Михаил Михеев - Песец подкрался незамеченным
А ведь как все хорошо начиналось. Имперская эскадра вломилась в систему и сотворила там примерно то, что делает слон в посудной лавке. Впрочем, для этого не требовалось ни ума, ни фантазии — противник был как раз того уровня, чтобы без лишнего риска обкатать экипажи в условиях, приближенных к боевым, а заодно потренироваться в стрельбе по тарелочкам. Собственно, стрельбы по тарелочкам была в данном случае не совсем метафорой — часть кораблей противника имела характерную дисковидную форму. Шерр рассказал, а компьютер линкора подтвердил, что лет за триста до развала империи одно время была мода на строительство таких кораблей. Страшно было даже представить, из какой седой древности или, скорее, с какого набитого устаревшей и списанной техникой корабельного кладбища выплыли эти мелкие монстры. Мелкие потому, что самый большой из дисков был по размерам меньше эсминца и вряд ли мог оказаться серьезным противником. Так, в принципе, и вышло. И сражение напоминало даже не избиение младенцев, а падение гири на стеклянный аквариум. В смысле «бам-м — и вдребезги». И рыбки на полу…
Вообще, когда абордажная группа притащила на флагманский линкор капитана подбитого корабля, аж целого крейсера по классификации его бывших хозяев, все были самую малость, совсем чуть-чуть удивлены. От экипажа столь свирепо сражавшегося корабля ожидали если и не попытки взорвать корабль вместе с абордажной группой, то хотя бы засады с целью взять заложников. Взрыв корабля, впрочем, был невозможен физически — сразу после того, как имперские корабли приблизились, а защитное поле «Адмирала Крузенауцера», как назывался корабль противника, исчезло, «Удар» немедленно накрыл его полем подавления. Теперь никакая ядерная или термоядерная реакция на корабле была невозможна в принципе, а обычной взрывчаткой такую громадину подорвать было, мягко говоря, затруднительно. Правда, оставались еще аварийные энергонакопители, но емкость их даже на имперских кораблях была недостаточна для того, чтобы их взрыв представлял серьезную опасность. Ковалев не без основания рассудил, что на том убожестве корабельной архитектуры, которое они берут на абордаж, ситуация с запасами энергии еще хуже и ожидать следует скорее перестрелки и рукопашной, чем единомоментного уничтожения всех и вся.
Абордажники, грохоча тяжелыми доспехами, прошли тогда по всему крейсеру, не встретив ни малейшего сопротивления. Команда при их приближении просто разбегалась. Позже, уже допрашивая капитана, чудом уцелевшего при уничтожении ходовой рубки (он предпочел командовать боем из хорошо, по местным меркам, бронированной боевой рубки, на мостике и в ходовой рубке находились только несколько человек, погибших при попадании снаряда), свежеиспеченные имперцы выяснили интересный факт. Оказывается, в той системе, из которой прибыла эскадра, за сравнительно небольшой промежуток времени произошло не только падение технологического уровня цивилизации. Превратилась в легенду и сама империя, а имперские солдаты стали героями сказок и баллад. Страшных сказок, которые не рекомендуется рассказывать на ночь. Первоначальным источником этого, конечно, была пропаганда, проводимая сепаратистами во время развала империи и направленная на укрепление новой власти, но, как это часто бывает, впоследствии сказки пошли в свободное плавание и, наоборот, не позволили об империи забыть. И был еще один интересный побочный эффект.
Если человеку с детства что-то внушать, то даже когда он поймет, что это сказка, что-то в его голове все равно останется. И каждый, кто входил в экипаж «Адмирала Крузенауцера», в детстве слушал сказки про непобедимых и жестоких имперцев, этаких кащеев бессмертных конвейерной сборки. А лет за десять до появления на звездных трассах Ковалева со товарищи легенда внезапно получила подтверждение — из глубин космоса явился какой-то имперский корабль. Судя по описанию, это был эсминец, довольно старой модели и сильно потрепанный. Его уничтожили, благо смогли застать врасплох, но прежде он успел разнести в щепки авианосец, превратить в нечто не подлежащее восстановлению линкор и почти отбился от насевших на него крейсеров. Если бы не три линкора личной гвардии Диктатора, подоспевшие к месту боя, он бы смог уйти, но против объединенного залпа трех тяжелых кораблей его защита не плясала и эсминец разнесло в пыль. Однако его опознали, как имперский корабль — когда он пытался установить связь, то использовал старые имперские коды и частоты. Конечно, информацию попытались засекретить, благо принимать сообщения по грависвязи могла единственная станция, находящаяся под личным патронажем Диктатора, однако шила в мешке не утаишь. Пошли слухи и семена паники упали на хорошо унавоженную почву — с тех пор имперцев, оказавшимися вполне реальными, стали по настоящему бояться.
