Закон ученого - Дмитрий Олегович Силлов
Тогда какого ктулху ей надо?
В общем, надоело мне играться в молчанку. Я сунул «Бритву» в ножны, скрестил руки на груди и спросил:
– Ну ладно, давай поговорим. Кто ты?
Статуя повела головой в мою сторону. Черные губы шевельнулись на черном лице, и мелодичный, но при этом неживой, явно искусственный голос, звучавший словно со всех сторон, произнес:
– Меня зовут Грета.
* * *
Строения Чистогаловки выглядели странно. Кречетов отлично помнил то, что было написано в «Энциклопедии Зоны»: на этом месте не должно быть ничего, кроме, возможно, небольшого холма, под которым похоронены обломки домов зараженного села.
Но чем ближе отряд подходил к Чистогаловке, тем яснее становилось, что с селом, в общем-то, ничего ужасного не произошло. Более того: одноэтажные добротные хаты выглядели так, словно их построили совсем недавно.
Смущало только одно: казалось, перед строениями повесили невидимые линзы, немного искажающие пространство. Совсем чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы опытный глаз ученого заметил некие неестественные изменения данных объектов, которые невозможно было допустить при строительстве.
И при этом дорога, по которой двигался отряд, выглядела вполне себе реальной – так же как и многочисленные знаки радиационной опасности, в изобилии натыканные вдоль обочины. А возле самой границы села торчала большая металлическая табличка, приваренная к воткнутому в землю ржавому железному лому. И на этой табличке, хорошо так проржавевшей от времени и местами разъеденной слабокислотными дождями, все еще читалась надпись, набитая через трафарет красной краской:
ПТЛРВ ЧИСТОГАЛIВКА
Кречетов поднял руку, остановив отряд, после чего жестом дал команду рассредоточиться и приготовиться к бою.
С кем?
Пока непонятно.
Но что-то с Чистогаловкой было сильно не так, ибо аббревиатура «ПТЛРВ» переводится как «пункт тимчасової локалізації радіоактивних відходів» – то есть «пункт временной локализации радиоактивных отходов». И значило это, что в далеком восемьдесят шестом село все-таки снесли и его останки захоронили как раз на том самом месте, где сейчас стояли вполне себе целые дома, разве что лишь совсем слегка, почти незаметно искривленные в пространстве.
Кречетов недаром был ученым, к тому же с неслабым опытом по изучению аномальной Зоны, воспоминания о котором прекрасно сохранились в его голове.
И он, сопоставив факты, понял, что произошло с Чистогаловкой.
Не секрет, что вселенные Розы Миров при неких критических обстоятельствах могут пересекаться друг с другом, образуя порталы в местах этих пересечений. Но когда над селом пронесся радиоактивный шквал, произошло не просто пересечение границ вселенных – случилось локальное взаимопроникновение миров.
И да, здесь, в этой Зоне жителей Чистогаловки эвакуировали, а зараженные дома снесли и их обломки закопали.
А в соседней вселенной этого почему-то не произошло.
И сейчас Кречетов смотрел на село, переместившееся в этот мир и существующее в нем вопреки всем законам физики и человеческой логики… И понимал ученый, что подобное замещение невозможно без серьезной трансформации как зданий, находящихся внутри огромной пространственной аномалии, так и тех, кто жил внутри этих зданий в момент аварии.
Ибо с момента катастрофы прошло несколько десятилетий, и как за это время мутировали те, кто был, словно в тюрьме, заточен в огромной пространственной локации, оставалось лишь предполагать…
Мелькнула у Кречетова мысль, что, пожалуй, зря он не попробовал обойти стороной проклятое село, но ученый тут же ее отбросил. Если принял решение – нужно идти до конца, иначе собственный отряд сочтет командира малодушным и вполне может перестать подчиняться. Конечно, академик Захаров вложил в эти биологические машины для убийства модули повиновения, но не стоило забывать, кем они были до репликации. Без характера нет воина, а с характерами у этих персонажей было все в порядке.
Потому оставалось только одно.
