Джеймс Дашнер - БЕГУЩИЙ В ЛАБИРИНТЕ
Томасу не понравилось публичное упоминание его имени рядом с именем Бена — так он ещё острее чувствовал свою ответственность. Только этого и не хватало — стать центром общего внимания, того и гляди, навлечёшь на себя ещё больше недовольства. Чувство собственной вины переросло в гнев, трансформировалось в желание обвинить кого-нибудь другого. Теперь ему больше всего хотелось, чтобы с Беном было покончено, чтобы всё это поскорее завершилось.
Из толпы по одному выступили несколько ребят, подошли к шесту и ухватились за него обеими руками, словно собирались играть с кем-то в перетягивание каната. Одним из них был Ньют, другим — Минхо, таким образом, подозрения Томаса насчёт того, что он был Стражем Бегунов, подтвердились. Мясник Уинстон тоже занял позицию.
Как только каждый из них оказался на своём месте — десять Стражей, равномерно распределённых между Алби и Беном, — на Приют опустилась полная, глухая тишина. Единственными звуками были приглушённые всхлипывания Бена. Из глаз и носа у него текло, он утирался и пытался оглядываться по сторонам, хотя ошейник на шее не давал ему увидеть шест и держащих его Стражей.
Чувства Томаса вновь претерпели изменение. Бен ведь явно был не в себе, разве он заслуживал столь страшной судьбы? Неужели для него ничего нельзя сделать? И что — теперь Томасу придётся всю оставшуюся жизнь прожить с чувством вины и ответственности? «Да давайте же! — мысленно кричал он. — Скорее бы всё кончилось!»
— Пожалуйста... — твердил Бен звенящим от отчаяния голосом, — пожа-а-а-алуйста! Кто-нибудь, помогите мне! Зачем вы делаете это со мной!
— Заткнись! — рявкнул Алби.
Бен не слышал его. Он продолжал умолять, оттягивая кожаную петлю на своей шее:
— Кто-нибудь, остановите их! Помогите! Пожалуйста!
Он обводил одного за другим умоляющим взором, но все смотрели в сторону. Томас быстро спрятался за спиной паренька повыше — может, Бен его не заметит... «Я не в силах снова смотреть в эти глаза», — подумал он.
— Если бы мы позволяли таким шенкам, как ты, оставаться безнаказанными, — промолвил Алби, — то никто бы из нас не дожил до этого дня. Стражи, приготовьтесь.
— Нет, нет, нет, нет, нет! — тихо плакал Бен. — Клянусь, я всё!.. Я больше никогда!.. Пожа-а-а-а...
Он сорвался на крик, который тут же был заглушён громовым ударом — Восточная дверь начала закрываться. От камней летели искры, правая стена с оглушительным грохотом скользила влево, отгораживая Приют от ночного Лабиринта. Земля тряслась. Томас не знал, хватит ли у него мужества наблюдать дальнейшее.
— Стражи, пошли! — крикнул Алби.
Голова Бена дёрнулась назад, в то время как сам он качнулся вперёд: это Стражи толкнули шест в направлении ко входу в Лабиринт — и долой из Приюта. Из горла Бена вырвался душераздирающий вопль — он заглушил даже грохот сходящихся стен. Мальчик упал на колени, но его тут же вздёрнул вверх стоящий впереди Страж — кряжистый черноволосый парень с застывшим на лице гадливым оскалом.
— Не-е-е-е-ет! — брызгая слюной, кричал Бен. Он метался, теребил ошейник, пытаясь сорвать его с себя. Но совладать с общей силой Стражей он не мог. Те толкали обречённого ближе и ближе к выходу из Приюта — как раз когда правая стена была уже почти на месте. А Бен всё кричал и кричал: «Не-е-е-е-ет!»
Он пытался упереться ногами в порог, но это ему удалось лишь на долю секунды: рывок шеста вытолкнул его в Лабиринт. Вскоре изгнанник оказался в более чем четырёх футах от границы Приюта; он всё дёргался, стараясь вырваться из тисков ошейника. До полного закрытия Дверей оставались секунды.
Последним титаническим усилием Бен сумел извернуться в ошейнике и оказался лицом к приютелям. Томасу не верилось, что он видит перед собой человеческое существо: в глазах Бена светилось безумие, на губах пузырилась пена, мелово-бледная кожа с выступившими венами натянулась на костях. Он выглядел как пришелец с другой планеты.
— Внимание! — прокричал Алби.
И тогда Бен завизжал — от его протяжного, пронзительного воя у Томаса зазвенело в ушах, и он прикрыл их ладонями. От такого душераздирающего животного крика, у парня, наверно, разорвались голосовые связки. В самую последнюю секунду передний Страж как-то сумел отсоединить наконечник, к которому был прикреплён Бен, и выдернул шест, предоставляя изгнанника его судьбе. Стены с громовым раскатом столкнулись, и крики несчастного резко оборвались.
