Илья Стальнов - Удар иглы
Еще один кусок обрушился в нашем направлении и заскользил вниз.
Мы заметались, пытаясь найти выход, но везде натыкались на невидимые стены.
– Пирамида проваливается в ад! – закричал Генри.
Действительно, пирамида проваливалась под землю. Ее основание – черная площадка – на глазах вдавливалась в грунт.
– Нам не выбраться! – воскликнул я с отчаянием, которое может быть у человека, одолевшего длинный путь и погибающего на последнем метре.
– Будь ты проклята, чертова махина! – крикнул Генри.
Перед нами взметнулся столб огня, такой яркий, что пришлось сощуриться и заслонить ладонью глаза. В таком пламени самый стойкий металл должен потечь, как весенний ручеек.
– А вот и геенна огненная, – усмехнулся Генри.
– Дайте мне руки! – крикнул Адепт. – Делайте то, что я говорю!
Мы послушно протянули ему руки. Адепт изо всей силы сжал их, вздохнул поглубже и произнес:
– Вперед!
Он шагнул в огонь, увлекая нас за собой. Последнее, что я услышал, был леденящий душу вой. Это выл Робгур, упускающий свою добычу…
* * *На землю, кружась, опадали бронзовые листья. Осень надежно обосновалась здесь. Дул прохладный ветер. Вскоре ветки деревьев оголятся, придет время снега, холодов, скуки. Настанет зима.
Желтый осенний лист – откуда ему быть в сельве? Неоткуда. Мы больше не в Америке. Мы стояли на поляне, которая, судя по всему, находилась в Европе или Азии.
– Где мы? – осведомился я.
– Не знаю, – ответил Адепт.
– Что за дьявольская рука забросила нас сюда? – воскликнул Генри.
– Понятия не имею.
– Как нам отсюда выбираться?
– Мне известно столько же, сколько и вам, – отрезал Адепт.
– А все-таки где мы? – упорствовал я.
– Есть несколько предположений, но они нуждаются в проверке. Пока ясно одно: нас зашвырнул сюда таинственный механизм иглинов. Если бы сейчас мы не были здесь, то отдыхали бы в пирамиде, покоящейся неизвестно на какой глубине под землей. Вряд ли мы смогли бы выбраться оттуда.
Нет, к чудесам невозможно полностью привыкнуть! Только миг назад мы были в одном месте и вдруг сразу очутились за тысячи миль от него. Одно дело знать, что такие вещи возможны, и совсем другое – испытать это на себе. Генри же вообще не имел представления о подобных вещах – тут вполне можно лишиться рассудка. Но он держался прекрасно, только в глазах его горел какой-то бешеный огонек.
– Думаю, нам не стоит здесь задерживаться, – произнес Адепт. – Необходимо найти людей и разузнать, куда нас забросило.
– Люди сами найдут нас! – произнес Генри, прислушиваясь к отдаленным звукам – топоту копыт и лаю собак. Вот тонко пропел рожок. Звуки быстро приближались…
И тут появились они. Зрелище это завораживало. Их было человек тридцать. Слуги в кожаных одеяниях, господа в дорогих камзолах, явно не приспособленных для дальних путешествий, солдаты в шлемах, панцирях, с мечами на перевязи. Звенело оружие, фыркали лошади, рвались с цепей охотничьи поджарые псы. Пропела, выведя длинную трель, труба.
– Неважные наши дела, – прошептал Генри.
– Почему? – спросил я.
– Не нравится мне этот петух. У таких птичек железные клювы и острые шпоры. – Генри глазами указал на главного в отряде.
То, что это именно его отряд, было видно сразу. И не только потому, что он был одет в роскошный камзол и закутан в плащ, отделанный мехом горностая, а пальцы его унизаны перстнями. И не только из-за того, что его черный, с белой гривой конь выделялся среди других статностью и породой. И не только потому, что вокруг него вились льстецы с угодливыми лицами, что-то нашептывающие ему на ухо. От него исходил запах власти. Не величественной и справедливой, как от Королевы Уллы, с которой мы расстались всего лишь несколько часов назад. Это был запах жестокой, отвратительной власти над телами и душами подданных.
– Опять браконьеры в моем лесу? – крикнул он. – Ну наконец-то, друзья мои, у нас будет развлечение.
Говорил он по-французски, но у него был немного странный выговор, не совсем обычное построение фраз – что-то знакомое, но я не мог понять, что именно.
– Вы ошибаетесь, – возразил я. – Мы случайные путники.
– Ха, путники! – Он махнул рукой, и один из слуг спустил собаку.
Теперь я мог рассмотреть, что это были не просто охотничьи псы. Это были злобные твари, по-моему, голодные. Ярости их могли бы позавидовать волки, у которых две недели не было ничего в желудке.
