В кольце врагов (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич
И птицам было по-прежнему невдомек, зачем люди убивают себе подобных?!
Но всерьез они не задавались этим вопросом. Им еще предстоял долгий путь через море, на север.
Две недели с разграбления Офа
Магас, столица Аланского царства
Охваченный сильным волнением, я следую к уже давно знакомым дверям в сопровождении знатных воинов, особо приближенных к престолу — алдаратта. Теперь-то я знаю название ясских рыцарей-гвардейцев! С удовольствием смотрю на их начищенные до блеска ламеллярные панцири, на размах широких плеч и идеальную выправку — а на ум почему-то приходит виденная всего пару минут назад птица. Обычный сизый голубь с подпаленными перьями на хвосте. Отчего-то его вид меня озадачил — понятно, что птица вырвалась из огня, но вот где бушевало пламя? Каждый день я поднимаюсь на стены цитадели и ни разу еще не видел дымных столбов на месте пожарищ, а ведь обзор здесь отличный. Может, голубь прилетел издалека? Может быть. Вот только откуда? Конечно, миграция птиц по весне идет в направлении юг — север, но отчего-то в сердце закралась тревога за Тмутаракань, помноженная на волнение за очередную встречу с царем. Похоже, Дургулель наконец-то сделал выбор!
А вот и знакомые массивные двери из мореного дуба, украшенные позолотой. Я уже шагнул к ним, но легкое касание гвардейца упредило меня — алдаратт жестом показал мне направление в сторону по коридору. Заинтригованный, я послушно последовал за сопровождающими меня воинами, гадая: к добру или к худу изменения в уже ставшем привычным церемониале?
Впрочем, шли мы недолго, представ вскоре перед еще одной узкой дверью в правом крыле дворца. Гвардеец молча поклонился, открывая ее, и я, учтиво склонив голову в ответ, сделал шаг и оказался в не очень большом, но красиво украшенном дорогими персидскими коврами помещении, со стоящим в центре столом, уставленным блюдами с печеным мясом, лепешками, сыром и кувшинами с вином.
У стола стоял сам Дургулель с рогом вина в руке. Поспешно поклонившись, я приблизился к государю, остро ощущая вдруг охватившее меня смятение, в то время как гвардейцы закрыли дверь, повинуясь небрежному жесту царя. Я не успел и рта открыть, как Дургулель заговорил:
— Касоги князя Ростислава напали на Византию. Они разграбили город Оф, что находится вблизи Трапезунда.
Не сразу я осознал, что царь прекрасно говорит на древнерусском — зато получил ответ на вопрос: а где же переводчик? Тем не менее ясский государь сумел застать меня врасплох.
— Так вы знаете мой язык?
Дургулель внимательно посмотрел мне в глаза:
— Русы наши близкие соседи. Мы сражались со Святославом на стороне хазар, но проиграли — и получили свободу. Потом сражались с князем Мстиславом — а позже вместе с его дружиной ходили на Арран. Знать язык своего соседа, способного стать как опасным врагом, так и добрым другом, весьма полезно. Хотя бы для того, чтобы подумать над ответом, пока толмач переводит его слова. Да и ты, воевода, ведь тоже учишь аланский?
— Учу. Но говорю и понимаю пока плохо.
Я ответил государю на ломаном ясском, после продолжил уже на древнерусском, благо, что Дургулель говорит на нем весьма чисто:
— Так что же светлый царь для себя решил? Кем в этот раз ему станет русский сосед — опасным врагом или добрым другом?
Алан презрительно скривил губы:
— Сегодня опасным врагом для меня могла стать или рать всей Руси, или, по крайней мере, черниговская дружина князя Святослава. Но никак не горстка воинов Ростислава!
Настал мой черед скривить рот:
— Неужели? Тагир так же думал два года назад. И где теперь его тяжелая конница и сам пщы?
Дургулель недовольно посмотрел на меня, приложив кубок к губам. Сделав небольшой глоток, он жестом предложил мне взять со стола второй кубок и одновременно ответил:
— У Тагира была всего тысяча тяжелых всадников. У меня их около десяти тысяч.
— А я сумел тогда подготовить всего пятьсот воинов фаланги и двести лучников. Теперь численность копейщиков достигает четырех тысяч, а отряд стрелков с дальнобойными тисовыми луками насчитывает тысячу воинов. Уверен, мы переживем атаку вашей тяжелой кавалерии. А вот каково будет Алании потерять ее главную ударную мощь?
