Валентин Леженда - Скорость Тьмы
«А, это вы, Андрей, — мысленно произнес Карел. — Ну, как у вас дела? Не нравится, наверное, что я в вас этак бесцеремонно копаюсь?»
«Да ладно вам, майор, я же добровольно на это согласился. В конце месяца наверняка премию выпишут, так что мы, можно сказать, немного друг другу помогли».
«Смотри, от меня ничего не утаишь», — мысленно рассмеялся Карел, а вслух произнес:
— Товарищи ученые, считаю своим долгом сообщить, что я могу сейчас мысленно общаться с донором, так и должно быть?
— Ну разумеется, — подтвердил Яша. — Правда, при следующем «переселении» этот эффект наверняка пропадет.
— Постойте, — насторожился Карел. — А этот ваш так называемый приглушенный донор, он случайно не сможет читать мои мысли так же хорошо, как я читаю его?
— Обратная нервно-психическая связь абсолютно исключена, — ответил один из сотрудников. — Мы заранее это предусмотрели. При всем желании донор не сможет прочесть ваши мысли. Внутренний диалог возможен, но глубокое зондирование исключено.
Майору все больше и больше нравилось новое «переселение», сейчас он чувствовал себя всесильным. Раньше он носил чужую обновку, сейчас же надевал мастерски подогнанный качественный костюм. Что ж, можно немножко и поиграть.
Карел осторожно подковырнул сознание донора.
Донор болезненно съежился, явно почувствовав глубокое вторжение.
«Эй, вы чего? — обеспокоенно произнес парень. — Майор, почему вы вдруг замолчали?»
Карел вовремя остановился.
Этот человек что-то тщательно скрывал.
Майор не стал погружаться в его сознание слишком глубоко, но кое-что он успел увидеть. Это была какая-то тайна с явной сексуальной окраской.
Именно поэтому разведчик быстро прервал свое слабое зондирование.
Чужая тайна напоминала черную прожорливую амебу. Такая дрянь, как правило, со временем поедает человека целиком.
Черт бы побрал новые технологии, да это похлеще телепатии.
Тогда в лесу, рядом с Тойфельхандом, Карел просто читал мысли погруженного в транс вервольфа. Но сейчас... это действительно было ни с чем не сравнимо.
Майор увидел целый мир. Огромный, многоуровневый, невероятно сложный муравейник. Здесь не было пронумерованных мест, на самом деле память вовсе не походила на аккуратную картотеку. Все было перепутано, однако подчинялось некой невероятно сложной схеме. Весь этот хаос держался на незримом твердом каркасе. Казалось, нарушь его, и человеческое сознание превратится в бешеный, сметающий все на своем пути ураган воспоминаний, привычек, фантазий.
Увиденное пугало.
Да, ученые давно признавали человеческий мозг сложной штукой, но это... В каждом человеке действительно жила исключительно сложная, постоянно изменяющаяся вселенная.
А еще там была Бездна. Там, в глубине, явно что-то жило, двигалось, чем-то питалось, смотрело из нее, но само по себе не могло вырваться наружу. Он вдруг поверил: такая штука есть в каждом, просто не всем дано ее в себе почувствовать, услышать.
Карел понял, что этой части чужого сознания просто так, из любопытства, лучше не касаться. Но когда-нибудь туда непременно придется заглянуть.
Третий рейх, похоже, это уже сделал, теперь черед за другими.
Два взгляда встретились. Один из них не был человеческим, и совершенно незаметно на небе медленно взошла черная звезда Полынь, поразительно похожая на нацистскую свастику.
Утром 15 января четырехмоторный «фюрермашин» Фокке-Вульф-200 «Иммельман», как обычно, проходил стандартный технический осмотр перед очередным рейсом.
Предстоял перелет в Растенбург.
В последнее время Гитлер часто летал именно на этой машине, имевшей гордое имя «Кондор». Самолет действительно напоминал хищную птицу, пожалуй, именно по этой причине он и привлекал фюрера.
Обычно эта достаточно крупная машина использовалась Люфтваффе как бомбардировщик дальнего действия, но для Гитлера была выпущена особая персональная модификация.
