Фантастика 2025-48 - Дмитрий Анатольевич Гришанин
В голосе Надежды впервые прорезается намек на оживление; все мы, даже без пяти минут просветленные, любим поучить людей своей вере, что уж там. Женщина распрямляет последнюю ветку фикуса и отходит на пару шагов, любуясь своей работой.
— Надеюсь, ты без меня не зачахнешь, — говорит она растению, а потом оборачивается ко мне: — Ну, чего встал? Забирай свое. Мне чужого не надо.
Честно говоря, этого момента я опасался — живы в памяти бесконечные бесплодные попытки проделать тот финт полгода назад. Сколько раз я смотрел человеку в глаза, пытаясь забрать его Дар — сорок? пятьдесят? Не помню уже. Да, сейчас я по-настоящему этого хочу. Но ведь тогда я тоже был уверен, что стараюсь изо всех сил…
Вспоминаю Олю с Федькой. Лехе я верю, как себе — они в безопасности, и все необходимое у них есть. Но они отрезаны и от собственной жизни, и от меня — я не могу даже позвонить, даже словом перекинуться с любимой женщиной. Если я не уничтожу своего врага, значит, никогда ее не увижу. А если не изменюсь — не уничтожу его. Сейчас я сосредоточусь на этих мыслях, и все случится…
Но все уже случилось. Надежда принимается стягивать рабочие перчатки. Чувствую себя так, словно только что вылез из воды — тело стало тяжелым, и я знаю, что через считанные секунды эта тяжесть станет привычной, само собой разумеющейся. Да, Дар — это, определенно, тяжесть. Цепь, приковывающая человека к тому, чем он однажды был.
И мне нужно превратить эту цепь в кистень.
— Спасибо, Надежда. Спасибо за все, что вы для меня сделали.
Женщина безразлично кивает — похоже, не в настроении продолжать беседу. Но когда я уже почти дохожу до конца коридора, вдруг окликает меня:
— Александр! — Не ожидал, что Надежда запомнила мое имя. — Смотри, не потеряйся там!
О чем она? Коридор прямой, как линейка…
— Попробую. Еще раз — спасибо за все.
Улыбаюсь и спускаюсь ко входу. Там уже ждет черный джип с наглухо тонированными стеклами. Едва я к нему подхожу, задняя дверца открывается. Сажусь внутрь, не задавая никаких вопросов.
* * *
Весь день собираюсь с духом, чтобы признать себе: мой план провалился.
Ну то есть мне кажется, что прошел примерно день с тех пор, как я четко это осознал. Не знаю точно, сколько времени я провел в этой комнате с белыми стенами. Точно больше нескольких дней, но насколько больше? Недели, месяцы? Перед тем, как войти, я сложил в приготовленный кем-то металлический контейнер все личные вещи — телефон, документы, деньги, ключи, даже скопившиеся в карманах леденцы и бумажки. Потом переоделся в подготовленный для меня костюм — что-то вроде формы для занятий айкидо, белое и свободное. Все это время я не видел ни одного человека — только глазок камеры. На полу мелом была нарисована стрелка. Я проследовал по ней, зашел в эту дверь — и она сама закрылась у меня за спиной.
Сперва я осмотрелся, что заняло минуты три: квадратная комната пять на пять шагов, пластиковый коврик на полу, какие-то скобы в углу, крохотный санузел — если сесть на унитаз, колени упрутся в дверь. Потом как следует выспался — день выдался долгий. В тот раз коврик даже показался почти что мягким.
Отоспавшись, я выпил воды из-под крана, поел вареного риса — скобы в углу оказались частью горизонтального лифта, на котором доставлялась миска с едой — и чинно уселся в позу лотоса, ожидая просветления, или что там должно произойти. Сделал перерыв на зарядку и отжимания, потом вернулся к духовной практике. Не происходило ничего. Стало чудовищно скучно.
Я, конечно, не собирался отступать просто так. Раз за разом старательно выполнял технику медитации: закрывал глаза, делал глубокий вдох, а на выдохе представлял, как суетные мысли покидают сознание. Старался дышать ровно и спокойно, сосредоточившись на очищении разума от всего постороннего и ненужного. Следил за своими ощущениями. Чувствовал себя дурак дураком, но упорно продолжал.
Остро не хватало смартфона. Если вдуматься, я не расставался со смартфонами лет пятнадцать — давно привык носить с собой заряженный аккумулятор, чтобы никогда не оставаться вне информационного потока. Даже если сеть не ловилась, у меня всегда был запас скачанных видео, музыки, аудио- и текстовых книг… Как и большинство современных людей, я пырился в смартфон перед сном, в транспорте, в сортире — и совсем перестал обращать на это внимание. Среди пустых белых стен я чувствовал себя так, словно лишился, к примеру, большого пальца на правой руке.
Я сжал зубы и продолжил попытки медитировать, пока не утомился и не заснул. После пробуждения начал по новой. И снова. И снова.
Ничего не происходило. Ни галлюцинаций, ни голосов из скрытого динамика — может, он сломался? Только досаждали эротические фантазии, словно я волшебным образом вернулся в пубертат; сейчас я был бы счастлив прикоснуться к любой женщине. Из-за питания вареной крупой постоянно хотелось пить, а еще — мяса, свежих овощей или даже ложку сахара, хотя обычно я к сладкому равнодушен. Да черт возьми, любых ощущений хотелось до боли, до крика — посмотреть на что-то яркое, послушать музыку, вдохнуть запах… вообще любой подошел бы, сейчас я даже химозному аромату туалетного освежителя воздуха был бы рад. Но тут были только скучные белые стены.
Я не сдавался, начинал медитации день за днем… вернее, период за периодом — похоже, еду специально доставляли через нерегулярные интервалы, так что отсчитывать время она не помогала. Самое обидно, когда я медитировал дома во время обучения управлению гневом, получалось лучше. Но я пробовал снова и снова. Мы точно знаем, что как минимум восемь человек успешно прошли эту процедуру — значит, смогу и я. Правда, неизвестно, сколько было неудачных попыток и что с этими неудачниками случилось… Может, Алия расшифровала технику Кукловода неправильно? Так ли эта вертлявая дамочка умна, как пытается показать?
Чем больше я прикладывал усилий, тем яснее осознавал, что ничего не получится. Заставить себя сделать хотя бы элементарную зарядку становилось все труднее — меня одолевала апатия. Похоже, я слишком много спал или просто валялся на коврике в полудреме. Пропало желание есть осточертевшую пресную крупу и даже элементарно умываться. Я ждал, что голос из динамика скажет что-то важное — но он все молчал. И внутри меня тоже никаких судьбоносных голосов не звучало.