Ну и не замедлил сказаться результат. Когда совсем рядом с крейсером обнаружилась целая эскадра тяжелых кораблей с имперскими опознавательными знаками, его экипаж, удерживаемый от паники железной волей и абсолютной тупостью своего капитана, оказывал отчаянное сопротивление, на полном серьезе считая, что их поубивают в любом случае. Этому способствовал и сложившийся в народе имидж имперцев, и небезосновательное предположение, что явились товарищи тех, кто вел тот уничтоженный эсминец. Однако, когда крейсер потерял ход и на его палубу ступили тяжелые сапоги имперского десанта сработал инстинкт самосохранения и экипаж попросту разбежался, стремясь забиться как можно глубже, прикинуться ветошью и не отсвечивать. О неуязвимости имперского десантного доспеха тоже сохранились только слухи, но слухи эти были пугающими, равно как и слухи об оружии империи, подкрепленные к тому же орудийным залпом линкора, только что выведшим крейсер из строя. Ковалев совершенно зря опасался и совершенно зря вел в атаку элиту своего экипажа. Он-то рассчитывал на схватку с неясным исходом, а перед ним просто никого не оказалось. Десантники совершенно спокойно дошли до боевой рубки и, воспользовавшись боевым лазером, вскрыли его дверь. Капитан, правда, попытался оказать сопротивление — ну да и фак ему в руки. Все равно его слабенький лучемет не мог причинить никакого вреда имперским доспехам. С максимально возможной деликатностью (а как иначе? Сами крутые, да еще и сервоприводы скафандров… Если силу не рассчитать, то мяу сказать не успеешь, как оторвешь пленному руку, а то и еще чего-нибудь) у него отобрали ствол и ловко оглушили, хлопнув тяжелой металлической перчаткой по затылку. Станнером по неопытности воспользоваться не догадались, но и так результат был удовлетворительный. В конце концов, капитан остался не только жив, но и почти здоров, отделавшись только легким сотрясением мозга. Его последующие головные боли никого, в общем-то, не интересовали, поэтому пленного не слишком деликатно уволокли в бот и увезли на «Громовую звезду», а на трофейный крейсер выслали призовую команду.
Ну а уже на борту линкора пленного допросили с пристрастием. Правда, вначале пробовали договориться по хорошему, но тот, заламывая бровь, цедил через губу с непередаваемым презрением ругательства и ничего большего от него добиться было невозможно. А может, спрашивали не так — у Ковалева терпение кончилось через две с половиной минуты, к тому же он обиделся на неумелые ругательства и, в особенности, на их полную неизобретательность, после чего и пошел собственно допрос. Начали по старинке, с ударов по почкам, но когда это не помогло, пришлось вызвать штатного корабельного палача. Ковалев, кстати, был в свое время удивлен тем фактом, что эта должность вообще есть, однако, как оказалось, имперцы были тоже не дураки и специалист по допросам, в общем-то, действительно необходим, тем более что он, по совместительству, был ассистентом Шерра. На эту должность еще на Земле подобрали молодого парнишку-медика, который работал зубным врачом и очень хотел иметь свой кабинет. В результате занял денег, благополучно разорился и, наверное, был бы жестоко убит (деньги были немалые, а те, у кого он их занял — людьми без особых моральных тормозов), но вот повезло — попал на глаза сначала Ковалеву, а затем и Шерру, который разглядел в парне маленькую, но многообещающую садистскую жилку.[17] Так и появился в экипаже линкора молодой, со вкусом одетый человек в белом халате, настоящий профессионал, мастер своего дела, умеющий, если надо, причинять людям боль.
Вообще, Ковалев был уверен, что палач вколет допрашиваемому какую-нибудь сыворотку правды или запихнет его под мнемоскоп, но тот поступил проще, заявив, что классические методы самые действенные. В общем-то, он оказался прав — пленный заговорил уже после второй иголки под ноготь, чем расстроил специалиста, который рассчитывал как следует попрактиковаться. А то теория — это, конечно, хорошо, но на муляже, пусть даже и имитирующем поведение пациента, не очень-то потренируешься. Впрочем, ему пообещали, что скоро работы, возможно, будет много.