Томас закрыл глаза и с изумлением ощутил, как по щекам ползут слёзы.
ГЛАВА 15
Вторую ночь подряд Томас укладывался спать, преследуемый образом Бена. Его лицо так и стояло перед глазами, выжигая мозг, мучая душу. Если бы не происшествие с бедным парнем, как у Томаса обстояли бы дела сейчас? Он почти уверил себя, что, наверно, был бы вполне доволен, даже счастлив, с нетерпением окунулся бы в свою новую жизнь и стремился бы достичь цели — стать Бегуном. Почти. Глубоко в душе юноша понимал, что Бен — лишь одна из его многочисленных проблем.
Но теперь его нет — жертва того, что случилось там, снаружи, он навсегда изгнан в мир гриверов. Они забрали его туда, куда обычно уносят свою добычу. Хотя у Томаса имелось множество причин презирать Бена, он, по большей части, жалел его.
Томас и вообразить не мог, каково это — вот так вот оказаться в Лабиринте. Но судя по последним мгновениям Бена, когда он извивался в конвульсиях, рыдал, плевался и вопил, не приходилось сомневаться в важности главного правила Приюта: никто не должен выходить в Лабиринт, кроме Бегунов, да и те — только в дневное время. А поскольку Бена уже однажды ужалили, то он знал лучше любого другого, что его ожидает.
«Бедный парень, — думал Томас. — Бедный, бедный парень...»
Томас поёжился и перевернулся набок. Чем дольше он раздумывал, тем менее удачной казалась ему идея стать Бегуном. И всё же каким-то необъяснимым образом она продолжала привлекать его.
Наутро небо едва посветлело, а в Приюте уже начали раздаваться будничные звуки рабочего дня. Они разбудили Томаса, который впервые после своего прибытия сюда по-настоящему крепко уснул. Он сел и принялся тереть глаза, стараясь встряхнуться, прогнать тяжёлую дремоту, но махнул рукой и повалился обратно в надежде, что о нём не вспомнят.
Через минуту надежду грубо развеяли.
Кто-то похлопал его по плечу. Разодрав глаза, он наткнулся на пристальный взгляд Ньюта. «Ну что тебе надо?» — подумал он.
— А ну вставай, дубина.
— Тебе тоже доброе утро. Который час?
— Уже семь, Чайник, — ответил Ньют с насмешливой ухмылкой. — Так что я дал тебе отоспаться — ещё бы, после пары этаких денёчков!
Томас привёл себя в сидячее положение, проклиная всё на свете и желая только одного — поваляться ещё часика четыре.
— Отоспаться? Вы что, парни, дремучая деревня совсем? С курами встаёте... — «Деревня»? Откуда он знает, что это такое и как там живут? Опять шуточки памяти!
— Ага. Да, раз уж ты об этом заговорил... — Ньют плюхнулся рядом с Томасом и уселся, подогнув под себя ноги. Несколько мгновений он помолчал, наблюдая за поднимающейся будничной суетой. — Сегодня поработаешь с Червяками, Чайник. Посмотрим, может, тебе это придётся больше по вкусу, чем резать глотки несчастным чушкам-свинюшкам.
Томасу надоело, что с ним обращаются, как с младенцем.
— А не хватит меня так называть?
— Как? Чушка-свинюшка?
Томас выдавил смешок и потряс головой:
— Нет — Чайник. Я же теперь не самый новый новичок, разве не так? Та девица в коме теперь Чайник. А меня зовут Томас. — Он встрепенулся при внезапном воспоминании о девушке — об ощущаемой им странной связи с нею. Нахлынула неясная грусть, словно он хотел видеть её, даже тосковал по ней... «Что это ещё за бред? — упрекнул он себя. — Я даже не знаю, как её зовут!»
Ньют откинулся назад, подняв брови:
— Ну и ну, да ты, никак, за ночь отрастил приличного размера яйца!
Томас игнорировал комплимент и продолжил:
— Кто такие Червяки?
— Так мы называем парней, что целыми днями стоят воронкой кверху в Садах — ну, там, копаются в земле, полют, сажают и прочее.
Томас кивнул в нужном направлении:
— Кто у них Страж?
— Зарт. Хороший парень, до тех пор пока не отлыниваешь от работы. Это он — тот великан, что стоял вчера первым на шесте.
Томас отмолчался: надеялся как-то ухитриться и прожить день без упоминаний о Бене и Изгнании — эта тема приводила его в замешательство и заставляла остро чувствовать свою вину. Поэтому он заговорил о другом:
— Так почему ты припёрся меня будить?
— А чем тебе моя рожа с утра не угодила? Не нравлюсь, что ли?
— Не так чтобы очень. Так что... — Но тут раздался грохот расходящихся стен. Он посмотрел в сторону Восточной двери — кто его знает, а вдруг там стоит Бен? Но увидел не кого иного, как Минхо — тот потянулся, потом вышел за порог, наклонился и что-то подобрал.
