Почти врач - Алексей Викторович Вязовский
– Да вот интересно, насчет одноразового инструментария. Я же на «скорой» подрабатываю, шприцы эти стеклянные… достали уже. А у буржуев пластиковые – открыл упаковку, использовал, выбросил. Видел в Австрии.
– Тема не совсем моя, но были разговоры такие, – Вадим задумался. – Нет, не вспомню уже. Вроде собирались не то немцы, не то французы производство у нас наладить. Но тут Афган, санкции, сам понимаешь…
– Смотри, я в Вене на конференции со всякими иностранцами познакомился. Могу попробовать пробить тему.
– Как ты сказал? Пробить тему? – сосед засмеялся – Лбом, что ли?
– Ну если дело за тем, чтобы добыть валюту на заводик, то и лба не жалко, – вполне серьезно ответил я.
Вадим задумался.
– Смотри, у нас начальник отдела в Минздраве – Федотов – может поднять вопрос на коллегии. Но нужно нормальное обоснование. Валюту выдают с большим скрипом и под всякое жизненно важное типа инсулина.
Вот жопа. Инсулин тоже стране нужен как воздух. Прям хоть разорвись.
– Федотов, кстати, про тебя мне и сообщил, – сосед потер руки довольно. – Если сможешь через Чазова… как ты сказал, «пробить тему» – то за нами дело не встанет. Переговоры проведем, валюту найдем, контракт подпишем.
А у меня теперь и покруче Чазова контактик есть. Я довольно улыбнулся. Обоснование? Говно вопрос – напишу про бум заразных заболеваний, про то, что на «скорой» и в больницах не всегда могут нормально стерилизовать многоразовые шприцы и прочие расходники… Про ВИЧ, кстати, упомянуть можно будет. И бумагу даже не Чазову, а сразу Суслову. Принцип известен – ты мне, я тебе. Пусть Михал Андреич поработает на благо страны – спустит из ЦК срочную указульку в Минздрав. Не все с трибун про дело Маркса-Ленина вещать.
– Добро, – я достал записную книжку, карандаш. – Диктуй номер домашний и рабочий. Свяжусь с тобой в Москве.
* * *
Лена тщательно игнорировала меня за ужином. Даже слова не сказала. Была бы ее воля – пошла бы к подружкам-картежницам, но тут у вас не фастфуд какой-то. Посадили тебя за двенадцатый столик – вот за ним и питайся. Мне это никакого дискомфорта не доставляло. Мы мило беседовали с соседями – семейной парой из Ленинграда, Владимиром Андреевичем и Лидией Кузьминичной. Я даже рассказал им один из немногих смешных анекдотов от Миши Харченко. Ну да, тот случай, когда миллион мартышек, колотящих по клавиатуре миллион лет, могут создать «Войну и мир».
– Идет охотник по болоту, выслеживает дичь, крадется. Вдруг сзади громко так: «Чап-чап-чап». Обернулся – а за ним резиновый крокодил идет. Охотник отогнал его, говорит: «Не мешайся, охочусь, всю добычу спугнешь!» Но через минуту опять за спиной громкое «чап-чап». Мужик разозлился, схватил крокодила, вывернул наизнанку и утопил в болоте. Пошел дальше, вдруг слышит: «Пач-пач-пач, пач-пач-пач».
Соседи засмеялись, а Томилина фыркнула, встала из-за стола и молча ушла, оставив недоеденный десерт – творожную запеканку с сухофруктами. Очень вкусную, кстати. Лучше бы мне отдала.
– Поссорились? – вытирая слезы в уголках глаз, сочувственно спросила Лидия Кузьминична.
– Ничего страшного, разошлись во мнениях по поводу одного места из блаженного Августина, – ответил я. – Завтра всё пройдет.
Но и на следующий день ничего не прошло. Мне милостиво разрешили донести до поезда чемодан. А куда денешься? Гостинцев Лена накупила такое количество, что лети мы самолетом, заставили бы платить за перевес. А ехали мы в замечательном спальном вагоне. Да, том самом, где два места на одно купе. Отличная штука, скажу я вам! Сервис на высоте! Постель уже разложена, красная ковровая дорожка выметена до легких проплешин, чай в великолепных подстаканниках предложен практически сразу! И, что самое главное: никаких тебе носков в лицо, пьяных придурков и соседской варёной курицы, не перенесшей поездки и распространяющей амбре на весь вагон.
Мне дамский бойкот был, мягко говоря, побоку. Я достал книжку про ограбление поезда и продолжил выяснять, на какие хитроумные задумки пошел Эдвард Пирс для того, чтобы изъять из казны двенадцать тысяч фунтов золотом. Я даже проникся благодарностью к Шевченко, пусть и запоздалой. Для нее, наверное, роман дался тяжеловато – я даже обнаружил во многих местах подчеркнутые слова, показавшиеся ей непонятными. Сдалась переводчица в районе сотой страницы. А мне зашло. Хороший писатель, этот Крайтон. Будет возможность – куплю еще что-нибудь.
Чуть позже я съел яблоко, позаимствованное на прощание в столовой пансионата, и лег спать. А что еще делать в поезде? За тридцать шесть часов что угодно надоест.
Помирились мы в Тихорецке. Да, том самом, из песни, куда состав отправится. Почти двенадцать часов продержалась Томилина. Практически рекорд, что и говорить.
– Андрей, дай мне нормальную музыку какую-нибудь, – как ни в чем не бывало сказала она, толкая меня в бок. – Что за гадость ты слушаешь? От этого голова только болит!
– И тебе доброе утро, солнце мое, – ответил я, пытаясь скрыть зевок. – Что за станция такая? Дибуны? Или Ямская?
– Тихорецк, – буркнула Лена. – Вставай уже, поедим хоть.
Впрочем, примирение окончательным трудно было назвать. Вроде и разговаривали, и даже играли в морской бой и в дурака. К вечеру в качестве сюрприза я обучил Томилину неведомой ей доселе игре деберц. Любимое развлечение одесских и харьковских катал пошло на «ура». Беллы, терцы, полтинники и последы впитались как вода в песок, а систему записи Лена восприняла как само собой разумеющуюся. Куда уж тут их дамскому преферансу!
– Так скучно играть, – предложила она после третьей или четвертой партии. – Давай хоть по одной десятой копейки за очко.
– На раздевание, – пошутил я.
А глаза грустные-грустные. Шутка не зашла.
Я проиграл семь рублей с мелочью, пока мы не легли спать. Я, который научил ее играть несколько часов назад! Признанный победитель многочисленных турниров на нашей подстанции!
Я вспомнил ситуацию с проданной абхазам распиской. Лишь бы Томилина не уверовала в свои силы и не пошла в коммерческие бои. Не то что без штанов, без квартиры оставят!
В столицу нашей родины поезд прибыл точно по расписанию. Бывают в жизни мелкие приятности. Мы не спеша вышли на перрон. Мне милостиво была оказана честь выноса чемодана. Ненадолго. Комитет по встрече в составе обоих родителей Томилиной ношу перехватил (отец) и дочь обтискал, будто она не на море ездила, а в космос летала (это мама). Поздоровались, меня пригласили прокатиться до моего дома. Я уже открыл было рот отказаться – вещей с собой не обильно, да и обременять людей не хочется, но тут меня отвлек какой-то мужик в мятом поношенном сером плаще.
– Андрей Николаевич, пройдемте
