Игорь Николаев - Железный ветер
Ютта жила в Барнумбурге уже четвертый год, понемногу, маленькими шажками перемещаясь снизу вверх по лестнице дохода и географически — от окраин к центру. Начав мелким референтом в небольшом литературном агентстве, она в конечном итоге стала ассоциатом в одном из крупнейших издательских домов мира. Пусть и очень маленьким юристом, на подхвате у настоящих мастеров дела, но все же это был очень хороший старт, обещавший большие перспективы. Однако правоведов много, а доходных мест мало, и множество не менее, а положа руку на сердце, и более грамотных специалистов так и не смогли перешагнуть этот порог. Айвен Тайрент обратил на нее внимание, повинуясь неким своим причудам, и, соответственно, заставил и старших партнеров «Фалькенштейна» заметить молодую и перспективную работницу. Это был шанс, который нельзя было упустить и который целиком зависел от сумасбродства Тайрента.
— Да, конечно, вы правы, — ответила она, стараясь правильно смешать необходимую вежливость и проявление любопытства. Полчаса назад она представляла себе будущие карьерные успехи, к которым приведет ее работа с самим Тайрентом, теперь же назойливо вспоминался отвод ее предшественнику.
«Он мне не нравится» — так, кажется, он тогда сказал?
— Да, Айвен, очень красивый город, я с вами согласна! — попробовала она снова и почувствовала, как невыносимо фальшиво это прозвучало. Ютта окончательно смутилась и закусила губу, совсем как в детстве, когда долго, мучительно зазубриваемое стихотворение неожиданно забывалось. Обида охватила ее — на Айвена, сумасброда, который лишь парой действий полностью выбил ее из колеи, и еще больше — на себя. Она отвернулась, стараясь сдержать невольно навернувшиеся на глаза слезы.
— Ютта… — Айвен крепко, но в то же время как-то очень легко, очень мягко взял ее под руку.
Она посмотрела ему прямо в глаза и увидела, как легкая, очень доброжелательная улыбка осветила его простоватое лицо.
— Ютта, — повторил он. — Наверное, мне следовало объясниться сразу, чтобы не вводить вас в смущение.
Он сделал паузу и сбавил шаг. Теперь они неспешно шли, почти брели по улице, окаймленной каштанами. По бокам трех- и четырехэтажными коробками поднимались доходные дома, типовые строения, но каждое было украшено по-своему, где-то вимперги и ажурные окна, где-то мансардные крыши с фронтонами. И, конечно же, зелень, много зелени. Дворы, окаймленные традиционными тонкими решетками «под бронзу», были декорированы в соответствии со вкусами и возможностями владельцев и жильцов — аккуратно подстриженные деревца, красивые экзотические кустарники — детища французских генетиков от ботаники. Много цветов и разного вьюна. Всемирный «Экологический кодекс» очень строго ограничивал промышленное загрязнение жилых зон и прямо запрещал в городах любой автотранспорт кроме общественного. Он же поощрял всевозможное озеленение. Городской совет Барнумбурга, управлявший городскими делами, ревностно соблюдал положения «Кодекса», дополняя собственными нормами, благодаря которым «город печатников» был самым чистым и «зеленым» в Европе.
— Должно быть, мне следовало сразу предупредить вас о двух вещах, — продолжал Айвен. — Во-первых, я не сумасброд с туго набитым бумажником, которому нравится унижать людей…
Ютта вздрогнула, он словно читал ее мысли.
— …во-вторых, вам не следует меня бояться. Я могу показаться эксцентричным, но это от того, что я долгое время прожил в достаточно дальних краях, в совершенно иной культуре. Поэтому многое из того, что кажется вам естественным, для меня до сих пор необычно. И наоборот — привычные мне вещи иногда кажутся… странными для окружающих. Вас испугал мой отказ работать с тем законником?
Ютта молча склонила голову, едва-едва, но он понял.
— Дело в том, — серьезно продолжал Айвен, — что его имя — Генрих Гиммлер, оно будит у меня очень неприятные воспоминания, которые мне не хотелось бы вспоминать. Не очень радует работать с человеком, который каждый раз заставляет вспоминать… скверное.
Вероятно, тема и в самом деле была ему неприятна, немецкий Тайрента ухудшался с каждым словом. И Ютта решила, что следует перевести разговор с этой темы, неприятной и болезненной для них обоих.
— А мое имя ничего вам не напоминает? — уже смелее спросила она.
— Нет, — Айвен вновь улыбнулся, — только фамилия. Но с ней связаны хорошие вещи, поэтому вам нечего опасаться.
