Гарпия - Александра Лисицина
Десять шагов, разделявших меня и тёмные фигуры, я преодолел, кажется, за пару прыжков, рванулся было ближе, но жар всё ещё был слишком сильным. Он откинул меня назад, к людям и отчаянию.
Я обернулся к фигурам: они почему-то дрожали у меня пред глазами, рябили, словно я смотрел на них сквозь воду.
– Где она? Где Кирхе? – закричал я им всем, и собственный голос прозвучал чуждо, сипло и отдалённо.
– Слиабан очищен, – не отрывая взгляда от пламени, проговорил Намус Грод.
Я не верил собственным глазам и ушам. Вот так просто поджечь дом, не разбираясь, виновна ли его обладательница!
– Что вы наделали?! – я снова метнулся к догорающему дому, и никто не стал останавливать меня: к пожарищу было не подойти, жар выжигал лицо и грудь.
– Ты всё-таки пришёл, брат Йоген. Я думал пригласить тебя, но решил, что ты не оценишь моих методов восстановления справедливости и власти Уль-Куэло в этом тёмном месте.
– Это твоя справедливость? Ты обещал суд! Это он?!
– Добро пожаловать в реальный мир, Йоген.
И словно в ответ на эти слова возопили шрамы, оставленные гарпией. Я опустил взгляд: на груди по рубашке медленно расползалось липкое чёрное пятно.
– Ведьмина метка! Огонь очистит и тебя, как очистил это место! Как сжёг ведьму! – раздался слева от меня женский голос. Его владелицу я видел впервые: она выглядела потерявшей рассудок: вытаращенные глаза бегали, всклокоченные волосы метались, как живые, челюсть отвисла. – Ведьма мертва-а!
– И сестра моя отомщена, – прогудел рядом с ней крупный мужчина, в котором я с трудом узнал того кузнеца, что отказался объясняться с Ютером.
Я взглянул на следующего – и человек съёжился под моим взглядом. И даже он здесь…
– Она была чудовищем! Она околдовала меня!
– Да как ты можешь?! Кирхе была права, что не стала даже слушать твои признания – вот цена им, – я указал на догорающий дом.
– Ведьма мертва, – прервал меня Намус Грод, – и это тот результат, ради которого прибыли в Слиабан и я, и Ютер… и ты, брат Йоген.
Даже особый упор на слове «брат» уже ничего не мог вернуть вспять. Вера моя была крепка, да вся выгорела.
– Да будь ты проклят!
Мой меч с наслаждением покинул ножны.
Женщина исторгла из себя звук под стать своему безумному лицу.
Солдаты ордена по обеим сторонам от судьи-дознавателя обнажили оружие.
Но мне уже совершенно точно нечего было терять: с горящего огнём лба по брови стекла густая чёрная слизь. Я размазал её по щеке, словно боевой раскрас, оскалился и напал.
Сложно сказать, что за сила вела меня: сталь пела в моей руке и упивалась кровью. На фоне выла и визжала эта женщина.
Меч взлетел по широкой дуге, не позволяя даже возникнуть мысли о том, чтобы попробовать обойти меня со спины. В тот момент, когда первый солдат-«светлячок» упал с распоротым животом, краем глаза ли, или больше ощущениями я заметил, что Ситтэль-музыкант пытается медленно и незаметно исчезнуть, покинуть поляну у сгоревшего дома. Я ускорился. Когда второй охранник Намуса Грода медленно, как в болотной тине, заносил руку для удара, я толкнул его ногой в живот, отбросив в жаровню сгоревшего дома. Его вой взлетел в мутное небо, поддержав ненадолго крик обезумевшей женщины, и, перейдя в сипение, стих.
Уже разворачиваясь, я почувствовал, как обожгло спину справа – мой бывший наставник всё-таки достал меня. Я рассмеялся смехом обречённого: что такое этот порез по сравнению со вскрывшейся раной у меня на груди.
– Ну, Йоген, давай посмотрим, каково это выйти против того, кто знает все твои мысли наперёд!
– Давай. Но ты слишком много просиживал зад в кабинетах, чтобы знать: в бою нет места мыслям.
Меч вошёл в его горло мягко и легко, как нож входит в варёную куриную грудку, ещё до того, как на лице Грода отразилось понимание сказанного мной.
Теоретически у кузнеца был шанс спасти себя и нанести удар в те несколько мгновений, в которые мой меч входил в шею судьи-дознавателя и покидал её под хрипы и бульканье, вырывавшиеся из распоротого горла. Но он упустил его, стоя в ожидании неизвестно чего. Когда я развернулся к нему, последние сомнения покинули кузнеца, и он побежал. В этот момент я только заметил, что настала тишина: женщина перестала визжать.
Я гнал кузнеца вдоль по тропе, ведущей к жертвенному камню. Чёрная ярость застилала мне глаза. А может, это была всё та же чёрная липкая дрянь, что вновь сочилась из рассечённого клювом гарпии лба. Дважды кончик меча чиркал по пропотевшей одежде кузнеца, и дважды ему удавалось увеличить разрыв в последний момент. Но тропа сделала всё за меня: грузный и тяжёлый, он замешкался на краю уступа, потерял драгоценные секунды и упал с обрыва. Он сбил дыхание, возможно, сломал что-то, но мне было всё равно. Я приземлился на обе ноги, будто спрыгнул с обычной ступеньки, а не с высоты своего роста, и рубанул кузнеца по шее. Пройдя насквозь и врезавшись в камень, клинок высек сноп искр.
И настала тишина.
Тяжело дыша, я прошёл к краю уступа и увидел, почему всё-таки безумная женщина прервала свой крик. Как и кузнецу, ей не повезло (или повезло?) упасть с каменного уступа. Но, в отличие от мужчины, для неё падение оказалось смертельным. Я посмотрел наверх, вдоль почти вертикального склона холма, где продолжало дымиться то, что было домом Кирхе. Значит, эта женщина просто бросилась прочь наугад и упала с самого верха. Расплющенная голова и вывернутые под неестественным углом конечности красноречиво свидетельствовали о силе удара.
Я огляделся. Музыкант исчез. Разум мой был закрыт плотным покровом гнева и крови, но я уже понимал, что долго это не продлится: скоро усталость и раны возьмут своё, и мне не под силу будет даже муху прихлопнуть.
Поэтому я побежал вперёд. Вряд ли эта трусливая душонка успела далеко уйти.
И действительно, Ситтэля я обнаружил у подножия холма, внизу, съёжившимся за жертвенным камнем. Я подошёл, устало волоча ноги по расползающейся подтаявшей земле.
– Пожалуйста, Йоген. Не надо. Прошу. Я же ничего не сделал!
Он выплёвывал слова дрожащими губами, сгорбившись, выкручивая себе пальцы.
– Я не… Я никогда! Я же любил её, ты же знаешь!
Я молчал. Ситтэль сделал шаг назад.
– Ты же даже не пытался остановить их.
– Я бы не
