Дэвид Герролд - Бойня продолжается
- Я и не представляла себе…
Гарри Самишима, один из двух стюардов, которые сопровождали нас, при виде нашей реакции горделиво улыбнулся и начал показывать кусты орхидей и бугенвиллей, райских птичек и каскады чего-то с длинным латинским названием.
Самостоятельно я смог узнать только гибискус и темно-малиновый амарант.
Самишима терпеливо объяснял духовное значение сего великолепия — что-то насчет олицетворения райского сада и двенадцати мостиков, символизирующих двенадцать степеней просветленности. Я не прислушивался, пытаясь подсчитать в уме, сколько мог весить этот сад на воздушном корабле. Я не видел в нем большого смысла, хотя, с другой стороны, он делал обед с капитаном корабля поистине событием всей жизни. Учитывая то, для чего этот воздушный корабль построили изначально, можно было понять логику подобных затрат.
Лиз неожиданно повернулась к Самишиме:
- Это ваших рук творение, не так ли?
Гарри не стал притворяться. Это был низенький человек, склонный к полноте, а азиатские предки оставили ему в наследство внешность без возраста, но когда Лиз включила на полную мощность улыбку, бедняга насилу смог выдавить ответ. Он вспыхнул, отвесил поклон и растерял остатки способности говорить.
Лиз была элегантна, как королева. Но сейчас она совершила поступок, удививший даже меня. Она взяла руки растерявшегося Гарри в свои, поднесла их к губам и поцеловала, словно это были королевские сокровища.
- У вас руки настоящего художника. На них благословение всех жителей рая. Я потрясена тем, что сделали эти руки. Пусть они приносят только счастье человеку, который ими обладает.
Она отпустила его руки, и Гарри Самишима низко ей поклонился. Когда он выпрямился, его глаза были влажны от волнения. По-видимому, встречалось не так много людей, которые столь высоко оценивали его работу. Он провел нас через двенадцатый, и последний, мостик на укромную веранду, где стоял простой стол, и удалился.
Я посмотрел на Лиз. Она по-прежнему оглядывалась благоговении, ее лицо светилось от восторга.
- Это удивительно, - вздохнула она.
- Ты доставила этому человеку большое удовольствие, - заметил я. - Я и не подозревал, что ты так хорошо разбираешься в японских садах.
- Едва ли я разбираюсь в японских садах. Но я разбираюсь в садовниках.
Мой отец был садовником, - добавила она. - Японский сад - это утонченный маленький мир. Воплощение идеала. Место, чтобы любоваться и медитировать. Расположение каждого камня, каждого цветка тщательно продумано. Японский сад - не просто сад, он - молитва. Картина. Таким садовник видит рай. - Она медленно повернулась, плавным движением руки обводя все вокруг. - Этот сад - самоотречение. Такого святого места я еще не видела…
Она замолчала в восхищении, что сделал и я. Спустя некоторое время Лиз взяла меня за руку, а еще через какое-то время скользнула в мои объятия.
- Я и понятия не имела, что на Земле еще сохранились такие чудеса.
- Это не Земля, - шепнул я в ответ. - Это место поднимает тебя и уносит туда, куда захочешь. Это не просто святое место, оно волшебное.
На последнем мостике появилась капитан Харбо, улыбающаяся так, словно приберегала какую-то шутку. Мыс Лиз выпустили друг друга из объятий.
- Что такое вы сказали Гарри Самишиме? - спросила она у Лиз. - Я никогда не видела его таким возбужденным. Он чуть не плачет от счастья.
Лиз невозмутимо ответила:
- О, я просто сказала, что мне нравится его сад.
Капитан Энн Джиллиан Харбо приподняла бровь и окинула генерала Лизард Тирелли недоверчивым взглядом.
- Конечно, - сухо согласилась она. - Я видела его таким один-единственный раз, но это было, когда японский император остановился на втором мостике и просто разинул рот от изумления. Гарри едва не получил разрыв сердца.
Лиз промолчала, улыбаясь с самым простодушным видом.
- Кстати, - добавила капитан, - Самишима на самом деле бортинженер. Сад - это его… хобби. Но, по правде говоря, мне кажется, он считает как раз наоборот. Сад - его жизнь, а своими прямыми обязанностями на корабле он занимается как бы между прочим, только чтобы сохранить прекрасное место для своего сада.
Слова капитана Харбо достигли эффекта, на который они и были рассчитаны. Довольная улыбка Лиз превратилась в чистое изумление. Она лишилась дара речи.
Тогда капитан "Босха" повернулась ко мне и протянула руку с наманикюренными ногтями.
- Капитан Маккарти, я благодарю вас за предоставленную возможность продемонстрировать гостеприимство нашего судна вам и вашей невесте. Я венчала немногих, и только тех, в ком была уверена. И редко венчала здесь.