— И что же это?
— Позвольте, пока я оставлю в тайне. — С этими словами Айвен подмигнул ей, снова выбив из равновесия, настолько несерьезным выглядел его поступок. Не давая опомниться, он продолжил уже совершенно иным тоном, задумчивым и чуть отстраненным. — Лучше посмотрите на этот прекрасный город новым взглядом, так, как его вижу я. Представьте, что вы проделали очень долгий, трудный путь, на котором вас поджидало немало опасностей. Вы устали, одежда износилась, и вот перед вами открывается… он.
Они как раз вышли на бульвар имени Вильгельма Айзенштайна, второго канцлера Пангерманского Союза, который в свое время отстоял независимость Барнумбурга в сложной политической игре с французами, действуя по принципу — «если не мне, так никому». Городские банкиры, уже тогда оперировавшие немалыми средствами, отблагодарили канцлера очень выгодными займами, которые немало поспособствовали послевоенному подъему объединенной Германии. А спустя десять лет после «грамоты вольности», когда город пережил самую большую и капитальную перестройку, один из красивейших бульваров «новой планировки» обрел имя немецкого реформатора.
Порыв Айвена, искренность его слов поневоле захватили Ютту, как будто некто сильный и добрый убрал стекло ежедневной суеты, забот и тревог, сквозь которое она привыкла созерцать окружающий мир. И она действительно увидела тот самый Барнумбург, что так восхитил четыре года назад молодую выпускницу Датского Колледжа Правоведения, приехавшую покорять Европу и мир.
Город поднимался от окраин, подобно волне или пирамиде, от маленьких одно- и двухэтажных зданий к многоярусным небоскребам делового центра. В Барнумбурге осталось не так много по-настоящему старинных зданий, Городской Совет всегда стремился идти в ногу со временем и прогрессом. Но при этом архитекторы, определяющие лицо города, приложили немало усилий, чтобы здания и комплексы, входящие в список «тысячи памятников», были органично вписаны в общий архитектурный ансамбль. Публичная Библиотека, одна из первых в мире, первая печатная фабрика, здание Товарных Договоров — памятник тому времени, когда Барнумбург был, помимо прочего, еще и торговыми вратами между Францией и германскими княжествами. Эти памятники старины, солидные, капитальные постройки из тесаного камня и потемневшего от времени кирпича, соседствовали с устремляющимися ввысь многоэтажными центрами и жилыми домами. Высокие, хрупкие на вид, но невероятно прочные и стойкие конструкции из супернапряженной арматуры были еще одним подарком моря, точнее металлургии глубоководных аппаратов. Здесь можно было увидеть современнейший монорельс, бесшумно скользящий бесконечной металлической струной мимо скромного домика девятнадцатого века под стрельчатым сводом, и маленький скверик, скромно уместившийся между громадами корпоративных зданий. Огромные дирижабли, подобно грузным жукам, с царственной неспешностью проплывали в небесной глади, перенося тонны грузов и тысячи человек. И, словно механические кузнечики, пассажирские гиропланы стремительно прыгали ввысь с посадочных площадок на крышах небоскребов.
Это соседство старого и нового, приземисто-широкого и ажурно-высотного, мрачных, древних тонов и всевозможных оттенков белого, небесно-голубого и зеленого создавало тот неповторимый ансамбль, ту ауру волшебства, которая принесла Барнумбургу славу красивейшего города мире.
На планете хватало мегаполисов больше, богаче, населеннее. Гигантские города Старого и Нового Света, восточной части Южноамериканского анклава, Азиатского объединения и Российской империи кипели деловой активностью, стройками, миллионами жителей. Они захлебывались богатством, стягивали регионы и целые страны серыми нитями автодорог и сверкающими нитями стремительно развивающегося железнодорожного транспорта.
Но второго Барнумбурга не было на свете.
— Айвен, откуда вы? — повинуясь внезапному порыву, спросила она. Молва, слухи, подогреваемые бульварными журналами, глянцевыми собраниями грязных сплетен давно приписывали Тайренту темное и преступное прошлое. Недаром, писали они, русский по происхождению обосновался в европейском вольном городе, наверняка на родине или в ином месте его ожидали большие проблемы с законом и охраной правопорядка. Как юрист, притом хороший, со знанием криминологии, Ютта понимала, что настоящий злодей таким и должен быть — обаятельным, вызывающим расположение, умеющим быстро раскрыть внутренний мир собеседника и войти в доверие.
