Ближний Круг - Василий Анатольевич Криптонов
Вместо ответа учитель расстегнул куртку.
— Медленно, — вскинув руку, предупредил я, — без резких движений!
Учитель усмехнулся, показав крепкие белые зубы. Подчёркнуто медленно он запустил руку себе за ворот рубахи и достал белую жемчужину, висящую на серебряной цепочке. Наверное, красивая безделушка, а впрочем, я в таких вещах не разбираюсь. В той среде, откуда я вышел, считалось, что носить драгоценности — привилегия женщин.
— Урок первый, — сказал учитель. — То, что ты видишь, слышишь и чувствуешь, может ничего не означать. Истинное знание всегда глубже. Нужно научиться не смотреть, но видеть.
Прозвучало умно. И как будто было каким-то образом связано с белой жемчужиной. Договорив, учитель спрятал её обратно под одежду и застегнул куртку.
— То, что ты чувствуешь, — продолжал он, — это одна сторона истинного знания. Ты знаешь, что я могу. И я действительно могу многое. Но моя энергия определяется тем, что я делаю.
— А можно немного проще? — попросил я.
— Присаживайся. — Учитель подбородком указал на скамейку напротив.
Скамейка была деревянной. Когда-то её покрасили белой краской, которая теперь потемнела и облупилась. Я смахнул чёрные комочки давно мёртвых листьев, и они упали на пол с недовольным шелестом. Усевшись, внимательно уставился на учителя.
А в следующий миг вскочил. Откуда он вытащил две изогнутых сабли — я не заметил, но не мог поставить себе это в упрёк. У учителя не было ни ножен, ни чего-либо ещё. Ножам я бы не удивился, подозревал, что потёртая куртка хранит немало секретов. Но две сабли?!
— Это две сестры, — сказал учитель и положил сабли на пол посередине беседки. — Их зовут Мария и Аделаида. Они родились в один день, у них один отец, но очень разная судьба. Мария всю свою долгую жизнь прожила в частной коллекции. С неё стирали пыль. Обнажали раз в несколько месяцев, чтобы показать тем, кому интересно смотреть на обнажённых девушек такого рода.
Учитель не выпрямился, он говорил, склонившись, и его пальцы касались навершия одной из двух сабель, лежащих на полу. Потом пальцы перебежали к рукоятке другой.
— Аделаиде досталась другая участь. Она купалась в крови турков и австрийцев, сменила немало рук. Мокла в холодной воде, грелась у костров, а единственной грубой лаской, которую знала, были прикосновения точильного камня.
Я с уважением посмотрел на Аделаиду. Родственная душа, что и говорить.
— Сейчас они выглядят совершенно одинаково и служат одному господину — мне. Какая из них более опасна?
— В смысле? — удивился я. — Они одинаковы!
Учитель улыбнулся и выпрямился, раскинув руки по спинке скамейки.
— Прекрасный ответ, ваше сиятельство. Просто великолепный. Я думал, мы с вами в самом начале долгого пути, но вы, оказывается, уже сделали несколько самостоятельных шагов. Действительно, обе эти сабли одинаково опасны в руках того, кто намерен убить. И одинаково безвредны в ножнах, на стене оружейной комнаты. И всё же, если бы они были людьми, прекрасными девушками-близнецами, которых зовут Мария и Аделаида, то Мария была бы белым магом, а Аделаида — чёрным.
— Кажется, дошло, — протянул я. — То есть, вы — как та Мария? Никогда мухи не обидели, но это не значит, что не можете?
— Грубовато, но близко к истине, — кивнул учитель. — Нашу магическую суть определяют поступки. Но быть белым магом — не значит быть нежной мимозой. Если бы всё обстояло так, мы бы уже давно вымерли. Однако чёрные пока могут лишь мечтать о таком исходе. Скоро вас представят его императорскому величеству, где вам нужно будет показать свою доблесть в поединке с чёрным магом. Необходимо победить, оставшись при этом белым. Именно этому я вас научу. Но для начала…
Учитель медленно сунул руку в карман куртки и вытащил оттуда ещё одну жемчужину. В серебряной оправе, но без цепочки. В его руке она была белой. Он бросил жемчужину мне, я её поймал, повертел в пальцах и вздрогнул.
Из молочно-белой глубины как будто выплеснулась чёрная клякса. Она расплылась по поверхности жемчужины. Две трети сделались чёрными, треть оставалась белой.
— И что это значит? — поднял я взгляд на учителя.
— Вы знаете, — жёстко сказал тот.
И он был прав. Я — знал.
* * *
— Первое, что вам понадобится — вырастить личное оружие, — сказал учитель. — Времени мало, поэтому выбор нужно сделать сегодня. Это будет оружие, к которому вы привыкнете, которое станет продолжением вашей руки и вашего духа, поэтому ориентируйтесь при выборе не на то, что красиво смотрится на картинках журналов, а на то, с чем вам будет удобно работать.
— Вы сказали — «вырастить»? — Я огляделся. — Здесь?..
Мы стояли посреди двора. С одной стороны был дом, с трёх других нас обступал заросший до непроходимости сад. Учитывая всю глубину моих магических познаний, я бы не удивился, если тут принято сеять оружие и наблюдать, как оно вырастает. Представилось поле, утыканное торчащими лезвиями вверх саблями…
Интересно, чем поливать такое поле? Кровью?
— Суть магии, — сказал учитель, глядя мне в глаза, — состоит в том, чтобы при помощи намерения добиваться изменений в вещном мире. Маг создаёт необходимое, и мир вынужден ему подчиняться. Иногда это происходит мгновенно, иногда — занимает годы. Всё зависит от конкретного ритуала или заклинания. Представьте ваше идеальное оружие, а затем осознайте, что оно уже у вас есть.
— Какие-то критерии? — уточнил я.
Инструкция, несмотря на дикое звучание, была вполне понятной. Если я и буду задавать вопросы, то лишь после того как что-то сделаю. Одно, пусть даже самое неудачное действие даёт больше, чем десятки часов, проведённых за разговорами.
— Хороший вопрос, — кивнул учитель. — Предоставлю вам самому на него ответить.
Великолепно.
Я вздохнул и закрыл глаза. Критерии… Так, ну, оружие — это инструмент для лишения человека жизни. Можно придумать кучу других определений, чтобы завуалировать неприглядную суть, однако истина такова: оружие издревле создавалось с одной лишь целью — убивать. Уже сама идея как-то плохо вяжется с путём белого мага.
Обзавестись оружием и не пользоваться им — полнейшая глупость, проще уж сразу лечь в гроб. Значит, нужно такое оружие, которым можно наносить, скажем так, контролируемый урон. Огнестрел тут — сразу мимо. В критической ситуации ты не думаешь о том, чтобы прострелить человеку коленную чашечку, а палишь, куда придётся. Приходится зачастую в грудь или в живот, а это в большинстве случаев — смерть.
Колюще-режущее тоже не вариант. Даже ножевой бой — в большей степени миф,
