Сергей Зайцев - Рось квадратная, изначальная
Они вышли в тамбур…
Махинист распахнул неприметную боковую дверцу, встроенную в зад Махины, и, присев на корточки, принялся что-то химичить. Благуша пытливо заглянул через плечо. Пальцы махиниста ловко скручивали опломбированную проволоку и поворачивали какие-то многочисленные рычажки – который вправо, который влево, а какой и просто на себя – как только всё помнит?!
– Осталось два, – заявил Ухарь, закончив возиться с мелочью и взявшись за самый огромный рычаг, растущий из пола ниши справа почти до самого верха. – Этот ставит парусные щиты… тот гребень, что поверху состава идёт, наверняка видел…
– Ага, – кивнул Благуша, заинтригованный происходящим на его глазах действом.
– А этот, – указательным пальцем свободной руки Ухарь ткнул в почти такой же рычаг слева, – расцепляет Махину с вагонами, пар ей в задницу. Сначала мы поставим щиты, а то связь оборвётся, управление-то всё с Махины происходит, а уж затем и сам состав расцепим. Ну-ка…
Ухарь взялся за рычаг обеими руками, покряхтел, приноравливаясь, и медленно, плавно повёл его на себя и вниз. Взбугрились на широченной спине мускулы, аж шёлковая рубаха затрещала, застонало железо хитрого механизма. Вдруг где-то на крыше Махины громыхнуло, словно кто-то вывалил на гулкое железо тачку камней, отчего Благуша невольно вжал голову в плечи, а затем пошло-поехало! Грохот по нарастающей прошёлся по всем вагонам и лишь минуты через три затих где-то в конце. Или под впечатлением ранее сказанных махинистом слов Благуше почудилось, или он и в самом деле, даже сквозь закрытую дверь услышал испуганные вопли в каморном вагоне?
– Порядок! – оборачиваясь, хохотнул Ухарь – лицо великана-крайна сияло от радости, как начищенный таз. – Как говорится, у каждого идиота есть своя мечта, так моя только что исполнилась наполовину! А сейчас и вторую половину исполним, только надо поторапливаться, пока бандюки на шум не подоспели…
– Что это ты тут делаешь, плисовые штанцы?! А ну отойди от рычагов!
От рыкающего баса, неожиданно прозвучавшего прямо за спиной, Благушу сперва аж шарахнуло в сторону. А когда он сумел развернуться, то встретился взглядом с одним из Рыжих, выглядывающим в тамбур из двери каморного вагона.
– Никак ты, Пивень, – спокойно проговорил махинист, оглядываясь. – Всё такой же тощий, а, пар те в задницу? Совсем не заботится мой братец о твоём здоровье, не уважает он тебя…
Бандюк и вправду был самый тщедушный и тощий из ватаги, зато басом обладал таким, что хватило бы и на троих. Благуша в которой раз убедился, поражаясь точности описания, что не соврала читанная на Станции вантедка, ни единым словом не соврала!
– Никак ты, Ухарь, – гнусно ухмыльнулся в ответ Пивень. – Всё такой же законопослушный, а? И по-прежнему в долгах как в шелках, плисовые штанцы? Совсем не заботится Управление Станций о твоём благосостоянии… А ну убери свои лапы от механизмы! – громыхнул бандюк, заметив, что Ухарь положил ручищу на второй, левый рычаг, отцепляющий Махину от состава. – А то лапу-то по самое не хочу обкорнаю, не посмотрю, что сродственник ватамана, плисовые штанцы, он сам с тобой велел не церемониться!
Вряд ли бандюк знал, для чего служат эти рычаги, но подстраховаться, как водится, не мешало. И Пивень вошёл в тамбур, оставив дверь позади открытой. В правой руке бандюка блеснула длинная сабля, коей Благуша, замерев возле дальней от Пивеня стеночки тамбура (ни жив ни мёртв), сначала не заметил, а заметив, сразу поплохел животом. Да и в коленках что-то ослабло. Благуша никогда не считал себя бойцом, профессия у него была мирная, под стать его душе, торгашеская, и в таких ситуациях он частенько терялся. Вот как сейчас.
Ухарь между тем послушно опустил ручищу, выпрямился во весь свой немалый рост, отчего бандюк сразу показался Благуше маленьким и совсем нестрашным (что-то вроде рыжего таракана), и презрительно сплюнул Пивеню под ноги.
– Да никак ты на меня матрёшку катишь, Пивень, пар те в задницу?
– Бери выше, плисовые штанцы! Одной матрёшкой на этот раз не отделаешься! Щас ребята поспеют, так мы с тебя бочонок вытрясем!
– Ага, – ухмыльнулся Ухарь. – Ты ещё домину попроси.
– Домину мы с твоих седунов поимеем… – Пивень сунул в рот согнутый палец, и оглушительный свист сотряс тамбур подал сигнал ватажникам. Затем зло зыркнул на трясшего головой возле стеночки Благушу, которому от свиста заложило уши. – А этого дудака, что вздумал тебя предупредить, плисовые штанцы, без штанцов под колёса спустим!
– Почему без штанцов? – невольно вырвалось у Благуши.
