Пройти через туман 2 - Алексей Юрьевич Елисеев
После обычных вопросов ментата, таких, как, не муры ли мы, не желаем ли навредить стабу или его обитателям, и так далее, нас пустили внутрь. Единственным отличием от первого в Улье разговора с ментатом было то, что интервьюировала нас спортивная и неприветливая шатенка Катана. Даже вопросы не отличались. С истинно самурайским спокойствием она и проводила нас к Брому, являвшемуся тут главой стаба.
Кабинет местного босса производил впечатление строительной прорабки. Не очень чистый пол, стены, обшитые вагонкой. На столе переполненная пепельница. Сам Бром больше походил на начавшего спиваться профессионального боксёра-тяжеловеса, чем на главу стаба. Это был крупный мужчина, бритый наголо. Близко посаженные глаза стрельнули на нас, когда мы вошли, но он не поприветствовал нас и не предложил присесть. Я покосился на Катану. Та стояла молча, не пытаясь обратиться к Брому. Я понял, тут так принято. Есть такой тип руководителей, утверждающих свою действительную или мнимую власть при помощи таких вот несложных демонстраций. Вообще, невольно зауважал Брома. Я и крёстная ввалились к нему в кабинет, переделанный из морского контейнера, считай, только из боя. Перед ним два незнакомых человека с дикими глазами, до зубов вооружённые и пропахшие пороховой гарью, а он тут фигвамы крутит. Это надо иметь крепкие нервы. Улыбка тронула мои изуродованные губы. Как ни странно, но это не укрылось от местного босса. Он отбросил папку на широкий стол из натурального дерева, затянулся вонючей сигаретой и внимательно осмотрел нас.
— Лыбишься, кваз? — хмыкнул он, продолжая сидеть с закинутыми на стол ногами, — Эт хорошо. Вот, прям, хорошо. Приятные новости видать, принёс?
— На ближайшем сером кластере только что видели банду серых тварей, — спокойно ответил я, — Еле отстрелялись, пока сюда ехали.
Бром подавился дымом закашлявшись.
— Почему мне не сказал? — со спокойствием дзен-буддиста спросила стоящая между мной и крёстной, Катана.
— Ты не спрашивала.
Тем временем босс прокашлялся и повернул ко мне красную небритую рожу.
— Сколько? — задал единственный вопрос он сдавленным голосом.
— Я насчитал сорок семь, — спокойно уронил я, — Троих мы успокоили.
— Сколько?!! — заорал Бром вскакивая.
Я спокойно повторил:
— Троих…
— Он говорит правду. — подтвердила мои слова ментат.
— Да, понял я! — засопел здоровяк, — Сорок семь было или осталось?
— Осталось…
— Блин, — босс упал в жалобно скрипнувшее кресло всей своей тушей, — С востока атомиты, с юга серые, с запада пиковые…
Бром затушил сигарету, развалив пирамидку окурков, осыпавшихся из пепельницы. Выругался.
— Вы кто такие? Вас в усиление прислали? — вперился он в меня взглядом выцветших голубых глаз.
— Нет, — мотнул я головой, — Мы штрафники.
— Давайте не в утилизацию, а в усиление охраны? — предложил Бром.
— Нет, — снова мотнул я головой, — Мы отбываем девять выездов, как мусорщики, и уезжаем.
Босс снова выругался.
— Свободны!
Мы втроём вышли из кабинета. Катана отвела нас в соседний аналогичный бокс, где беседа продолжилась.
— Вы вместе? — напрямик спросила она.
Отрицательно качнув головой, задумался. К чему такие вопросы? Но ответил:
— Нет, Мамба моя крёстная.
Глава 20
— Ясно, — кивнула своим мыслям Катана, — Селиться будете в казарме или отдельно?
Вообще, в своё время я наелся казарменного быта по самое «не могу». Поэтому ответ для меня был очевиден.
— Отдельно, конечно…
— Есть гостиница по спорану в день, — она обвела рукой отделанный вагонкой морской контейнер, — Или один кредит за такой вот бокс.
— Беру бокс.
— Хорошо, — равнодушно кивнула ментат, — Двести шестьдесят восьмой недавно освободился. Он ваш. Четвёртый ярус, восточная стена.
Мамба молча взяла ключ, и мы выбрались в стаб. Что сказать…
Это была база. Люди тут жили временно. Всё здесь об этом кричало. На выходе мы буквально сразу споткнулись о наваленные кучей разнокалиберные шины. За стенами почти не было постоянных зданий и сооружений.
