Дмитрий Воронин - Операция «Одиночество»
— Извините, полковник... У меня будет к вам просьба. Но она вам вряд ли понравится...
Пилот сидел в своем кресле, с наслаждением вытянув ноги и водрузив их на пульт управления. Время от времени он поглядывал на часы — время шло, а десантная группа сигналов пока не подавала. Собственно, он особо и не ждал звуков в приемнике — Райсс объявил, что не намерен пользоваться связью без острой необходимости — раз уж они услышали переговоры макак, то и они могут услышать передатчики имперцев и преждевременно всполошиться. Поэтому радио молчало, а пилот наслаждался жизнью — на корабле все время находился какой-нибудь начальник, дававший ему ценные указания, а здесь он был один. В глубине души ему было обидно, что его не взяли на операцию — макак он ненавидел самой лютой ненавистью, как впрочем и другие. Но Райсс сказал, что пилот должен находиться на месте... как всегда, начальству виднее. «Нет, чертовски досадно — мелькнула мысль — что я здесь скучаю, пока парни там режут этих безмозглых обезьян...»
Он поднял бластер, прицелился в воображаемого землянина и чуть прижал курок. Да, с каким бы удовольствием он бы сейчас кого-нибудь убил. Что ж, видно, не судьба. Со вздохом отложив оружие, пилот занялся проверкой систем шаттла.
Это была большая машина, способная вместить до сорока десантников — длинный приземистый аппарат, несколько медлительный, зато великолепно бронированный. Конечно, слой эланиума не давал защиты от стационарных лазеров — тут требовалось полметра брони, однако против ручного оружия корпус способен устоять на все сто. Вооружение легкое — пара лазеров, однако под брюхом можно подвесить пару десятков шариковых бомб — мало ли, вдруг придется «очистить» посадочную площадку. Да еще десяток ракет «Зенит» — на случай попытки перехвата.
Пилот включил тест оборудования, с удовлетворением наблюдая за появлением на экране успокоительных зеленых строк. Вот мелькнула желтая фраза — он обеспокоено вгляделся в монитор, но затем махнув рукой, откинулся на спинку кресла — всего лишь предупреждение о неустойчивости работы радара — так это он и так знал, все руки не доходили заняться ремонтом.
Убедившись, что техника в порядке, он снова взял в руки бластер, и принялся рассматривать его с таким видом, словно увидел впервые в жизни. Вообще-то говоря, хотя оружие и входило в экипировку пилота десантного шаттла, пострелять из этого чуда техники ему пришлось лишь раз, да и то давно и, к глубокому сожалению, не по живой мишени, а по деревянному щиту. Как прекрасно было бы всадить луч в брюхо какой-нибудь макаки, чтобы затем вдохнуть пахнущий дымом воздух.
Пилот вырубил свет в кабине и выглянул в окно челнока — можно было бы конечно выйти и пострелять... ну, скажем, по деревьям, просто так, для удовольствия... «Нет, Райсс запретил. Да и прав он, что ж с этим сделаешь. Он всегда прав, провалиться ему... считает себя большим боссом, хотя такая же шестерка, как и все мы». Ему не часто приходилось контактировать с бывшим гвардейцем, да он и не стремился — от того за километр несло полным презрением ко всем, кто не входил в эту элиту, а уж с техниками или транспортниками (каковым и являлся, по сути, пилот десантного шаттла) Райсс вообще разговаривал исключительно сквозь зубы.
«Ну и хрен с ней, со стрельбой — подумал пилот, все еще вертя в руках бластер — Как нибудь потом...»
Внезапно он напрягся, уловив краем глаза движение на опушке леса, еле заметное в ночной тьме, которую рассеивал только слабый свет многочисленных звезд. Он до боли в глазах вглядывался во тьму, пока не разобрал детали — прямо к челноку двигались двое рекнов. Вернее двигался один, подволакивая по-видимому раненую ногу. И при этом тащил второго — тот почти не подавал признаков жизни, мешком обвиснув на плече товарища.
Подтащив раненого к борту шаттла, рекн — он был без шлема, однако в такой тьме разглядеть и узнать его было просто невозможно, требовательно махнул рукой сторону люка — открывай, мол, да поживее. Пилот поторопился подчиниться — включил свет, нажал кнопку открытия люка и, закинув бластер за плечо, направился туда — мало ли, может надо чего помочь.
Крышка люка распахнулась с довольно противным скрежетом — тесты тестами, а петли надо смазывать. Оставшийся на ногах десантник, стоя спиной к пилоту, с натугой втаскивал в челнок тело раненого (или убитого).
Внезапно пилота охватило легкое беспокойство — непонятно с чем связанное, оно стремительно нарастало, заставив его вместо того, чтобы броситься на помощь коллеге, схватиться за бластер. И вдруг он понял причину — в команде не было стариков, адмирал отобрал в десант только молодых. А этот был уже не юноша, в шерсти серебрилась седина.