– А чтоб страшнее было, плисовые штанцы! – рявкнул Пивень, мысленно уже примеряя обновку слава на себя. Откуда было знать Благуше, что есть у Пивеня давняя страсть, да такая сильная, что положенное каждому уважающему себя роду особое, семейное ругательство, именуемое в простонародье матюгальником, а у семьи Пивеня таковым было «ушки на макушке», сменил на вожделенное, без дум о котором и дня прожить не мог, – на «плисовые штанцы». Даже цвет был его любимый – синий. Замечательно как выходит, а? Осталось у слава свою мечту отобрать, и носи-гуляй на здоровье. Собственно, только потому и полез на махиниста, не обождав остальных, хотя всего-то на разведку был послан. Ну уж нет, штанцы эти – добыча его законная!
Ничего этого не ведал Благуша. Да только и Пивень не ведал, какую струнку в душе у торгаша тронет своим стращанием. А тронул же, да так подгадал, что всё равно что себе нагадил:
– А-а! – резко выдохнул Благуша и, сам того не ожидая, кинулся бандюку под ноги. Пивень и глазом не успел моргнуть, как врезался спиной в стену, а сабля вылетела из руки и загремела, заскакала, как живая, по полу.
Схватка вышла короткой, но жёсткой. Хоть и выронил Пивень саблю, хоть и был на вид тощ и немощен, но на деле оказался жилист и силён. Сцепились слав с бандюком, как два матёрых кошары в драке за самку, натужно пыхтя и щедро отвешивая друг другу тумаки и оплеухи, и неизвестно, чем бы всё кончилось, ежели бы их не разнял подоспевший Ухарь. Причём разнял до банального просто – вздёрнул обоих в воздух, Пивеня левой рукой, а Благушу правой, так как дело слава было правое. И всё-таки горе-драчуны успели друг друга отмутузить изрядно – у Пивеня расплывались синяки под обоими глазами, да нос наливался спелой сливой, а у Благуши алели быстро распухающие уши и багровели ссаженные, когда мордой о пол полоскался, скулы.
– Ах ты, плисовые штанцы, я тебе сейчас ноги-то повыдёргиваю! – продолжал разоряться громыхающим басом Пивень, потешно болтаясь в богатырской руке махиниста. – И штанцы твои не помогут!
– Сдались тебе мои штанцы! – с трудом переводя дух, огрызнулся Благуша. – Отцепись, оторви и выбрось!
Ухарь с интересом выслушал обоих, а затем, недолго думая, хрястнул Пивеня головой прямо о стену, да и бросил враз обмякшее тело на пол. Благушу же аккуратно поставил на ноги.
– Ну ты герой, парень!
– Не стоило ему говорить про штанцы, – пробурчал слав, оправляя растрёпанную после драки одежду.
– А что так? – заинтересованно спросил Ухарь.
– Нам вроде как Махину отцепить надо, браток махинист?
– Верно. Но про штанцы я тебя ещё спрошу, так просто от меня не отделаешься. А Пивеня тащи пока в махинерию, мы за него ещё выкуп получим, вот увидишь. Только связать не забудь… штанцами. – Довольный собственной шуткой, Ухарь раскатисто заржал.
Благуша стянул с Пивеня кушак, завернул ему руки за спину и крепко перевязал запястья, краем глаза поглядывая за махинистом, взявшимся за второй рычаг. Снова вздулись могучие мускулы, снова затрещала чёрная рубаха на спине, да застонало потревоженное железо давно уснувших механизмов, забытых за ненадобностью.
Сперва никаких изменений заметно не было.
Но вот лязгнули сцепки где-то под полом, загремели стены и потолок, и тамбур разделился надвое, словно батон колбасы, разрубленный поперёк саблей Пивеня. В образовавшуюся щель, пока тонкую, ворвался свистящий ветер, прянул Благуше в лицо, взъерошил волосы. Благуша, изрядно напрягаясь – обмякший бандит значительно потяжелел, – поторопился перетащить Пивеня через щель на сторону Махины. Оторви и выбрось, мог бы и предупредить, богатырь хренов, чтоб на другую сторону заранее перебрался! А вдруг вагоны сразу бы разъехались, и остался бы Благуша во власти бандюков! Уже просунув Пивеня головой в открытую дверь махинерии, слав вспомнил о его сабле, оставшейся бесхозной на полу, и отпустил незадачливого вояку. Сникшая голова Пивеня при соприкосновении с полом издала звонкое «блямц», а Благуша вернулся и завладел саблей. Оружие могло пригодиться. Хоть он и не умел ею пользоваться, но с саблею в руках было как-то надёжнее.
– Надо бы скорости прибавить, пар в задницу, – озабоченно проговорил Ухарь, глядя, как верно, но медленно расширяется контурная щель. Ветер всё сильнее рвался внутрь разъединённого тамбура, слепо и панически метался в тесном пространстве, бился грудью в железо стен, а отыскав лазейку в виде открытой двери каморного, радостно юркал внутрь. – А то Рыжие доберутся до нас быстрее, чем оторвёмся как следует. Пойду-ка я…
