Кирилл Шарапов - Проект «Изоляция»

Праздник начался весело. По случаю мероприятия от администрации новорождённому дарилось две бутылки водки, бутылка сухого и бутылка полусладкого. Хочешь – ставь на стол, хочешь – заныкай для более подходящего случая.

Аркадий не стал мелочиться и выставил всё на стол. Кто-то принёс ещё пару бутылок. В принципе, на двенадцать человек количество небольшое, да и напиваться никто особо не жаждал, завтра снова в лаборатории.

Контингент знакомых Аркадия и Гали оказался довольно приятным.

Из военных был только Мечислав. Остальные – научные работники их лабораторий, и те, с кем каждый день предстояло сталкиваться по работе. Несколько молоденьких лаборанток (хотя в ковчеге даже лаборанты имели мировую известность и были светилами науки), несколько женщин постарше – лет двадцати семи, двадцати восьми, ещё три – возраста майора, остальные – пятидесяти и шестидесятилетние. Мужчин, считая Мечислава и Аркадия, всего четверо. Так что женским вниманием никто обделён не был. Ещё три недели назад майор выяснил, что в бункере женщин больше, соотношение примерно один к двум.

Молот посмотрел по сторонам. Справа его опекала Инна, молодая учёная с довольно приятной внешностью, занимающаяся физикой и имеющая в свои двадцать три звание доктора наук. Слева сидела Ангелина, работающая над чем-то в вирусной лаборатории. Она исправно следила за тем, чтобы тарелка Молота не пустовала, и он поменьше времени уделял соседке справа. Она была старше соперницы, но выглядела более эффектно. По ней сразу видно, что питается женщина правильно, и проводит в лаборатории не всё время, а успевает ходить в спортзал и бассейн. По её загару можно было сказать, что раз в неделю она посещает единственный солярий, расположенный на административном этаже. А чтобы попасть в него, нужно отстоять длиннющую очередь, в которую записывают только по великому блату. В принципе, майор понял, что ночь одному коротать не придётся.

Он поднял тост за то, чтобы Аркадию везде сопутствовал успех, а удача пускай ищет косоруких неумех. Тост был встречен с пониманием и энтузиазмом. Неожиданно появилась гитара, которой завладел один из сотрудников лаборатории, в которой трудился Аркадий. Мужчину звали Геннадием.

– Чего изволите? – пробежавшись пальцами по струнам, спросил он.

Все стали что-то выкрикивать. Молот, сидевший напротив, тихо попросил:

– Осенние дожди знаешь?

– Визбор? – спросил Гена. Увидев утвердительный кивок Молота, покачал головой. – Знаю, но не буду, вещь уж больно грустная. Зачем людям праздник портить? Народ расползётся. Потом обязательно сыграю, специально для тебя.

– Ловлю на слове, – улыбнулся Мечислав. Ему нравился этот простой мужик, носящий титул академика, одного из самых молодых в РАН. Всего тридцать шесть лет. Эту информацию ему выдала Ангелина, томно дыша в ухо. А Гена уже вовсю пел «Чайф»:

Эй, я уезжаюЯ это знаю, я тебя провожаюЭй, мне уже 17 летНу и что, куда ты тянешь меня в буфет

Эй, выглядишь молодцомБутерброд в дорогу с огурцомЭй, вот тебе мой советДорожным бутербродам – нет, нет, нет

Песенка пришлась кстати, в каком-то смысле все обитатели ковчега находились в дороге. У всех была беспокойная профессия, многие часто ездили с места на место и не понаслышке знали о дорожных общепитах, вокзальных буфетах и кормежкё в самолётах.

Майору это было близко, так как он несколько раз травился шаурмой на Ярославском вокзале. Да и песенка была жизненная, задорная, заставляющая с юмором взглянуть на различные дорожные коллизии.

