Ваше Сиятельство 10 (+иллюстрации) - Эрли Моури
— Не совсем понимаю, ваше высокоблагородие, меня в штаб зачем, если не секрет? — мое непонимание, начавшееся с улетом «Ориса» и какими-то недосказанностями со стороны Бондаревой, начало перерастать в подозрение, что за моей спиной зреет заговор. Причем добрый такой, заговор, который будет мне на большую, но непонятную пользу. В этом я утвердился, глядя на улыбку Стародольцева.
— Как не понимаешь? Ты в свой эйхос заглядывал? — Григорий Сократович даже нахмурился, глядя сверху на меня.
— Извиняюсь, но нет, — в самом деле, я был так поглощен общением с госпожой Бондаревой, что не придал значение писком эйхоса. — Был поглощен набором людей в свою группу, — пояснил я, полагая, что Стародольцев посвящен в некоторые негласные вопросы вокруг меня.
— Тогда позже глянь. Или просто на словах: без десяти четыре чтоб стоял у двери дома спец состава — заеду, — известил полковник.
— А что меня такое страшное ожидает, Григорий Сократович? — полюбопытствовал я, освободив от пакета левую руку.
— Страшного⁈ Так тебя, господин Елецкий, ничем не испугаешь, хотя мы долго думали, но так особо страшного ничего на ум не пришло. В общем, приходи, не дрейфь. Думаю, в итоге будешь доволен. Но подробности не раскрою — можешь не спрашивать. Потому как это для тебя сюрприз, — он снова широко заулыбался, показывая белые крупные зубы.
— А то, что «Орест» улетел без меня, это тоже такой сюрприз, и как бы ничего страшного? — я тоже заулыбался, хотя эта ирония меня не слишком веселила.
— Да. Это тоже часть сюрприза. В общем, давай, Сань, а то мне надо на склады, потом бегом к Трубецкому. Потом еще в лавку за вишняком — есть повод сегодня немного выпить, — рассмеявшись, он вернулся к «Медведю», влезая в кабину, добавил: — А эйхос держи поближе и под контролем! Важная штука на службе! Вот мне за невнимание к сему прибору генерал крепкую клизму вставил. Теперь я эту штуку, — он похлопал себя по ремню, — редко выпускаю из рук.
Наверное, это дельное замечание — Ольга Борисовна уже ни раз отчитывала меня за невнимание к эйхосу. Когда у меня его не было, то в тишине, свободной от писка беспокойной штуковины, я ощущал много приятной свободы. Громко шурша шинами по дороге, «Медведь» удалился, я же продолжил путь к общаге, отстегнул эйхос, нажал боковую пластину.
Вот тебе на: сразу три сообщения. Извиняюсь, четыре — четверное не поместилось на экранчик. От Ольги, полковника Стародольцева, самой императрицы и Ленской. Последнее меня заинтриговало и разволновало больше всего, еще до прослушивания. Уж такой я человек: могу при желании быть безмятежным как сама Вечность, а могу с волнением думать о своей невесте или задевшей меня госпоже Бондаревой, и конечно о Ленской, которая жутко дразнит своими причудами и метаниями то от меня, то ко мне.
Первым я прослушал менее важное сообщение — от Стародольцева. Не сказал ничего нового: к 16 часам что-то намечается и мое присутствие обязательно. Кстати, не только мое, но и Ольги Борисовны — так обозначено громким баском Григория Сократовича.
Оля известила, что уже получила консультации по механологике, вся в мыслях по новой системе наведения ракет, но при этом помнит даже обо мне и с нетерпением ждет.
Глория… Глория меня также ожидает, к счастью, не прямо сейчас, как это у нее бывает, а завтра. На минуту-другую, опустив эйхос, я задумался об императрице. Вспомнил нашу последнюю встречу, яркую не только явлением Перуна, и не только тем, что случилось в ее спальне, но и нашим разговором, во многом неожиданным и откровенным. Я бы тоже хотел видеть ее. Если честно, она меня увлекла как женщина: ведь в огромном сердце Астерия всегда есть свободное место. Я даже подумал, что начинаю немного ревновать госпожу Ричмонд к маркизу Этвуду. Это при всем том, что так много важных событий вертелось вокруг меня оттеняя менее важные мысли и переживания!
И Ленская… Ее сообщение, я включил последним, испытывая легкий трепет. Включил, поднес к уху и услышал:
«Саш, целую тебя, мой дорогой», — сразу послышался звук ее поцелуев, особенный такой, за которым я приставлял мягкие, теплые и умелые губы моей актрисы, потом ее тело в моих объятьях. — «Мы здесь с Элиз вспоминаем о тебе и ждем с нетерпением, когда ты вернешься. Я по-прежнему расстроена, что вы со Стрельцовой уедете. Успокаивает лишь то, что с понедельника буду очень занята, не смогу даже как следует поскучать. У меня первые пробы в императорском театре, знакомства с режиссерами и труппой. И, конечно, синемация, Саш! Твоя с Денисом идея великолепна! Боги, я представляю, как это все может быть! Да еще когда не картонные декорации, а естественный задний фон! До сих пор не могу успокоиться, представляя все это! Еще Стрельцова меня накручивает, говорит, что я стану всемирно известной. Хотя это вовсе не важно. Саш, я тебя люблю! Я очень благодарна, что ты придумал такое с Денисом! Да, кстати, я ему пока ничего не говорила о нас. Пожалуйста, не сердись. Просто было как-то неуместно. Знаю, что я ему очень нравлюсь, но пока эту тему не трогаю. Скажу это потом. И не переживай за мои отношения с Романовым. Мой самый главный мужчина — это ты. Целую, Саш и жду! Элизабет присоединяется!».
«Пожалуйста, не сердись…» — повторил я. И как я могу не сердится⁈ Неужели она за это короткое время так сблизилась с цесаревичем, что его называет просто Денисом. До сих пор на такую вольность имела право только Ковалевская. Но Ольга знает Дениса Филофеевича с детских лет. Пожалуй, Ольга знает его больше, чем меня.
Нет, я не сердился. Я злился! Поставив пакеты на лавку под молодой сосенкой, достал коробочку «Никольских», хотел было закурить и ответить Светлане, снова выражая свое недовольство. Потом подумал, что если впущу в себя все эти неприятные мысли, то вернусь к Ольге не таким, каким она меня ждет. Волей мага, отогнал их. Ленской отвечать вообще не стал — поговорю потом, как увидимся. Пусть гадает теперь, сержусь я или нет! Требовалось что-то ответить Глории, только вот что? Говорить, что я не в Москве, мне бы не следовало. И обещать, что я завтра буду к одиннадцати, я тоже не мог, потому как