Андрей Левицкий - Пароль: «Вечность»
Юна справилась быстро и, вернувшись, показала мне несколько монет. Одна была немного больше остальных – я взял ее, повертел в руках. Три золотых, которые у меня забрал Бурнос, я тогда так и не успел рассмотреть. На монете была неразборчивая мелкая надпись, с другой стороны отчеканен человеческий профиль, под ним распятие в виде буквы «Х», как на груди монаха.
– Не видел таких, что ли? – спросила Юна. – Это киевская гривна, она везде в ходу. Ладно, накачай дизеля, в канистру тоже залей, и идем. Спать придется в бараке, гостиницы тут нет, как я и думала.
Заправщик сказал, что машину можно оставить под навесом, взял деньги и помог мне залить горючее в бак. Потом мы поели в столовой нефтяников на первом этаже – нам выдали по миске с кукурузной кашей, хлеб и кувшин с кислым пивом, которое мне не понравилось, так что пришлось запивать ужин водой из фляжки.
Стемнело, в зале зажгли свет, но он часто мигал и в конце концов погас – вышедший из кухни дородный повар, ругая Чака, разжег масляные лампы.
Мы устали и после ужина сразу пошли в барак. Одна смена нефтяников еще не вернулась, другая еще не встала. Длинное полутемное помещение с низким потолком оглашал храп, под койками, стоящими двумя рядами вдоль стен, валялись грязные сапоги и ботинки, на лавках у кроватей лежало шмотье. Запах в помещении был соответствующий.
Тут выяснилось, что нам выделили одно место на двоих. Койки-то были широкие, но это все равно очень не понравилось Юне Гало. Она стащила одеяло, положила на пол и объявила, что мне предстоит спать там. Я сказал, что не собираюсь этого делать. Она возразила, что не собирается спать с каким-то наемником. Я ответил, что если она не хочет спать с каким-то наемником, то может выбирать любую лежанку и спать с каким-то нефтяником. И что вообще я настолько вымотался, что меня сейчас совсем не тянет к ее полудетским прелестям.
Девчонка обиделась, и дело закончилось тем, что она сама улеглась на одеяло у койки, забрав подушку. Я лег и сказал, чтоб она не дурила и перебиралась сюда. В ответ донеслось сопение – Юна то ли делала вид, что уже заснула, то ли и вправду тут же вырубилась.
Я положил хауду на узкую шаткую лавку, стащил ботинки, но комбинезон снимать не стал, лишь скинул с плеча лямки. Лег, подложив руки под голову. Левая все еще болела, но теперь особо не досаждала. Перед ужином Юна еще раз помазала мне ладонь, сменив повязку.
Закрыв глаза, я подумал о том, что надо перебрать в памяти все произошедшее за сегодня, – и провалился в сон...
И рывком сел, уставившись перед собой. А что, если некроз – это вирус? Вирус, пожирающий виртуальную локацию доктора Губерта? Вот почему меня заслали сюда – чтобы я справился с ним. Из-за вируса программы, отвечающие за поведение людей и животных, начинают сбоить, и в виртуале я вижу это как плесень, все эти странные дерганья, судороги и прочее...
В бараке было темно, одинокая лампочка под потолком не горела – карлику так и не удалось наладить трансформатор. Со всех сторон храпели нефтяники.
Повернув голову, я увидел Юну Гало. Ночью она вместе с подушкой и одеялом перебралась на койку, и теперь спала рядом, ко мне лицом. Одеялом она накрыла нас обоих. Профиль на фоне светло-серой подушки казался совсем детским и каким-то беззащитным. Ее куртка и штаны лежали на лавке рядом с хаудой, ботинки стояли на полу.
Что меня разбудило? Мысль о том, что некроз – это вирус? Но во сне не бывает связных мыслей... хотя догадка прийти могла, приснилась же, говорят, Менделееву его таблица.
В первую секунду я решил, что догадка эта гениальна и объясняет все происходящее, но теперь она не казалась мне такой уж убедительной. Скорее – нелепой.
Да и разве это она меня разбудила? Нет, тут что-то другое... Предчувствие. Хорошо знакомое мне предчувствие, которое не посещало меня с тех самых пор, как я очнулся после эксперимента.
Что-то происходит. Или вот-вот начнется. Что-то опасное.
Снаружи донесся приглушенный шум двигателя. Я слез с койки, обошел ее и сел на той стороне, где спала Юна. Натянул пластиковые мокасины. Двигатель заглох, раздались голоса. Я подошел к окну.
Отсюда виднелись край заправки, склон, сторожевая вышка, ограда и нефтяной бассейн за нею. На вышке горели сразу три лампы, в свете их я разглядел спящего часового. Над озером нефти клубился плотный туман, в лунном свете казавшийся темно-серебристым, ртутным. Он полз из глубины озера, накатывая ленивыми волнами, подбираясь все ближе к берегу.