В основном тут ограничивались монтажом бескаркасных арочных складов ангарного типа. Длинные, серые, ребристые, поставленные почти впритык друг к другу вдоль стен. На месте, свободном от ангаров, стояли фуры и джихад-мобили, переделанные в неповторимом постапокалиптическом стиле. Грузовики, пикапы, микроавтобусы, все доработанные под реалии Улья. Обвешанные самопальной бронёй, вооружённые пулемётами и оснащённые поворотными башнями или турелями. Партизанская самодеятельность в чистом виде. Фантазии много, желание есть, средства весьма ограничены. На фоне этого косплея «Безумного Макса», пара устаревших БТР-ов смотрелись настоящей бронёй.
Поспрашивав шатающийся народ, мы разобрались с уровнями и стенами. Контейнеры, как и первые два, были вмонтированы в монолит железобетонной основательной стены. Вероятней всего, так оно и было задумано с самого начала, их установили до того, как залили бетон. В итоге получилось множество небольших отдельных боксов. «Наш», двести шестьдесят восьмой, находился на четвёртом этаже самой длинной стены, защищавшей форт иммунных с востока.
Вошли, осмотрелись.
— Видала я места и намного хуже, — хмыкнула Мамба, — Тепло…
Негритянка щёлкнула выключателем.
—… Светло…
— Ага, — согласился я, — И мухи не кусают.
Прошёл вглубь.
Морской контейнер утеплённый и обшитый вагонкой, был хорошо освещён. Блок с удобствами, представленными душем и ватерклозетом, разделял две зоны. Находящаяся в глубине была спальной, а та, в которую мы зашли, отводилась под прихожую, совмещённую с кухней. Тут стоял холодильник, плита, микроволновая печь, всё импортное. Не заметил за собой, как стал постепенно привыкать ко всяким странным надписям. Если раньше всякое такое было для меня в диковинку, то сейчас почти перестал удивляться. Даже моя крёстная — и та вся насквозь импортная.
— Только не очень чисто. Тут до нас кто-то жил. Это вроде служебной квартиры, — заключила Мамба, — Прежде чем отдыхать, предлагаю прибраться и закупить провизии на завтра.
— Я бы и сегодня чего-нибудь покушал, — признался я, — Консервы в рюкзаках предлагаю пока не трогать. Мало ли чего на выезде будет.
— Это правильно, — согласилась моя спутница, — Ты что делать хочешь? Убираться или сходить в магазин и приготовить еды?
— Ничего не хочу. Лучше бы мы в гостиницу пошли. Есть только желание вымыться, упасть в постель и придавить часов двенадцать.
— Понятно, — кивнула Мамба, пропустив мои возражения мимо своих чёрных ушек, — Кинем монетку.
Только я собрался удивиться, откуда при нашем кочевом, охотничьем и собирательском образе жизни она найдёт монету, как крёстная выудила большую серебряную денежку из внутреннего кармана.
— Талисман, — пояснила она, увидев мои квадратные глаза, — Орёл — ты уборкой занимаешься, решка — я.
Не успел я возразить, как монета, кувыркаясь, отправилась в полёт. Решка. Делать нечего. Оставил рюкзак, карабин и разгрузку в боксе, сам отправился на поиски магазина. Опросив нескольких бомжеватого вида аборигенов, нашёл местную лавку.
Это был ещё один бокс, только не из одного контейнера, а из двадцати или больше. Всем тут заведовал Бурят. Как несложно догадаться по монголоидным чертам лица, окрестил его этим незатейливым именем человек с полным отсутствием фантазии.
В этом магазине было всё, от одежды и обуви до гранатомётов. Обнаружилась и провизия, но так как магазин был не специализированный, разносолами ассортимент не блистал. Предпочтение отдавалось непортящимся продуктам.
Я набрал всяких полуфабрикатов. Пельменей, макарон, котлет, сарделек, масла, консервированного лечо, грудинки, колбасы и хлеба. Хлеба взял с запасом, чтобы насушить сухарей, так как завоз нерегулярный. Купил кофе и завис возле витрины с алкоголем.
— А ром есть? — спросил продавца я.
— Рома нет, — равнодушно ответил он, — Есть вискарь и коньяк хорошие.
— Коньяк какой?
— Армянский, «Арарат», три звезды и пять звёзд, — причмокнул губами торговец, — Очень хорошие. Все берут. Если с колой смешать, отличный живчик получается. Некоторые ещё корицы добавляют. Не живчик, а коктейль, как в лучших домах Лондона и Парижа получается.
— Уболтал, бес языкатый, — кивнул в ответ я, забрасывая несколько бутылок в корзину, — Беру.
Подошёл на кассу. Бурят почесал выбритый висок и лениво окинул гору провизии.
— Двадцать кредитов…
Я, мягко говоря, офонарел. В Зимнем одна бутылка рома стоила
