Василий Головачев - Шанс на независимость

Потом они умывались, завтракали и обсуждали поездку к отцу Юны.

— Хорошо бы нам съездить всем вместе на море, — с надеждой помечтала она. Потом горько вздохнула. — Мама так любила отдыхать на юге.

— Хорошо бы, — согласился Роман. — Только вряд ли это достижимо в ближайшем будущем.

— Но ведь ты можешь так задурить всем головы, что нас никто не узнает.

— Могу и задурить, — улыбнулся Волков. — Хотя это называется «отвадить». К сожалению, агентура АПГ вездесуща, и нас вполне могут вычислить по каким-то неучтённым нами признакам. Вот когда мы сбросим Поводырей с Земли, тогда и подумаем о море.

— Когда это будет? — погрустнела она.

— Будет! Потерпишь?

— Что мне остаётся? Готова терпеть хоть вечность! Лишь бы с тобой.

— Вечность ждать не придётся, — со смехом заключил Роман жену в объятия, — счастье моё простреленное. Что бы я делал без тебя?

— Папа всегда говорил, что не понимает, что такое счастье.

— По большому счёту он прав. Есть такая притча. Бог слепил человека из глины, и остался у него неиспользованный кусок. «Что тебе слепить ещё?» — спросил Бог. «Слепи мне счастье», — попросил человек. Бог вздохнул и положил ему на ладонь оставшийся кусок глины.

— Я поняла, — стала серьёзной Юна. — Счастье — дело рук самого человека. Хотя сама притча отражает неверное суждение. Бог создавал из глины не человека, а слугу его.

— Робота, — хмыкнул Роман.

— Не смейся, так и было.

— Ну да, а ты при этом присутствовала, — поддразнил он жену.

— Папа давал мне читать интересные материалы. Ты, например, читал «Тайную Книгу Иоанна»?

— Нет.

— Почитай обязательно, узнаешь много нового. Хотя, если честно, комментарий к этой книге мне понятней.

— Она у отца в Выборге?

— Осталась в Москве, — смутилась Юна. — Могу позвонить Люсинде, она привезёт.

— Не стоит, сами заберём попозже. — Он внимательно оглядел лицо жены, напустил на себя озабоченность. — Тебе лежать надо.

— Я здорова, — возразила она. — Что ты увидел?

— Кожа бледная — это признаки анемии, губы тоже бледные — признак сниженной работы поджелудочной железы, проблемы с сердцем, под глазами тёмные круги — что-то с почками, да и глаза красные, что говорит о высоком давлении.

Юна изумлённо распахнула глаза.

— Ты серьёзно?!

Роман засмеялся.

— Ах ты, обманщик! — кинулась она на него с кулаками.

Он обхватил её, прижал к себе, начал целовать.

— Ну, и какого цвета теперь у меня губы? — проговорила она через минуту.

— Теперь нормального.

— А глаза?

Ответить Роман не успел, в прихожей тренькнул дверной звонок.

— Кто это? — испугалась Юна.

Он прислушался к себе, сказал недоверчиво:

— Алтын?

— Он же должен быть в больнице.

— Вот и я о том.

Роман открыл дверь.

На пороге возник Ылтыын Юря, одетый в мешковато сидевшую на нём пуховую куртку с капюшоном и джинсы. Лицо у него было, как всегда, бесстрастное, но глаза улыбались.

— Привет, висв, привет, Юнька. — Под взглядами семейной пары он снял ботинки, повесил куртку, прошёл в гостиную. — Завтракаете? Это хорошо. Чаем угостите?

— Ты почему гуляешь как… — Юна поискала сравнение, не нашла.

— Как кто?

— Как эскимос в пальто, — подсказал Роман. — Тебя отпустили эскулапы?

— Буду я кого-то спрашивать. Сам ушёл, нечего мне там делать, раны зажили, ты же их и залечил. Ну, что стоите? Живой я, здоровый, шаман всё же.

Юна и Роман переглянулись, Юна побежала на кухню.

— Садись, — кивнул на стол Роман. — Не ожидал тебя увидеть так скоро. Сижу вот без дела, жду Олега Харитоновича.

— Жди.

— А ты?

— Дела всегда найдутся. Я тут прошёлся по городу, в местный музей заглянул. Знаешь, что интересно? Городок вроде бы старый, в двенадцатом веке заложен, а старинных зданий и памятников не так уж и много. Церквей вообще три.

— Одна через дорогу.

— Ну да, я обратил внимание, а кроме неё, только Казанская на кладбище и собор Вознесения Господня. Остальные все разрушены.

— Во время войны?

— И до войны, и в войну, и уже после войны. В музее сохранились изображения церквей, я запомнил церковь Николая Чудотворца и Богоявленский собор.

Появилась Юна с подносом, на котором дымился парком чайник и стояли чашки.

— Ты веришь в Бога?

