Андрей Прудковский - Дхана и иные миры
Прошло ещё два года. Училась я уже на отлично. В свободное время шефствовала над учениками младших классов. Наверное, стараниями Радогаста среди них было много предрасположенных к телепатии. Играя с ними в прятки, угадайки и т. д., я незаметно развивала их способности. Любочка уехала в город учиться, а с братом своим Радеком я так и не сблизилась. Он всё грустил, вспоминал отца и тоскливо дудел на флейте. Скоро и он уехал в армию, и мы остались вдвоём с мамой Валей.
Отец Иоанн тоже ушёл. Я бы чувствовала себя совсем одинокой, если бы с отцом Иоанном у нас не установилась устойчивая мысленная связь. Я знала, что он стал странствующим монахом, что он ходит по монастырям и везде проповедует «четверную молитву» для борьбы со злом. Кое-где смеются над этим «правилом Иоанна», говорят, что водку все пьют на троих, а молиться брат Иоанн предлагает — на четверых. Но кое-где успешно опробовали «правило Иоанна» при лечении бесноватых, и пользуются им.
А однажды в моей жизни произошло неожиданное. Я проснулась от жуткого крика и ощутила сильнейшую боль. Проснувшись, поняла, что всё это мне приснилось. Но беззвучный крик продолжал стоять в ушах. Наспех одевшись, я побежала по холодной от росы улице к Госпиталю. В дверь, наверх, на второй этаж — там лежал тот, кто беззвучно кричал. Сёстры тихо дремали в сестринской, когда я ворвалась к ним и потребовала хоть какого-нибудь обезболивающего. Не сразу они поняли, что я хотела его дать раненому, привезённому в госпиталь этим вечером. Наконец, мысленный крик умолк, а я так и осталась сидеть около постели. Он был огромен и страшен, весь обмотанный бинтами. Только правое рваное ухо торчало из-под повязки. Он спал, а я дремала рядом с ним на стуле и видела его сны. Страшные сны, где в него стреляют, а он прячется, а затем он стреляет — и падают, падают враги. Или он летит на какой-то машине, а в него опять стреляют, и машина горит, и он горит и летит к земле на горящем парашюте. И опять, и опять…
Я пропустила школу и просидела в больнице целый день. К вечеру он очнулся. Он ничего мне не сказал, а просто сразу потянулся ко мне мыслями, и вот мы уже вместе. Ни с кем, никогда не было у меня такого полного единения. Он не умел регулировать свои мысли, не умел мысленно разговаривать, он обрушился на меня единым шквалом своей запутанной жизни. Я утонула в ней, не в силах разобраться: с драками, смертями, погонями и приключениями с неведомыми мне девами. В ужасе от всего этого я вскочила и убежала домой.
На следующий вечер после школы я опять пришла к нему. Так я просидела у него много вечеров, пока его не выписали, и пока он опять не уехал на неведомую мне войну. Его звали Пётр, и я знала, что он ещё обязательно вернётся.
Да, я не написала ещё о своём любимом отце Ра. Почти ничего не изменилось, опять он был от меня далеко-далеко. Только теперь он был на Дхане, а я на Земле. Я уже знала, что Земля и Дхана — две разные планеты, отстоящие друг от друга на миллионы километров. И я, скорее всего, никогда не смогу вернуться домой.
Но отца я продолжала слышать, а он меня — нет. Он вернулся в своё племя к новому муравейнику, но ненадолго. Его страшные сны о земле демонов беспокоили окружающих. Старейшины обучили его и мою маму «соединению четырёх» и отправили их в путешествие по Дхане, чтобы всюду они пронесли весть об «ужасных демонах», с которыми всем придётся сражаться и о мудрости четырёх истин, которая только и может помочь в грядущих сражениях.
Так, мои отец и мать отправились в путь. Они летали на грибах, тонули в болотах и сражались с чудовищами. Иные племена их принимали на время и слушали весть, иные — гнали в испуге и шептали вслед охранные заклинания. Но нигде не могли они задержаться надолго, так как папины сны пугали всех до холодного пота. С другой стороны, именно эти почти реальные сны доказывали, что отец ничего не сочиняет, и что время демонов близится!
Радек Рексович — курсант спецназа.
Вот и пришёл мой срок: медкомиссия, прощание с мамой, сестрой, и — в путь. Сначала на сборный пункт. Оттуда нас распределяли по специализациям, а самых здоровых и сильных отбирали в отдельную группу. И как я попал именно туда?! По сравнению с остальными, я был самым маленьким и хилым. Да, мне удалось подтянуться сто раз подряд и присесть двести, но это говорило больше о моём малом весе, чем о крепости моих мышц. Тем не менее, — я среди самых, самых! Нам сказали, что мы будем учиться на спецназ. А это значит, что мы всё должны уметь.
