Воспитанник орков. Книга первая - Евгений Васильевич Шалашов

Глава 6

Слухи и домыслы

— Так ты говоришь, норги прошли сквозь туман, высадили разведку, а уже потом напали на Ошт? — в который раз спрашивал спаситель, неспешно потягивая из кружки пиво.

Данут, удивляясь самому себе — он до сих пор не вспылил, не выругался, уже не в первый раз пересказывал странному человеку историю, начиная с того момента, как он ушел проверять отцовские борти.

Гилберт, как звали нежданного спасителя, завел его в какой — то неказистый дом на окраине города и, первым делом, осмотрел рану, порадовав, что кость не задета, промыл ее жгучим бальзамом с запахом крапивы и тмина, наложил повязку. Судя по тому, как мастерски незнакомец наматывал бинт, ловко завязал узелок, дело для него было сплошь и рядом знакомое. Ну, а потом, спаситель предложил скромный ужин — сыр и черствый хлеб, присовокупив к этому немного пива. Откупоривая бочонок, Гилберт с сомнением принюхался к его содержимому, нацедил немного, попробовал и, только потом налил гостю.

— Неделю стоит, но пить еще можно.

Убранство комнаты, где они были, выглядело нежилым. Вроде бы, все на месте — стол, два табурета, кровать, но был какой — то налет запустения и безликости. Изрядное количество пыли и, ничего примечательного — ни безделушек, ни ярких ковриков, способных дать представление о хозяине. Комната напоминала номер гостиницы (в которых Данут, по правде говоря, был всего один раз, когда надо было получить плату с приезжего купца, но и этого вполне достаточно) или, внутреннее «убранство» лесной зимовки, где люди живут по неделе, а то и по месяцу, но домом не считают.

Пиво, хотя и простояло неделю, не горчило. Данут, вспомнивший вдруг, что за весь минувший день почти ничего не ел, бодро размалывал молодыми зубами хлеб, превратившийся в сухари, сыр, покрывшийся твердой коркой, запивая его вполне сносным пивом.

Гилберт, с сомнением ковырявший хлеб и сыр, ел мало, говорил еще меньше, зато много спрашивал. Некоторые вопросы заводили в тупик, иные казались глупыми, а за кое — какие хотелось треснуть по морде. Возможно. Данут так бы и сделал, но останавливали два обстоятельства — во — первых, чувство благодарности к спасителю, а во — вторых, левая рука, для которой Гилберт приспособил повязку. Но в конце— концов, когда все вопросы иссякли, парень и сам решил поспрашивать.

— Как вы около нашего дома оказались?

Гилберт называл его по имени, и на «ты», но Данут обращался к мужчине на «вы». И дело было не только в возрасте. Гилберт чем — то напомнил отца. Не то — внутренней силой, не то — уверенностью движений, выдававшего бывалого воина. Ну, разве что, был поменьше ростом, да имел седины побольше.

Прежде чем ответить, спаситель неопределенно улыбнулся.

— Да вот, понимаешь ли, иду я себе по улице, иду. Вижу — парня убивать собираются. А дай — ка, думаю, его спасу. Ничего, что я тебя спас не по благородному? — притворно озаботился Гилберт. — Подошел, да сзади пырнул. Надо было убийцу на поединок вызвать?

— За спасение, конечно, огромное спасибо, — хмыкнул Данут. — Может, когда — нибудь и я вам тем же отплачу. Но если меня на поединок никто не вызывал, так и вам можно было попросту, без затей. Но все — таки, что вы там делали? Думается, не просто так около дядькиного дома околачивались. Следили за мной?

— А ты не дурак, — похвалил его Гилберт. Вздохнув, перевел взгляд на угол, изрядно заросший паутиной. Данут, проследив за его взглядом, понятливо кивнул:

— Вижу, лишнего не скажете. Но хоть намекните. Вы же, как тот паучок, муху ждете. Кто вас послал — Городской магистрат?

Гилберт слегка скривился. Верно, сравнение не понравилось. Может, стоило назвать его «пауком»? Паучок — как — то несолидно. Или не понравилась фраза «Кто послал»?

— Так о чем тут намекать? — пожал плечами спаситель. — Ты уже и сам обо всем догадался, без всяких намеков. Я же тебе сказал — ты, парень, хоть и глуповат иногда, но не дурак.

Да уж, да уж… Кем — кем, а дураком Данут точно не был. Прожил семнадцать лет не в лесной глуши, не на острове, а среди людей. Опять — таки, книжки читал, отца слушал. Считать, что город Тангейн оставит без внимания появление парня, странным образом спасшегося после набега норгов, было бы странно. Вот, скажите, а сам Данут, будь он на месте членов Городского магистрата, поверил бы в такое? Разумеется, нет. Представим себе — в городе появляется некто, называет себя племянником богатого купца. Мол, примите меня, сирого и убогого! А кто этого племянника в лицо знает? Купцы да мореманы, ходившие торговать? Как же, упомнят они тех, кого облапошивали. Ну, тот морячок, что признал его в таверне, не в счет. Случайно вышло. Какие доказательства, кроме старой шкатулки и меча он может предъявить? И, доказательства, надо сказать, сомнительные. Может, не случись на его пути гномы, то сидел бы Данут не в доме дяди, а в каком — нибудь подвале под магистратом и отвечал бы на вопросы. Так что, спасибо и на том, что на воле оставили. И было бы уж совсем глупо считать, что городские купцы и ремесленники, чья жизнь целиком зависела от Вотрана, не озаботились бы клятыми норгами и не создали бы какую — нибудь службу, инспекцию. Ну, как там ее правильно обозвать? Подобрать толковых мужчин — таких вот, вроде Гилберта, которые будут искать шпионов. А к появившемуся, невесть как, парню следует приставить слежку. Если он лазутчик, то должен что — то делать для своих хозяев. Обидно, конечно, если тебя принимают за лазутчика, но лучше эти обиды засунуть куда — нибудь э — э… подальше. Если бы не слежка, был бы он сейчас вместе с земляками, в чертогах Единого.

— Гилберт, а вы этого… арбалетчика знаете?

— Знаешь, давай — ка на «ты», — предложил Гилберт.

— Давай, — согласился парень.

— Так вот, арбалетчика я не знаю. Можно бы, конечно, поискать да поспрашивать, но смысла не вижу. Ночная стража его утром подберет, тогда и личность выясним. Но, скорее всего, из пришлых.

— Слушай, а кому могло понадобиться меня убивать? Неужели норгам? Зачем?

— Все может быть, — пожал плечами Гилберт. — Может, хотят ошибку исправить?

Данут хотел спросить — какую, но догадался. Норги не оставляют свидетелей.

— Может, пираты здесь и вовсе не при чем,