— Я шаман, — растянул губы в извиняющей улыбке Ылтыын, — мои боги другие.

Юна поставила поднос на стол.

— Я знаю, что ты любишь зелёный чай.

— Спасибочки.

Ылтыын взялся за чашку.

Роман подсел к столу.

— Слушай, шаман, что такое СССР?

— Союз советских…

— Нет, когда мы сражались в Нижнем, Олег Харитонович сказал, что подсоединит СССР.

— А, вот ты о чём. Это круто! Он имел в виду Священную Соборную структуру Руси. По сути — коллективное бессознательное народа, сохраняемое в глубинах его формации.

— Экстраформации?

— Экстраформация нечто иное, это уже управляемая структура, а русский Собор — национальная система безопасности, если уместно подобное сравнение. Если ты научишься опираться на него — хана всем пришельцам!

Юна прыснула.

— Люблю образные сравнения.

— Понял, это на самом деле жутко интересно, — искренне сказал Роман. — А о киллершах, ждавших нас в департаменте, известно что-нибудь? Откуда они?

— Из лесу, вестимо, — пошутил Ылтыын. — Все местные, как ни странно, одна только из-за кордона, остальные навещали местный стрелковый клуб.

— Кодиранты? — догадался Роман.

— Их готовили второпях, поэтому не успели впихнуть в мозги программы самоликвидации, они и признались потом во всех грехах.

— Откуда у них оружие?

— Классные пушки, заметил? Суперсовременные «Глоки» с виртуальной оптикой. Думаю, оружие им доставила командирша из-за рубежа.

— Как?

— Не знаю, канал ищут.

— А господин директор что?

— Саплев в больнице, в коме.

Наступило молчание.

Роман поймал взгляд жены, покачал головой.

— Я не специально…

— Брось! — неожиданно жёстко сказал Ылтыын. — Мы на эту тему уже говорили. Они нас не жалеют! На войне как на войне! Дай ему волю, он бы пристрелил тебя не задумываясь. И меня. И её. — Ылтыын кивнул на Юну.

— Он же кодирант…

— Вряд ли, такие работают на любой криминал добровольно. Кодирант не стал бы эмиссаром АПГ, получив доступ к В-терминалу. Кстати, ты разобрался, почему унц тебе не подчиняется?

— Нет ещё, — нехотя сказал Роман. — Судя по всему, он не признаёт меня за хозяина и не реагирует на опасность.

— Так заставь!

— Заставь, — скривил губы Роман. — Пробовал — не слушается. Хотя мысли ловит, я это чую.

— А ты душевно с ним поговори, мягко.

Юна прыснула ещё раз.

Мужчины посмотрели на неё.

— Что я сказал смешного? — полюбопытствовал Ылтыын.

— Извини, я просто анекдот вспомнила.

— Расскажи.

— Да он старый. — Юна взглядом попросила у мужа разрешения.

Роман кивнул.

— В общем, жена жалуется мужу на поведение сына: «Он стал просто невыносим, меня не слушает, слушает только советы разных идиотов, поговори с ним мягко».

Роман засмеялся, но увидел реакцию друга и сделал вид, что кашляет.

Ылтыын покачал пальчиком.

— Ценю юмор, но советом не побрезгуй. Ладно, побегу я, в три места ещё надо попасть до вечера. Навещу вас часов в восемь, если не возражаете.

— Это уже превращается в традицию.

— Да?

— Каждый раз, когда мы с тобой возвращаемся откуда-то битые, ты навещаешь нас по вечерам с точно такой же формулировкой.

— Хорошая традиция, не находишь? Возвращаемся битыми, но живыми, а это главное.

Ылтыын допил чай, начал собираться.

— Пока, бой и гёрл.

Стукнула дверь.

— Он очень хороший, — задумчиво сказала Юна. — Хотя я всё равно не понимаю, почему он рискует, сопровождая тебя.

— Как оруженосец рыцаря, — пошутил Роман.

— Твоё оружие здесь. — Она постучала пальчиком ему по лбу. — У меня таких подруг, к сожалению, нет.

— А Люся?

— Она тоже хорошая, но не бросится ради меня в омут. — Юна начала собирать посуду со стола. — Ложись, полежи, всё равно делать нечего. Газеты почитай, вчера принесли.

Роман послушно развернул «АиФ», нашёл статью о коррупции в Генштабе Российской армии, читать не стал.

Вторая статья оказалась не лучше: о войне Генеральной прокуратуры с ФСБ и Следственным комитетом. Речь в ней шла о «крышевании» прокурорами (!) Подмосковья подпольных игорных заведений.

В третьей говорилось о плане продажи исторических раритетов Кремля — Царь-пушки и Царь-колокола какому-то арабскому шейху за пятьдесят миллиардов долларов. Якобы — для создания «экономической подушки безопасности» в преддверии очередного всемирного экономического кризиса. Автором плана был один из депутатов Госдумы по фамилии Сивый.