Мерзкая зверюга мчалась на меня огромными прыжками. Я выхватил шпагу, готовый пронзить ее насквозь или погибнуть, когда ее клыки сомкнутся на моей шее. Вот нас разделяет уже три шага. Два… Теперь не зевай, Эрлих, коли и руби наверняка!
Собака упала на землю. Это слуга натянул поводок, а потом с криком оттащил ее от меня.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся господин; в его глазах плескалось чем-то знакомое мне злобное безумие, а от его улыбки веяло могилой. – Испытанная шутка…Это большая удача, что вы здесь. Обычно мы охотимся на оленей. Иногда на крестьян, которые по скудоумию своему решаются забрести на мои земли… Пошла! – Он махнул рукой, и следующая собака сорвалась с места.
Я отступил на шаг, сжимая эфес шпаги. И опять, не добежав до меня нескольких метров, свирепый пес растянулся на земле.
– Вся занимательность сего занятия в том, что жертва не знает, когда поводок, наконец, будет отпущен.
– Мы – мирные путешественники. Мы идем своей дорогой! крикнул Адепт. – Отпустите нас, господин.
– Вы зашли в мой лес.
– Но есть же какой-то закон! – возмутился Генри.
– Здесь мой закон. И я решаю, кому жить, а кому умереть. Взять их!
Всадники устремились к нам. Я поднял шпагу, готовый унести с собой в могилу пару негодяев. Но они не спешили биться с нами в рукопашной. Они окружили нас, и я увидел, что на нас нацелены стрелы луков и арбалетов.
– Бросьте оружие! – приказал белобрысый франт на гнедой лошади.
Нам ничего не оставалось, как подчиниться.
Нас связали веревками и потащили за лошадьми, как пленных сарацинов, при этом награждая чувствительными тычками. Один раз я упал, и меня несколько метров протащило по земле. Изогнувшись, я сумел вскочить на ноги, мне, повезло, поскольку всадник не имел никакого желания останавливаться и ждать, пока я поднимусь. Похоже, ему было все равно, довезет ли он до места меня живым или всего лишь мое безжизненное тело.
Лес расступился. Перед нами на холмах приютились жалкие крестьянские лачуги – обитель нищеты и голода. Желтели обширные поля. На пастбищах паслись тощие коровы. Меж лесов и полей струилась извилистая река. И над всем этим пейзажем царил замок.
Это было мощное сооружение с толстыми стенами, высокими башнями, выдержавшими, наверное, не один натиск завоевателей. Как и его хозяин. (а пленивший нас господин, похоже, был здесь хозяином), замок производил зловещее впечатление. Но в нем была дикая, как у обветренного безжизненного утеса, нависшего над волнами, первозданная красота.
Мост был опущен, и отряд въехал в высокие ворота. Мы очутились на тесном дворике, зажатом между сложенных из грубых каменных глыб строений. Двор тут же заполнился челядью, которая помогала господам спешиваться, уводила лошадей и создавала суету.
Из распахнутых тяжелых дверей вышел полноватый, рыхлый человек, одетый в черный с белыми блестками и алым подбоем плащ. Внешне он являлся противоположностью высокого, поджарого, стремительного в движениях и словах хозяина замка. Но было между ними и что-то общее. Безумие в глубине глаз. Не раз виденное мной раньше. От этого мне стало совсем худо.
– Кого вы привели, граф? – спросил с ленцой полноватый мужчина.
– Сегодня плохой улов, Джакометти. Всего лишь трое бродяг, одетых как приличные в прошлом люди. Судя по выговору, это проклятые годоны.
– Виселица? Колесование?
– Пока не решил.
– Значит, жертвы?
Граф пожал плечами и небрежно махнул рукой. Охрана потащила нас по затхлым коридорам замка.
Нас провели по ступенькам вниз.
Темницы везде одинаковы, мне пришлось насмотреться на них в разных концах земли. В тесном сыром помещении нас обыскали. У меня невольно вырвался стон, когда ключ в Абраккар скрылся в бездонном кармане одного из стражников. Напоследок меня ударили с размаху кулаком в лицо так, что я едва удержался на ногах. Досталось и моим друзьям. Откуда-то сверху слабо сочился свет. Несколько охапок почти сгнившего сена, крысиный писк, влажные стены – все было так, как обычно бывает в темницах. Судя по всему, бежать отсюда невозможно. Если граф решил забыть о нас, отдыхать нам тут до тех пор, пока кто-нибудь через тысячу лет не отыщет наши белые косточки.
– Мне не нравится эти люди, – сказал я. – В них есть что-то такое, отличающее их от обычных французов.
– Возможно, я знаю ответ на этот вопрос, – отозвался Адепт.
– Так в чем же дело? – воскликнул Генри. – Даже для французов эти мерзавцы слишком чокнутые. И одеты, как артисты в бродячем балагане.