Все дружно подпевали, и только Молот сидел задумчивый и глядящий в стену за плечом гитариста. Весёлая песня вскрыла в душе майора то, чего он хотел забыть: пыльный южный город, выщербленные пулями стены домов, разлагающиеся под стенами горотдела трупы боевиков, маленькая комната на третьем этаже, пробитая осколком дребезжащая гитара, молодой лейтенант с красивым голосом звучно выводит:

Эй, эй, эй, под кроватью старый тазПробит насквозь голубой унитазКак гордый линкор, побывавший на войнеМачты сбиты, пробоина в дне

Пуля, влетевшая в амбразуру, попала парню в шею. Он умирал долго, хрипя, пытаясь зажать рану, через которую хлестала кровь.

Майор тряхнул головой, отгоняя видение. Геннадий по-прежнему наяривал песню, все смеялись и пели. Кто-то уже вспоминал о том, что с ним случилось в дороге. Никто не заметил, что с бывшим майором что-то произошло. Хотя почему бывшим? Русский офицер бывшим не бывает.

Майор натянул на себя прежнюю радостную маску, но настроение было испорченно.

А Геннадий всё пел:

Эй, я куплю журнал «здоровье»Это вредно для здоровьяДаже если нечего читатьГораздо безопасней на верхней полке спать

Эй, как тебе глаза напротивТы удивишься, но я снова противВ дорожных знакомствах, какой толкА вдруг её встретит на перроне боксёр

Эй, эй, эй, под кроватью старый тазПробит насквозь голубой унитазКак гордый линкор, побывавший на войнеМачты сбиты, пробоина в дне

Эй, так ведь я же уезжаюЯ это знаю, я тебя провожаюЭй, убирайся к чертямМне надоели твой советы, доберусь сам!

Эй, ну ты и гадА ещё называется младший братЖелаю тебе купить журнал «Здоровье»Съесть тухлый бутерброд и получить по морде

Песня кончилась, и Молот вздохнул с облегчением. Народ пел песни, изредка прерываясь на тосты, никто не говорил о работе, и даже Майор сумел вернуть утраченное настроение.

Около полуночи почти все расползлись. Инна капитулировала перед более опытной Ангелиной и удалилась одной из первых. В баре остались Аркаша с Галей, Гена со своей пассией, которую вроде бы звали Наташей. А может и Олей, Мечислав не запомнил. И он с Ангелиной.

– Ну что, майор, обещанные «Дожди»? – спросил Гена.

Молот кивнул.

Учёный улыбнулся и ударил по струнам. Красивый голос разорвал сонную тишину бара.

Видно, нечего нам больше скрывать,Всё нам вспомнится на Страшном суде.Эта ночь легла, как тот перевал,За которым исполненье надежд.Видно, прожитое – прожито зря,Но не в этом, понимаешь ли, соль.Видишь, падают дожди октября,Видишь, старый дом стоит средь лесов.

Вот теперь майор окончательно понял свою ошибку. Нельзя было просить спеть именно эту песню. Да, она любимая, да, с ней связано много хорошего, но сейчас это похоронный марш для шести миллиардов людей. Песня о тех, кто спасся с земли, песня про них. От этого стало страшно. Но майор мужественно слушал. Это была его Голгофа.

Мы затопим в доме печь, в доме печь,Мы гитару позовём со стены,Всё, что было, мы не будем беречь,Ведь за нами все мосты сожжены,Все мосты, все перекрёстки дорог,Все прошёптанные клятвы в ночи.Каждый предал всё, что мог, всё, что мог,Мы немножечко о том помолчим.

Этот куплет причинил ему особенную боль. Он рвал на куски душу. Этот куплет был написан про ковчег и этот вечер. Про тот вечер, когда самолёт оторвался от бетонки военной базы. И только малая часть сидящих в самолёте знала, что люди вокруг обречены. Что они чувствовали тогда? Считали ли себя предателями? Радовались ли спасению? Или тихо плакали в душе? Майор не знал, но он чувствовал всё это, слушая Гену.