. Примерно через полминуты она встала на место – и слилась со стеной. Захочешь щель найти – не найдешь, настолько идеально все подогнано.

– Умели раньше делать, – вздохнул Шерстяной.

– Ага, умели, – усмехнулся Колян механическим голосом. – Сумеешь, когда сзади тебя маячить стрелец и за малейший провинность ставить к стенка.

– Ты там был, железяка? – набычился мутант. – Вечно он все знает. Что за жизнь пошла? Кругом все умные, шо пипец, на хрен послать некого!

– Может, хватит собачиться? – проговорил я. – Свалить бы отсюда, однако.

До дыры в перекрытии было не допрыгнуть – в стародавние времена на высоте потолков не экономили, даже если это подвал.

Но это оказалось не проблемой.

Тело кио, которое где-то раскопал Колян и приспособил под себя, было рассчитано на сверхтяжелые нагрузки. Например, подтащить к дыре несколько ржавых стальных труб и связать из них что-то вроде постамента, оказалось для Коляна парой пустяков. Завораживающее зрелище, конечно: в туче ржавой пыли то ли робот, то ли человек гнет голыми руками сталь, которая скрипит, стонет и местами рвется, не выдерживая нагрузки.

– Здоровый кабан, – почесав в затылке, изрек Шерстяной. – Если б он мне так втащил с ноги, как тому дружиннику, я б, пожалуй, умер во второй раз.

– Готово, – сказал Колян, торжествующе потирая грязные ладони и явно гордясь собой. А гордиться было чем – над полом метра на полтора возвышался эдакий памятник хаосу из труб, скрученных самым немыслимым образом.

Тем не менее конструкция выглядела надежной, и я первый как самый легкий успешно ее испытал, выбравшись наружу. Следом вылезли мутант и серв с телом кио.

Мы оказались в глухом переулке, словно надгробиями заставленном домами старинной постройки – как целыми, так и полуразвалившимися, со следами от снарядов, похожими на старые рваные раны.

– Да, блин, – сказал Шерстяной. – Двести лет назад тут было жарко.

– Это точный, – произнес Колян. – Мой помнить то время. И до сих пор не понимать, зачем была тот война. На планета Земля очень многий свободного места, еда, вода, ресурс. Работать, добывать, повышать благосостояний. Воевать зачем? Мой не понять.

– Однако ты же воевал тогда, и ничего, – хмыкнул Шерстяной.

– Я быть очень глупый, и я не воевать, а чинить боевой роботы, – резко бросил Колян. Ишь ты, проняло, завелся новоиспеченный киборг!

– А один хрен, – махнул лапой мутант. – Все равно ты был в армии, работал на противника. Воюет не только тот, кто из пушки стреляет, но и тот, кто снаряды подает, и кто ту пушку чинит…

Неизвестно, чем бы закончилась их перепалка, но внезапно Шерстяной осекся, глядя на что-то за моей спиной.

Я обернулся.

И замер…

Потому что это была она.

Мария.

Девушка, которую я встретил много лет назад и полюбил настолько искренне и по-настоящему, как не любил до этого никого. Говорят, что первая любовь не забывается. Правильно говорят. Как бы я ни старался забыть Марию, как бы ни загонял память о ней в самые глухие и темные тайники своей памяти, они всегда оставались со мной. Я всегда знал, что воспоминания о Марии живы во мне, как угли, тлеющие под толстым слоем пепла в потухшем костре.

И вот сейчас эти воспоминания о прошлом, вырвавшись наружу, тряхнули меня так, словно я попал в эпицентр аномалии «электрод». Пронзили насквозь тысячами молний – потому что она шла ко мне, протянув навстречу руки. Такая же молодая и прекрасная, как в тот день, когда я впервые увидел ее – и не придал значения той встрече, еще не поняв, что влюбился раз и навсегда…

– Осторожно, Снар, – раздался механический голос сбоку от меня, рядом – но словно из другой реальности. – Осторожно. Это Мара.

– Какое тут «осторожно», если нам всем конец? – хрипло проговорил другой голос.

Но мне было плевать на эти далекие голоса. Я шел к ней, понимая, что не может она быть настолько молодой и завораживающе красивой – но все равно шел, летел к ней, как мотылек, летящий на свет и не думающий о том, что может фатально обжечь крылья…

Я обнял ее, начал целовать, понимая, насколько сильно соскучился по ней, по запаху ее волос, по нежной, бархатистой коже, по приоткрытым мягким губам, словно созданным для поцелуев. Я и не думал никогда, что моя огрубевшая сталкерская душа способна на подобные чувства, – и оказалось, я жестоко ошибался.

Но все же какая-то тоненькая, мерзкая нота не позволяла мне полностью раствориться в этом прекрасном океане любви. Словно маленький вредный комар зудел у меня в голове, отвлекал, действовал на нервы…

И она это почувствовала.

– Не бойся, – прошептала Мария, обвивая тонкой, но сильной рукой мою шею. – Ты ведь спас меня от скучной жизни обыкновенной городской девчонки, дав новую, страшную и прекрасную одновременно. И за это я отблагодарю тебя так, как умею только я…

В этот момент в ее глазах промелькнуло что-то знакомое. Будто в восхитительной глади горного озера, отражающего голубое небо, словно зеркало, вдруг обозначилось что-то темное, зловещее, медленно поднимающееся со дна…

И тут я вспомнил, где видел этот взгляд!

Не далее, как прошлым утром нечто такое же промелькнуло во взгляде Василисы перед тем, как она ушла. Черное, жуткое, ледяное, словно через глаза девушки меня обдало настолько неистовой волной ненависти ко всему живому, что я невольно отшатнулся…

Но остался на месте, потому что она держала меня за шею с неженской силой, словно обвила ее не тонкая девичья рука, а пучок стальной арматуры.

– Ну что, Иван, вот мы и встретились снова, – проговорила она. – Вчера я думала, что это был последний раз – встретились, позанимались любовью по старой памяти, разбежались. Но все эти сутки меня не отпускала мысль, что я не оплатила старый долг тому, кто отнял у меня мою жизнь. Может, серую, скучную, неинтересную, но я теперь никогда не узнаю, какой она могла бы быть, – ведь я однажды встретила тебя. И вот теперь я то, что есть: чудовище, ненавидящее людей. Ты подарил мне эту ненависть, Иван, ты отнял у меня мою жизнь, ты превратил меня в чудовище – и сегодня я пришла расплатиться с тобой за это. Не случайно же нас свела судьба после того, как я уничтожила караван жалких людишек, правда? Все в этом мире не случайно. Признаться, сначала я растерялась, приняв облик мертвой дурочки, что валялась под телегой: я только что выпила из нее жизнь, и это было легко, даже ты не заметил подмены. Потом я захотела тебя как обычная женщина, запудрила мозги слезливой историей, заставила увидеть то, что мне было нужно, – и, получив свое, просто ушла, хотя надо было тебя убить прямо там, в этом вонючем доме. Но сейчас я передумала. И нашла тебя, почуяла искру любви ко мне в твоей жалкой душе, слабую, но заметную, как маяк в ночи. Ты же все еще любишь меня, Иван, Снайпер, Снар, легенда Зоны или как там еще тебя называют в других мирах? Признайся, любишь?