Ветер над пропастью - Ибикус Ибикус
— Может быть потом, вместе с моими воспитанницами, — сказала она, — сейчас я не могу оставить своих девочек. Я уже так привыкла к ним, да и они ко мне. Теперь я разделю их судьбу, как в свое время Элла Юрьевна разделила нашу.
— Мы тоже, — пока не можем принять ваше предложение, — сказала Ника, — я должна войти во владение своим состоянием, которое говорят очень немаленькое. А Вера собирается встретиться со своим женихом. Возможно, позже мы примем приглашение капитана второго ранга Левитина, который тоже прислал приглашение, и мы отправимся на Дальний Восток.
На следующее утро Иван Фингерт и две амазонки покинули пансионат и к вечеру уже были в усадьбе Фингертов. За два года ничего в усадьбе не изменилось. Андрей встретил их в доме, он еще не совсем оправился от ранения в плечо, правая рука была не перевязи. Девушек разместили в их прежней комнате. За ужином он не сводил с Веры глаз, она краснела и была необычно молчалива, чего раньше за ней не замечалось. В следующие дни она засиживалась в комнате Андрея, причем Нику туда не приглашали. А еще через несколько дней она окончательно перебралась туда под предлогом ухода за раненым. При встрече с Никой, Вера смущалась и отводила взгляд, а прислуга начала называть ее молодая барыня. Иван Михайлович посмеивался, отвешивал ей шутливые поклоны и, наконец, однажды за ужином объявил, что через неделю молодые обвенчаются, но свадьба пышной не будет. Война ведь! Андрей повязку уже снял и заговаривал о своем возвращении в полк. Молодые съездили в Павловск, взяв с собой Нику, которая навестила банк, забрав внушительную сумму, которой щедро поделилась с Верой. Вера купила все необходимое к предстоящему торжеству и выглядела совершенно счастливой.
С Никой тоже происходили некоторые метаморфозы. В первые дни после приезда она много времени проводила в кабинете Ивана Михайловича, который вводил ее в текущее состояние дел в имениях и в банковских счетах. Охарактеризовал управляющих имениями. Затем достал кипу бумаг, в которых были оформлены торговые сделки за последние два года. Не умолчал он и о вознаграждении за свое опекунство, ибо каждый труд должен быть оплачен. Ника, разумеется, ничего против не имела. Поначалу она с трудом заставляла себя вникать в суть всех операций, но уже через несколько дней стала все понимать, чем весьма порадовала своего опекуна. Наконец, Ника торжественно объявила, что отчет принят, и она выражает Ивану Михайловичу благодарность моральную и материальную.
— Погоди, милая, благодарить, — вдруг со вздохом сказал бывший опекун, — после смерти Анны Федоровны не обнаружено никаких драгоценностей. А ведь, я знаю, что у вашей тетки и у вашей матушки было их немало. Ну, за ценности вашей матушки я не в ответе, тут ваша тетка всем распоряжалась. А вот что касается Анны Федоровны…. Я просто теряюсь… Прислуга тут не при чем, давно бы уж всплыло…
— Иван Михайлович, — ответила Ника, — можете про это забыть. В последний мой приезд тетя просветила меня по этому вопросу. Будем считать, что их не существует. И больше к этому возвращаться не будем. Кроме того, имение Анны Федоровны нужно оформить на Веру Александровну Павловскую. Это будет ее приданным. Я уверена, что ее родители люди не простые, но выяснить кто они, пока невозможно.
Бывший опекун внимательно посмотрел на девушку, но ничего не сказал. Однако, было видно, что у него камень с души упал. Ему нравилась воля и решительность его подопечной, его поражал ее ясный и быстрый ум, умение схватывать на лету суть сложных коммерческих операций. Одновременно это же и пугало его. Он был безмерно рад, что сын его выбрал другую девушку. Но тут уже примешивалось другое чувство. В последние дни при деловых встречах с Никой, он стал более тщательно подбирать одежду, подстриг бороду и, сам того не замечая, старался затягивать эти встречи. Осознав, что ему дорога эта девушке, он стал предаваться сладким мечтаниям. Разница в возрасте более тридцати лет не пугала его, да что там говорить, таких браков было немало. Только эти браки совершались с согласия, и даже с превеликим одобрением, родителей девицы. Тут же было все не так. Нет ни родителей, ни близких родственников, а из опекунского возраста она уже вышла. Да и не хотел он как-либо принуждать ее, однако, сам того не сознавая, начал оказывать ей знаки внимания. Как-то постепенно он осознал, что девушка понимает его состояние и, иногда, с удовольствием ловил ее игривые улыбки. Впрочем, умудренный житейским опытом, Иван Михайлович не обольщался. Ведь конкурентов здесь у него нет, а на безрыбье, как известно, и рак рыба. А самое неприятное для него, во всей этой ситуации, было богатство Ники. Именно это обстоятельство и переворачивало все с ног на голову. Ведь даже, если случись такое чудо, и Ника согласиться выйти за него, все будут считать, что он одурачил богатую сироту, чтоб прибрать ее состояние.
Между тем с Никой тоже происходили некоторые метаморфозы. Общаясь с бывшим опекуном, она поняла, что ей стал симпатичен этот большой и сильный человек. Ей импонировала его порядочность в ведении коммерческих дел. Она понимала, что в том состоянии, когда он приступил к опеке, обобрать ее ничего не стоило, и были тому прецеденты. Поэтому она, видя его явные ухаживания, понимала, что материальной подоплеки здесь нет. Возраст ухажера ее тоже не смущал. Лежа в одиночестве в своей комнате, Вера уже прочно обосновалась в комнате Андрея, Ника пыталась представить свою семейную жизнь с Иваном Михайловичем. Но ничего путного в голову не приходило, ее будоражил зов крови, тело требовало мужчину, но, когда пробуждался разум, она ясно осознавала будущую зависимость от мужа и потерю свободы, которую только что обрела. Впрочем, разум просыпался все реже и реже, а тело настойчиво требовало своего. Она была уже готова прыгнуть к нему в постель, но вовремя поняла, что это сразу поставит крест на ее замужестве, да и на репутации появится несмываемое пятно. Нет, инициатором должен быть мужчина. Нужно просто чуть-чуть подтолкнуть его. И Ника слегка изменила стиль одежды, не выходя за нормы приличия, изменила прическу, совсем немного, но внимательный взгляд легко замечал все нюансы.
Иван Михайлович, разумеется, все замечал и