Краем глаза Рейкер заметил движение пилота и понял, что что-то пошло не так, однако было поздно. Тот уже стоял в проходе, нацелив в грудь полковнику бластер, держа его неловко и неуверенно, однако достаточно крепко, чтобы нажать на курок и не промахнуться с двух метров. Прыгнуть на него в таком ограниченном пространстве нечего было и думать.
— Ты что, парень, с ума сошел?
— Ты... чужой. — у пилота заплетался язык, однако полковник с неудовольствием отметил, что руки у парня дрожат все меньше и меньше. — Стой, где стоишь, или я стреляю.
— Какой «стреляю», ты что? Одурел? — шумно возмутился полковник, надеясь, что противник не станет тратить времени на обдумывание его слов — Да стоит хоть раз пальнуть в этой коробке, и мы сгорим оба — луч будет отскакивать от стен, пока в кого-нибудь не попадет. И, к тому же, я бежал из плена не для того, чтобы какой-то сосунок меня пристрелил именно тогда, когда я наконец получил возможность ступить на борт имперского корабля. Лучше помоги, этот парень ранен и, похоже, тяжело...
Рука пилота дрогнула, на мгновение он поверил словам седого рекна. Он даже сделал шаг в сторону распростертого на полу тела, и его бластер переместился чуточку в сторону от груди полковника.
Именно в этот момент тело шевельнулась. Вскинулась рука, сжимающая иглопистолет, ствол был нацелен прямо в лоб пилоту — единственное незащищенное место, шлем, понятное дело, валялся где-то в районе пульта управления. А почему бы и нет, Райсс сказал же, что атмосфера пригодна для дыхания, вот он и не стал потеть в этой дурацкой железке.
Пилоту даже показалось, что он видит, как палец лежащей фигуры давит на спусковой крючок. Он дико вскрикнул, руки сами собой довернули бластер, направив его на распростертое на полу тело... На спуск оба нажали одновременно. Струя парализующих игл ударила пилоту в голову, надолго лишив его всяческих возможностей нормально воспринимать окружающее. Луч бластера, пущенный в упор, с полутора метров, вонзился прямо в руку с иглометом, испарив оружие, броню перчатки и...
И больше ничего. Дик с тупым изумлением глядел на свою кисть, теперь лишенную металлопокрытия. Нормальные такие пальцы... только вот их, вообще говоря, быть здесь не должно. Как и руки, по крайней мере до локтя. Черт, что же с ним происходит. Он вопросительно взглянул на Рейкера, тот в ответ лишь молча пожал плечами и кивнул в сторону леса — мол, потом разберемся, пора возвращаться, товарищи ждут.
Дик вздохнул и встал на ноги — ладно, это все надо будет хорошенько обдумать, но сделать это можно будет и потом. Рейкер тем временем взвалил на плечо безжизненное тело пилота и упругим шагом направился к кустам, где ожидали остальные десантники. Дику ничего не оставалось, как последовать за ним. Но он твердо решил — сразу по возвращению на корабль необходимо выяснить, что за чертовщина с ним происходит.
Домой, как они уже говорили о «Файвере», добрались уже без приключений — чего-чего, а этого добра на их долю за последние часы выпало немало. Правда, в зале нуль-лифта застали Рами, уже натянувшую скафандр и навесившую на себя бластер. Рекни была вполне готова к выходу и, если бы они на пару минут задержались, она бы тоже отправилась на планету. Прежде всего досталось Рейкеру — он молча снес вливание, поскольку действительно нарушил уговор. Впрочем, поскольку все закончилось удачно, Рами быстро сменила гнев на милость.
Все собрались в главной рубке — здесь было достаточно места и, главное, кресел. Конечно, можно было бы устроиться и в конференцзале, который нашла Джоанна буквально перед самой тревогой, однако там обстановка была бы слишком официозной.
Дик еще раз подробно рассказал то, что помнил — впрочем, это не слишком помогло расследованию. По сути, ничего серьезного он не знал, разве что тот факт, что попал под воздействие каких-то приборов. Причем, очевидно, воздействие было разовым — веди потом кто только не проходил по этому диску, но никакой реакции уже не возникало. Тут капитан вспомнил о малопонятной надписи на электронном табло — Джоанна категорически заявила, что когда они вошли в купол, на этом табло не светился ни единый огонек. Это было тем более досадно, так как Дик, разумеется, не только не имел ни малейшего представления о написанном, но и не мог даже примерно воспроизвести ни слова из надписи, так что и Джоанна, единственная из всех знавшая эланский, ничем не могла помочь. Дженнингс облазил всю компьютерную память крейсера, но либо в бортовой сети не содержалась требуемая информация, либо она была зашифрована слишком круто даже для такого специалиста, как Боб. Во всяком случае ничего он не обнаружил.