Сначала я был даже горд собою. Но это быстро прошло. Всем было нелегко, и мне тоже. Но особенно тяжко мне давались кроссы с тридцатикилограммовыми рюкзаками. Для моих шестидесяти пяти килограммов веса это было слишком, не то, что для остальных, весящих за сто. Нелегко мне приходилось и на занятиях борьбой. В отличие от спортивных состязаний нас не делили по весу. Тренер говорил, что противника не придётся выбирать, что мы должны уметь драться с любым. Так мне приходилось драться с теми, кто значительно тяжелее меня. Меня бы наверняка в конце концов покалечили, но тут стала проявляться моя способность предугадывать действия другого. Я всегда успевал уходить от удара и неожиданно наносить ответный. Я не мог причинить кому бы то ни было серьёзного урона, но по очкам часто побеждал. За победу в ежегодных соревнованиях меня поощрили увольнительной в ближайший городок. Погулял, заглянул в музеи, посидел в кино и вернулся к вечерней проверке.
Я был счастлив и не чувствовал, что это начало конца. Да, косилась на меня тройка так называемых привилегированных курсантов. У них здесь служили папы, и им часто давали те или иные поблажки. Они всё время пытались учить других армейским порядкам, которые, как они говорили, впитаны ими с молоком матери. При других курсантах они не могли мне сделать ничего плохого, так как не только я их недолюбливал. Если же я оставался один, то без труда избегал их, так как они всегда выдавали себя своими мыслями.
Так излишняя самоуверенность меня подвела. В очередной раз я обнаружил их вечером сзади себя и поспешил вперёд в узкий проход между домами. В темноте я не заметил натянутой верёвки, которая была привязана к ведру с кирпичами. Удар по голове — и я очнулся связанным в мешке… Судя по ощущениям, меня везли куда-то на машине. Я был в ярости. Инстинктивно, вспомнив детство, начал преобразовывать ногти рук — кошачьими когтями легче рвать мешок и верёвки. Голова сильно болела, мешая думать, но тело само уже сдирало плотную форму и ботинки, препятствующие окончательному изменению. Теперь в углу багажника автомобиля свернулся в пружину большой дикий кот. Мысли исчезли полностью, осталась терпеливая кошачья неподвижность перед броском.
И вот, машина остановилась, голоса, смех, щелчок багажника — и пружина развернулась. Правая лапа полоснула по горлу того, что справа, зубы впились в горло среднего. Левого достать не удалось, — он с воплем бросился бежать в лес. Затем всё было, как в тумане. Мягкий бег сквозь ночной лес до мед. пункта при казарме, обратное преображение в человека, рвота и потеря сознания. Очнулся я уже на койке. В этом мне повезло, так как на следующий день, говорят, оставшийся в живых мой противник бегал с автоматом по казарме и кричал: «Застрелю!», пока его самого не разоружили и не отправили в арестантскую.
Я лежал и мысленно пытался найти тех, кто решал теперь мою судьбу. Заседание командного состава проводилось в соседнем доме, и я незримо присутствовал и слышал каждое слово.
— Итак, у нас ЧП. Убиты два курсанта. Выживший Джорж Ревякин обвиняет во всём Радека Котлованова. Говорит, что они хотели немного пошутить и, найдя его лежащим около казармы, сочли пьяным и, шутя, засунули в багажник автомобиля. А что говорит экспертиза?
— Экспертиза установила, что курсанты убиты диким животным, скорее всего рысью. В багажнике автомобиля обнаружена верхняя одежда курсанта Радека, верёвки и мешок. Скорее всего, рысь была связанной в мешке. Судя по следам её когтей, рысь разорвала верёвки и мешок, затем содрала верхнюю одежду с курсанта Радека, но самого его не тронула, по-видимому, потому, что тот был без сознания после удара по голове. Откуда взялась рысь, мог бы ответить хозяин автомобиля, если бы остался жив.
— А кто ударил курсанта Радека по голове и чем?
— Ударили его очень сильно тупым предметом по голове, каким — неизвестно. Сейчас он лежит с сотрясением мозга. Кто ударил — тоже неизвестно. Сам он ничего не помнит.
— Что будем делать?
— Оставить всё, как есть, нельзя! Джоржу и Радеку нет места в одной казарме, но Джоржа мы должны оставить, так как нами командует его отец, а Радека можно перевести.
— Но за что его можно исключить из школы спецназа, за ним нет никаких провинностей?!
— Никакие провинности и не требуются. Он просто не годится по медицинским показателям. Слишком лёгок, с трудом несёт тяжёлый груз, при рукопашной его удары не имеют силы. К тому же, сейчас он тяжело контужен, его надо отправить в областной госпиталь, а там уж пусть другие решают его судьбу.