Однако… это особый случай, и он требует особого внимания. Надеюсь, вы понимаете и не имеете претензий к тому, что обстоятельства данного полета необычны и экипаж находится под известным прессом, стараясь выполнять требования экспедиции. Но сегодня, я думаю, вы увидите тот класс обслуживания, который сделал "Фантазию" знаменитой. И я благодарна возможности показать это вам и вашему генералу. Итак, спасибо.
Она дважды хлопнула в ладоши, и небольшая толпа стюардов ручейком влилась на веранду - с цветами, подносами, музыкальными инструментами и предметами Для сервировки стола. Все они улыбались и были одеты в ослепительно белую униформу. Я узнал Шона, он весь светился от гордости.
Если бы улыбка стала чуть шире верхняя половина головы у него просто отвалилась бы. Четверо стюардов несли бело-голубую хулу, еврейское свадебное покрывало. Я удивленно посмотрел на Лиз. Она вспыхнула, опустила глаза и подняла их только тогда, когда Шон поднес ей букет из крошечных бледно-лиловых и розовых цветов. Она приняла его с улыбкой. Я еще ни разу не видел Лиз такой - на какой-то момент мне показалось, я перенесся на годы назад и рядом стоит юная невинная девушка. Ангел не был бы столь прекрасен.
Художники Возрождения рыдали бы, увидев ее. Я забыл, где я, и просто смотрел на нее не отрываясь, пока капитан Харбо не подвела нас к положенному месту под хулой. Она кивнула одному из стюардов, и освещение уменьшилось, оставив нас в мягком золотистом полумраке. Позади струнный квартет "Фантазии" (Шон - на скрипке) начал играть медленную, но веселую интерпретацию баховского мотета "Иисус, моя радость". Лиз тихонько вложила свою руку в мою, и мы посмотрели друг на друга, как два подростка. Откуда-то смутно доносился речитатив капитана Харбо:
- Вступая в брак, вы даете один из самых священных обетов: две души соединяются, сливаясь в одну. Беря супруга, вы создаете семью. Сейчас здесь ваши личные интересы возвышаются до интересов семьи. Радости и печали, которые будет испытывать каждый из вас, отныне становятся радостями и печалями для обоих. Ваши жизни будут связаны столь неразрывно, что никто не сможет нарушить ваш союз, даже вы сами… - А потом капитан Харбо улыбнулась и добавила будничным голосом: - Это если вы сойдете с ума до такой степени, что решитесь на это.
И уже не так торжественно она продолжила:
- Лизард и Джеймс, по тому, как вы смотрите друг на друга, я вижу, что любовь между вами полна и окончательна. Это благодать Божия, которую Он ниспослал на вас. Блаженство, которое вы дарите друг другу. Запомните это чувство на всю оставшуюся жизнь, и ваш брак станет источником невероятной радости и удивления для вас самих и для всех окружающих. Лизард, что ты хочешь сказать?
Лиз взяла мои руки в свои. Был момент, когда мы замешкались, не зная, куда деть букет, но капитан Харбо взяла цветы и держала их, пока мы стояли, взявшись за руки, и смотрели друг другу в глаза.
- Джеймс, - начала Лиз. - Я даже не знаю, как начать. Я полагалась на твою силу много раз, гораздо больше, чем ты знаешь. Меня поддерживала твоя преданность, твоя выносливость, твоя способность откусывать от мира все большие и большие куски и потом отращивать челюсти, чтобы прожевать их. Мне плохо даются красивые слова. Я просто хочу, чтобы ты знал: ты — самый прекрасный человек на свете, и я буду любить тебя и заботиться о тебе и буду твоим другом, пока жива. Я всегда буду рядом с тобой. Что бы ни случилось, моя душа - твоя.
Ее глаза были такими зелеными, что мне захотелось нырнуть в них и остаться в глубине.
Джеймс? - напомнила Харбо.
- А?…
- Вы хотите что-нибудь сказать Лизард?
Я с трудом проглотил ком в горле.
- М-м. - Я моргнул, чтобы смахнуть слезы с глаз. - Лиз… я люблю тебя так, что едва могу говорить. Я словно в красном тумане. Я не могу обещать тебе ничего, что бы уже не отдал тебе. Но я могу повторить еще раз. Ты — моя сила. Ты - моя жизнь. Ты - место, куда я возвращаюсь, когда мне необходимо вспомнить, что радость, красота и смех по-прежнему существуют. Твоя любовь освежает мою душу. Без тебя я - ничто. Обещаю тебе, что буду любить тебя и заботится о тебе и буду твоим другом, пока жив. Я всегда буду рядом с тобой. Что бы ни случилось, моя душа - твоя.
На этот раз капитан Харбо не вмешивалась, пока слезы не полились по щекам у нас обоих. Когда я взглянул на нее, то увидел, что у нее тоже глаза на мокром месте. Струнный квартет плавно перешел к восхитительно игривой версии "Оды к Радости" из Девятой симфонии Бетховена.