— Дерзости тебе не занимать, воевода, — царь весьма сурово на меня посмотрел, — говори со мной так кто другой, и не сносить ему головы. Впрочем, я пока ничего не решил и на твой счет.
Кожу на спине словно окатило ледяной волной, хотя я постарался не показывать вида. Между тем Дургулель неожиданно сменил тему разговора:
— Чего не прикасаешься к вину? Или мне для верности отпить из твоего кубка?
— Привычка бояться отравы, если где-то поблизости есть ромей. Прости, государь.
Я поклонился, в то время как царь действительно вспыхнул гневом, яростно затараторив:
— Кого же ты подозреваешь в отравлении? Меня?! Кормившего тебя и твоих людей с собственного стола?! Да захоти я вашей смерти — и еще до заката любого из прошедших дней ваши обезглавленные тела предали бы земле!!! Не путай меня с греками, воевода, и пей вино, коли не хочешь смертельно обидеть, усомнившись в гостеприимстве ясского царя!
Дургулель еще не закончил фразу, а я уже поспешно подхватил кубок и приложил его к губам. Молодое, сладкое вино с насыщенным фруктовым вкусом — именно то, что я более всего люблю.
— Прости, государь, что я на мгновение позволил себе усомниться. Но коварство ромеев не знает границ, и катепан Корсуни действительно пытался отравить нас с Ростиславом, это не выдумка и не повод забрать их города. По совести сказать, моему князю было достаточно возрожденной греческой колонии в устье Дона, запечатавшей вход в реку и уже основавшей верфь.
— А нападение касогов на Оф ты спишешь на их собственное вероломство и разбойный нрав?
— Вовсе нет. Князь отправил их в набег, ожидая твоего, светлый царь, нападения. Мы знаем, что касоги весьма лояльны к аланам и что они могли восстать и ударить в спину при приближении твоего войска. Вот Ростислав и решил бросить их в набег, ожидая твоего нападения.
Строгий взгляд Дургулеля уткнулся в мои глаза.
— Не боитесь гнева Божьего за убийства и разграбления христиан?
— А может, это Божья кара ромеям за то, что они пытались натравить ясов на Тмутаракань? И что же скажешь ты, государь: отправься твое войско в поход, и христианам — подданным князя ничто не угрожало бы? Ни убийства, ни грабежи? Больше сорока лет назад касоги сожгли город и вырезали его жителей. Светлый царь мог бы взять город — и даже если бы он и его люди не тронули горожан, в чем я сильно сомневаюсь, кто бы помешал касогам разорить его дотла, как только христианское войско аланов покинуло бы его пределы?
Дургулель промолчал, а я продолжил:
— Каждый злой поступок ромеев находит свою справедливую кару. Катепан пытался отравить нас с князем, чтобы задавленные поборами подданные базилевса не перешли под руку Ростислава, — и вот теперь Корсунь, Сурож, Готия вошли в Тмутараканское княжество. Ромеи пытались натравить аланов на русов — и касоги разграбили один из их городов. Но, по крайней мере, молодых женщин и детей, юношей и девушек князь просил оставить в живых ради выкупа — он собирается заселить ими Танаис.
Царь наконец заговорил:
— Выбор, который стоит передо мной, выбор, который и вы, и ромеи вынуждаете меня сделать, весьма непрост. На одной чаше древний союз с могучей империей, принесшей нам веру — и я даже породнился с базилевсом! А на другой — союз с молодым и пока слабым русским княжеством. Н-да, иногда мне кажется, что на деле выбор очевиден. — Дургулель хитро посмотрел мне в глаза.
— Я бы назвал это выбором между теми, кто всю свою историю пытается вами помыкать и использовать в своих целях, и теми, кто станет верным союзником в будущих войнах.
Царь невесело усмехнулся:
— А вот в последнем я очень сомневаюсь. Разве Ростислав, скопив силы, не пойдет на Русь воевать за отцовское право на великое княжение, как когда-то поступил Мстислав? Разве не ради этого он просил меня дать ему людей два года назад, не ради этого дружил с касогами? Его семья была залогом мира, но ведь ты сам, воевода, сумел вернуть ему близких. Так что теперь мешает Ростиславу собрать всех людей и вернуться на отчую землю? И заключи я с ним союз, не втянет ли меня твой князь в собственную войну с дядьями? Даже если, например, не он пойдет на Киев, а в Тмутаракань вернется Святослав с войском?