Голоса доносились с другой стороны, и я пошел к окну в противоположной стене.
Прожекторы на воротах не работали, но по всей улице горели масляные лампы на низких столбах с крюками. Возле трансформатора на табурете сидел карлик Чак и что-то угрюмо бубнил, перебирая железяки у себя на коленях. Я посмотрел в другую сторону – у приоткрытых ворот стояли две машины, рядом – люди в брезентовых куртках. Я прищурился. Из четверых трое бородатые, но это еще ни о чем не говорило.
Донесся акающий голос охранника, который днем пытался заговорить со мной:
– Долго ехали?
– Трое суток без перерыву, – ответил человек, сидящий в одной из машин. – Здесь тихо?
В разговор вступил другой охранник:
– Ты ж знаешь, Игнат, у Разлома всегда тихо. Мутанты сюда не забредают, монахи хорошо их в том сезоне припугнули.
Нет, это не наши преследователи, а люди из Южного братства. Отвернувшись от окна, я окинул взглядом барак. Нефтяники храпели и сопели, кто-то бормотал, кто-то ворочался во сне.
Что же меня разбудило?
Юна Гало приподнялась и посмотрела на меня. Я сел на край лежанки.
– Что случилось? – шепотом спросила девушка.
– Ничего.
– Почему ты проснулся?
– Не знаю, что-то разбудило. Но снаружи вроде все нормально. Приехал кто-то.
– Приехал? – повторила она, садясь.
– Это не монахи, какие-то местные. Еще туман там...
– Тогда ложись и спи... – Она вдруг уставилась на меня: – Какой туман? Где?
– Над озером, густой такой. Странно, откуда он там? Может, сырая нефть па́рит...
Она вскочила и босиком побежала к окну. На ней была только светлая сорочка.
Взяв хауду с лавки, я пошел за Юной. Выглянув из окна, девушка тихо ахнула.
Туман успел накрыть вышку и вползал по склону. Както странно он двигался. Широкой полосой, которая грозила разделить поселок надвое так, что в одной половине останутся ворота, заправка и двухэтажный дом с парой бараков, а в другой – здание, где находимся мы, котельная и трансформатор с пригорюнившимся карликом на табурете.
Движение на вышке привлекло мое внимание, и я подался вперед, продавив лбом пленку в окне. Часовой дергался, лежа поперек дощатой площадки. Мы с Юной Гало сказали хором:
– Некроз!
Получилось громко, в углу заворочался нефтяник. На соседней койке сел другой, проворчал что-то сонно.
– Быстро одевайся, – прошептал я Юне. – Туман сейчас отрежет нас от сендера.
Девушка поспешила назад, я за ней, на ходу натягивая на плечи лямки комбеза. Нефтяник, пробормотав что-то, опять улегся, второй взял с лавки бутылку и стал гулко пить.
Пока я подпоясывался и доставал спрятанную под лежанкой котомку, Юна успела одеться. Нефтяники вроде успокоились, все опять улеглись. Мы на цыпочках подошли к двери, и тогда снаружи раздался истошный крик карлика Чака:
– Тревога! Некроз! Проснитесь, дурни!!!
* * *
Когда мы выскочили наружу, полоса низко стелившегося тумана уже разделила поселок на две половины. Свет луны будто отражался от длинного языка ртутной мглы, выползшего из нефтяного озера. Полоса расширялась, и с захваченным туманом пространством что-то происходило. Трудно описать, что именно... Мне вдруг пришло в голову необычное сравнение: пространство сворачивалось, будто прокисшее молоко.
Из бараков валили нефтяники. С другой стороны от стоящих у ворот машин к туману направились несколько человек. Ближе всех рискнул подойти высокий бородач, и я разглядел черные галифе на нем.
Монах? Выходит, это все же они. Но почему охранники разговаривали с гостями, будто они давно знакомы?
Полоса тумана, разделившая поселок на две части, быстро расширялась. Вокруг кричали, нефтяники выбегали из бараков, на ходу одеваясь. Один натолкнулся на нас, я отпихнул его плечом, другой зацепил стоящее у двери ведро и упал. Несколько человек побежали за барак. На второй половине тоже царила неразбериха.
– Как отсюда можно выехать? – спросил я, повернувшись к Юне. – Ворота остались на той стороне, есть другая дорога из поселка?
– Да, к Разлому ведет... Что ты говоришь, ведь сендер там!
– Точно, и еще там монахи. Но ты забыла кое-что...
– Монахи? – перебила она.
В этот момент тот, что стоял ближе всех к некрозу, заметил нас.
Вернее, меня-то он не знал – значит, увидел Юну. Монах закричал что-то остальным, пятясь от наступающего некроза.
– Отойди назад. За трансформатор! – велел я девушке и бросился в ртутный туман.