– Вперед! – скомандовал Кречетов. – Уничтожить всех, кого встретите в Чистогаловке.
И первым перешагнул невидимую черту, отделявшую мир Зоны от пространственной аномалии…
…Фыфу решительно не нравилось все.
Вообще все, что происходило после того, как он вылез из автоклава.
Да и как может понравиться ощущение, словно у тебя из головы выдрали существенный кусок мозга? Дурацкая пустота на месте утраченных воспоминаний о прошлом раздражала, словно ампутированная часть тела, и оттого настроение шама было просто отвратительным.
А еще в голову словно динамик воткнули, который занудно гундосил одно и то же: «Подчиняйся Захарову. Повинуйся Кречетову. Не пытайся вспомнить забытое. Выполняй приказы ученых, и тогда будешь получать наслаждение. За невыполнение приказа последует боль. Подчиняйся Захарову…»
Занудное нытье в голове было закольцовано.
Отупляло.
Не позволяло мыслить здраво.
Голос в черепной коробке гипнотизировал, вгоняя в легкий транс, вынуждая идти по наиболее легкому пути, не предусматривающему логического мышления. А любые попытки к анализу ситуации приводили к болезненному разряду, сотрясавшему всю нервную систему – больно, хотя и не фатально. Только после подобного разряда мозг на несколько секунд становился будто стерильным, очищенным от любых размышлений. И требовалось немного времени, чтобы вновь запустить мыслительный процесс, при этом инстинктивно стараясь обходить опасные поводы для раздумий.
Было понятно: подобные ощущения испытывают все члены группы – иногда их лица искажала болезненная гримаса, после которой во взглядах на несколько мгновений появлялась мертвая пустота…
Правда, блокатор размышлений не препятствовал выражать лояльность ученым в любой форме, а также анализировать ситуацию на поле боя и принимать самостоятельные тактические решения в случае, если они не шли в разрез с указаниями Кречетова.
Вот и сейчас ученый отдал приказ о зачистке села – и в голове Фыфа немедленно появилось окно для принятия самостоятельных решений в процессе боя. Разумная опция, ибо Кречетов по-любому не смог бы ментально контролировать весь отряд, подсказывая каждому бойцу, когда нужно стрелять, а когда укрыться от огня противника.
И она сейчас очень пригодилась.
Фыф был псиоником, а значит, на ментальном уровне хорошо чувствовал присутствие противника. Но то, что открылось ему сейчас, ужасало…
Жители села, которые когда-то были людьми, давно перестали ими быть. Аномальное излучение вкупе с высоким радиационным фоном трансформировало их в практически неубиваемых чудовищ, питающихся кровью живых существ. Но живность редко забредала в эту слишком уж очевидную ловушку, и потому вечно голодным тварям приходилось ждать, впав в некоторое подобие анабиоза, чтобы сохранить драгоценную энергию. И сейчас, почуяв живых, они просыпались, расправляя свои многочисленные конечности.
– Быстрее, пока они не очнулись, – крикнул Фыф, бросаясь вперед.
Спасти отряд могло лишь одно.
Скорость.
Длина центральной улицы Чистогаловки была немногим менее километра, и, если хорошо ускориться, у членов отряда был небольшой шанс пробежать село насквозь и выскочить невредимыми из смертоносной аномалии…
И они побежали.
Грамотно, ощетинившись стволами, готовые стрелять во все, что движется. Правда, Фыф непременно отстал бы со своими короткими ножками, но огромный Данила схватил его за эвакуационную петлю, пришитую на разгрузке в районе шеи, и потащил шама за собой, словно чемодан. С его габаритами это было не сложно.
В другое время Фыф возмутился бы такому фамильярному обращению – но только в другое время.
Не в это.
Потому что в этом, настоящем времени из прекрасно сохранившихся домов неторопливо выползали чудовища, которые могут лишь присниться в самом страшном кошмаре.
Скорее всего, это было следствием взаимопроникновения двух объектов из разных миров: одного снесенного полностью, другого – оставшегося в первозданном
