Оборотный город - Андрей Олегович Белянин
— Иловайски-и-ий, поймаю — кастриру-у-ю-у!
— Ну дык ты сначала поймай, потом рот разевай, — по-отечески посоветовал Прохор, а я словил себя на коротенькой мысли о том, что летим мы прямо в стену! Араб закусил удила и нёсся вперёд, зажмурившись, как самый храбрый котёнок. Расшибёмся за милую душу, всмятку, в фарш, в…
* * *
— Вот и слава тебе господи, выбрались, — перекрестился старый казак, спрыгивая наземь.
Жеребец нервно приплясывал посреди достопамятного сельского кладбища. Солнышко только-только взошло, могильные кресты окрашивались весёленьким розовым отсветом. Мир божий радовал пробуждением и любовью ко всему сущему. Жить хорошо…
— Уф… — выдохнул я, ещё не совсем придя в себя от чудесного прохода сквозь стену. Хорошо хоть не заорал позорно в самый неподходящий момент, вот бы осрамился перед Прохором. — Всё, я сыт по горло. Давай-ка до дому, до хаты…
— И то дело, вона мерина своего прихвачу, да и поскакали!
Действительно, на дальнем краю кладбища честно ждал старый казачий конь. Дончаки — они очень верные, по двое-трое суток могут с места не сдвинуться, если чуют, что живой их хозяин. А мы живы, оба! Надо же, а?
…Через час я навытяжку стоял перед грозным дядей, стараясь ничего не слышать, ничего не видеть и ни на что не реагировать.
— В солдаты отдам! На каторгу отправлю! Старикам на станице пожалуюсь! Иловайский, у тебя вообще хоть капля совести есть, нет?!
Есть у меня совесть. Раз перед Катей свою вину чую, значит, всё-таки есть. Хотя слово я сдержал. Её имидж перед нечистью не пострадал ни на каплю, а то, что мы сбежали, так это невероятное стечение обстоятельств и врождённое казачье счастье…
— Ежели б тока не маменька твоя, невестка двоюродная! Коня без спросу забрал, сам всю ночь невесть где шлялся, морда битая, а спиртным даже и не ароматизирует! Ох, довёл ты меня, до кишок достал, допёк до полного безобразия, а?
Да что я, собственно, сделал? По большому счёту? Как раз таки и не сделал ничего, на что и ругаться смыслу нет. Как кому, а мне никакого резону отвечать на эти пустые инсинуации. Но вы продолжайте, дядя…
— Мало тебя в детстве нагайкой учили, мало! А вдруг, не приведи господи, война? Я ж тебя тогда под расстрел сдать обязан! Службу простенькую не выполнил, к генералу Чернышёву не заявился, пакет с картой не забрал, государю императору планы наступления спутал, Родину опасности подверг…
Всё так, всё верно, было бы чем — оправдался бы. Когда Василий Дмитриевич на минутку отвлёкся хлебнуть кофею, прополоскать горло и продолжить разнос, я вдруг почувствовал, как стоящий сзади Прохор суёт мне в руку конверт из плотной бумаги. Что?!
— Тс-с, ваше благородие, — шёпотом предупредил он. — Я ж не знал, что вы на кладбище запропали, потому сам сначала к Чернышёву и наведался. Их сиятельство меня, поди уж, не первую войну знает. Вот он, пакет-то…
— Какой такой пакет?! — разом вскинул бровь дядюшка.
Я молча протянул ему конверт, стараясь не глядеть в глаза и понимая, в каком неоплатном долгу нахожусь ныне перед верным денщиком.
— Ай да Иловайский! Ай да молодец! И что ж ты молчал, сукин сын?! — Седой генерал заключил меня в медвежьи объятия, пару раз приподнял над полом и потряс от всей души. — Ну угодил, ну порадовал родню, крест бы тебе за такое дело, да жаль не война…
Он при мне разорвал пакет, вытащив на оттоманку с десяток простых лубочных картинок, недельной давности газету и неприличный рисунок тощей француженки в будуарном неглиже. И ради этого мы пережили столько бед, опасностей и напастей?!!
Я начал закипать, почувствовав себя не просто обманутым, а буквально окунутым с головой в домик с дыркой на дверях. Словно бы он приказал выпороть меня пред всем кругом: на лавку уложили, штаны сняли, а пороть передумали, так, стоят и ржут хором…
— Ну ты чего встал-то, иди давай, делом займись, — даже не глядя в мою сторону, буркнул дядя. — Коня почисти, форму в порядок приведи, что там ещё ты должен сделать?
— Старому дурню в ухо плюнуть.
— Вот-вот, и плюнь, и… Иловайский! Мать твою, ты на что это намекаешь, мерзавец?!!
Ответить я не успел, а хотелось. В двери сунул нос ординарец, громко проорав:
— Ваше превосходительство, туточки гусарский поручик со странностями! Говорит, шо донесение до вас имеет!
— Зови, — стиснув зубы, прорычал дядюшка. — А ты пшёл вон!
Я резко развернулся на каблуках и, зажмурившись от ярости, рванул прочь, едва не сбив кого-то в дверях. Верный Прохор выбежал было следом, а моих ноздрей бегло коснулся неуловимо знакомый запах. Не может быть…
— От ить чудной гусар, право, — прикрывая дверь, ухмыльнулся ординарец. — Пешим пришёл! Видали такого дурачину, а? Да чтоб гусар и без коня, это ж…
Я развернулся, выхватил саблю и без стука вломился назад в горницу. Прохор ринулся следом.
Гусарский поручик в старом потрёпанном мундире как раз вытаскивал из-за голенища короткий нож. Он даже не успел обернуться — дедовский клинок рубанул его наискось от плеча почти до позвоночника! Чумчара рухнул с тихим воем, с него мигом слетела личина, обнажив уродливую морду и грязные когтистые лапы…
— Это что ж за зверь такой? — ничуточки не испугавшись, подкрутил усы Василий Дмитриевич Иловайский 12-й. — Но ить вошёл вроде как нормальный человек, облику военного. А рожа-то, рожа какая… тьфу! Прости, Господи, грехи наши тяжкие, не приведи ещё по ночи присниться…
Я тупо вытер лезвие сабли об ментик убитого, искренне удивляясь самому себе — как можно было подумать, что тощий чумчара, с одним ржавым ножом, осилит взращенного в боях и стычках опытного казачьего генерала? Надо было остаться снаружи и поспорить с ординарцем на пятак — за одну или полторы минуты из дверей вылетит переломанная по косточкам нечисть…
— Ладно уж, за храбрость хвалю! А теперь вместе с Прошкой быстренько волоките отсель эту погань да закопайте за околицей! И кол потяжелее в грудь ему вбейте, чтоб не встал! Потом назад воротись, беседовать будем. Чую я, есть тебе о чём мне рассказать, племянничек…
Мне оставалось лишь пожать плечами. Надеюсь, дядя любит сказки. Ну в смысле того, что лично я бы не поверил ни одному собственному слову. И был бы прав…
Часть вторая
