Белый волчонок - Маркус Кас
Я так усердно ищу в нём признаки главного злодея империи, что забываю о нагнанном страхе. Его рукопожатие уверенное, но не чрезмерно сильное. Мы официально представляемся друг другу.
— Очень рад познакомиться с вами, молодой человек, — и голос обычный, не высокий и не низкий, немного хриплый и тихий, как у людей, которым приходится много говорить.
Дед, как и отец, тоже оказавшийся тут, уходят, оставив нас наедине. Дед напоследок одаривает меня задумчивым печальным взглядом. Прощается он что ли? Рано вы сдаётесь, родственники.
— Постараюсь не сильно задерживать вас, — Панаевский усаживается в кресло.
Сажусь напротив и невольно тоже выпрямляюсь, глядя на его осанку. Мужчина проводит рукой по волосам, хлопает ладонью по подлокотнику. Щека его дёргается, перетягивая на себя внимание.
— Итак. Ритуал вашего посвящения чуть не закончился трагедией.
Он смотрит меня так, словно это был вопрос. Пожимаю плечами и утвердительно киваю.
— Вас это не беспокоит? — удивление на его лицо вполне натуральное.
— Я остался жив и здоров. И чувствую себя отлично, — насчёт последнего я уже не так уверен.
— Похвальный оптимизм. Слабость, тошнота, кошмары?
— Нееет, — наступает моя очередь удивляться, наш разговор похож на стандартный опрос врача.
Панаевский рассеянно смотрит по сторонам, чуть кивая. Плечи его расслабленно опускаются, рука опять лохматит причёску. И тут всё резко меняется.
Я только и успеваю раз моргнуть, как мужчина распрямляется. Взгляд его обращается ко мне. И теперь эти остекленевшие глаза пугают. А жуткое подёргивание уголка губ усиливает эффект.
Тело его окутывает сияние. Если тьма, а именно она окружает его, вообще может сиять. У ног мужчины из этого чёрного тумана появляется гепард. Крупные пятна на шкуре зверюги различить можно с трудом, они почти сливаются с буро-серой шкурой. Спину огромной кошки рассекают длинные полосы.
Я часто моргаю, удерживая взгляд на глазах Панаевского. Дыхание сбивается, внутри поднимается сила и приходится сдерживать и её. Спокойно, никто на нас не нападает.
Несмотря на то, что ни гепард, ни его хозяин не шевелятся, чувство опасности нарастает. Вся комната постепенно погружается в мутный туман. Меня продавливают силой.
И я понятия не имею, что с этим делать. Мысленно обращаюсь к богам, божествам, духам, предкам и всему прочему бестиарию.
В носу нестерпимо щекочет, словно дымка вокруг это пылевая завеса. И я чихаю. Громко и от души, аж звенят хрустальные стаканы на столике между нами.
Это становится совершенно неожиданным не только для меня, но и для Панаевского. Давление отступает, свечение остается только вокруг его тела, зверюга исчезает. Безопасник прищуривается на меня, глаза его наконец оживают:
— Будьте здоровы.
— С-с-спасибо, — мне даже становится немного стыдно, такой момент испортил. — Извините, пыльно тут.
Панаевский демонстративно осматривает комнату. Н-да, чтобы найти тут хоть одну пылинку, надо сильно постараться. В идеально чистой гостиной даже случайно забредший паучок самовыпылился бы.
У меня, видимо, аллергия на не очень дружелюбно настроенных ко мне людей. Я и раньше на таких чихал, но не так буквально же.
Но отвлекаю я безопасника ненадолго. Свечение сгущается, темнеет. Тьма бурлит и выплевывает щупальце, которое резко устремляется ко мне. И сразу второе и третье.
Пахнет жареным во всех смыслах и моя сила окутывает меня коконом. По-прежнему дырявым. Времени латать нет и только надеюсь, что это хоть как-то сможет защитить.
И когда этот недоделанный осьминог касается меня, то я глохну. Визг стоит такой, что кажется лопнут стекла в окнах. Щупальца мельтешат перед глазами, в ушах долбит ультразвуком. Меня просто впечатывает в кресло, не пошевелить и пальцем.
Моё сияние мерцает, кипит, плюясь каплями, разваливается хлопьями. Оглушительная тишина наступает так резко, что выбивает стон. Вашу. Мать…
— Вы в порядке, Игорь? — слышу я равнодушный голос откуда-то издалека.
Сука! Ты же сейчас чуть не прибил меня, хтонь.
— Конечно, — мне кажется я говорю слишком тихо, но оказывается, что почти ору. — Устал немного, долгий день был.
От злости сводит скулы, слух окончательно возвращается ко мне. Я всё ещё не могу пошевелиться, но хоть смотреть могу открыто. Я. Тебя. Убью.
Вижу, читает это в моих глазах.
— Надеюсь, молодой человек, вы будете столь же убедительны и перед Сед-кесу, отрицая слова лжи, — вкрадчиво произносит он.
Имя второго бога режет по ушам, ударяется о черепную коробку изнутри так, что чуть слезу не вышибает. Уууух, внезапно. Вот уж от какой встречи я не ждал такой пользы.
Панаевский поднимается, тяжело и напряжённо. Надеюсь, для него это тоже не прошло легко. Мне уже не поднять и руку.
Чувство, словно переехали товарняком. А потом сдали задним ходом и переехали ещё разок. Только и остается, что злобно смотреть.
— Потому что меня лично вы не убедили, — добавляет он, делает дежурный поклон и выходит.
Так куда же ты убегаешь? Давай ещё… Я отрубаюсь.
* * *
— Эй!
Меня трясут и хлещут по щекам. Не похоже, что добивают. Но шансы есть. Открываю глаза и вижу бледную рожу брата. За его спиной ходит туда-сюда дед, в дальнем кресле сидит отец.
— Очнулся, — Яр оборачивается и отступает.
— Ну тогда поздравляю, — дед останавливается и вымученно улыбается. — Значит, проверку ты прошёл.
— Это нормально вообще? — я делаю попытку подняться и падаю обратно — рановато.
— Ты ослаблен после ритуала. И совершенно не умеешь защищаться. Будь ты в форме, потрепало бы конечно, но не так ощутимо.
— То есть, вы знали, что меня ждёт и отдали ему? — вопрос риторический, но забери меня хтонь, если не получу прямое подтверждение.
— Игорь, — отец напрягается. — Если бы мы прятали тебя, то разговоров не было вообще. Так что да, мы знали, что тебя ждёт. И в случае отказа от проверки тоже.
Зашибись семейство. Не, так-то я их мог понять. Если тут все так заморочены на даре и его контроле, то я представляю реальную опасность. Но это не значит, что меня это устраивает.
Ну накачайте успокоительным, отправьте в детскую группу, изгоните в конце концов. Ах да, последнее только через свежевание. Да у меня больше шансов выжить и в таком случае, чем ещё раз столкнуться с этим палачом.
У меня получается подняться, кажется, на одном упрямстве. Почитал книжку на ночь. Пошли они к тем самым демонам. Мне надо выполнить приказ бабули — поспать.
* * *
Будит меня мерзкое пищание. Я долго ищу источник раздражающего звука. Будильник, обычный механический, стоит в