За штурвалом предстояло быть, как всегда, Хансу Бауру, личному пилоту фюрера.
Одновременно с техниками у самолета работали офицеры СС из «Анненэрбе». Два опытнейших псионика внимательно следили за копошащимися под кожухами двигателей механиками. Прочие офицеры тщательнейшим образом проверяли салон при помощи нескольких пси-псов. Собаки безошибочно чуяли не только чьи-либо враждебные намерения, но и любую замаскированную взрывчатку.
С самолетом все было в порядке. Двухчасовой осмотр не выявил никаких аномалий. Технически «Кондор» был готов к полету в любую минуту...
Лейтенант Фабиан фон Шлабрендорф прибыл на аэродром чуть раньше фюрера.
Фабиан сильно нервничал. Хуже всего, если у самолета по-прежнему крутятся проклятые псы. Но, как оказалось, он зря волновался. Собак всегда уводили перед появлением Гитлера.
Фюрер люто ненавидел эти жизненно необходимые Третьему рейху создания. По слухам, в их присутствии у него начинались страшные головные боли. И это при том, что обыкновенных собак Гитлер любил, особенно свою холеную восточноевропейскую овчарку по кличке Блонди.
У «Кондора» прогуливались эсэсовцы из «Анненэрбе», причем двое были псионики. Особые значки в петлицах не вызывали никаких сомнений. Но эти, в отличие от пси-псов, почувствовать взрывчатку были не способны.
Во внутреннем кармане шинели лейтенанта покоилась бутылка бренди. Если его вдруг захотят обыскать, то особо не удивятся.
Ожидая на краю аэродрома приезда лидера нации, лейтенант меланхолично размышлял о том, почему бы ему просто не застрелить фюрера. С очень близкого расстояния. Такая возможность у него была. В кармане лежала важная депеша с Восточного фронта, которую он должен лично передать секретарю Гитлера. Депешей его снабдили в Абвере, и она отнюдь не была какой-нибудь липой — самая настоящая сводка последних, не очень утешительных новостей.
Однако, обдумывая этот вариант убийства, лейтенант постепенно пришел к выводу, что выстрелить ему не дадут. Личный псионик Гитлера Тиль Хениц наверняка успеет почувствовать исходящую от фон Шлабрендорфа опасность.
Прочесть чужие мысли псионик, конечно, не способен, но всплеск тончайших полей в ауре лейтенанта Хениц уловит безошибочно.
Но, даже если допустить, что Фабиан все-таки каким-то чудом сможет сделать хотя бы один выстрел, не факт, что фюрер погибнет.
Прицелиться как следует ему уж точно не дадут. Итак, вариант с пистолетом был слишком рискован. Оставалось уповать на бомбу, мощности которой должно было хватить, чтобы разворотило большую часть самолета.
Однако с самого начала все пошло не по плану заговорщиков.
Гитлер прибыл на аэродром не в одиннадцать утра, а значительно позже, в двенадцать десять.
В сопровождении немногочисленной свиты фюрер выбрался из машины и поспешно направился к ожидающему на взлетной полосе самолету.
Дежурившие на аэродроме эсэсовцы не пустили к Гитлеру фон Шлабрендорфа, и лишь после ожесточенной перебранки они все-таки решились сообщить о лейтенанте одному из адъютантов фюрера.
Фабиан нетерпеливо смотрел на вращающиеся винты самолета. «Кондор» улетал, а бомба по-прежнему лежала у него в кармане.
От ревущего самолета к нему подбежал высокий молодой вервольф из личной охраны Гитлера.
— Что там у вас? — прокричал он, придерживая фуражку.
Сквозь нарастающий гул лейтенант едва его расслышал.
— Секретный пакет лично фюреру. Вервольф нервно оглянулся на самолет.
— Поднимайтесь на борт...
Такой поворот не был предусмотрен заговорщиками, но Фабиан подчинился. К счастью, вервольф не заметил, как было бледно лицо лейтенанта, когда они оба бежали к самолету.
На борт их пропустили беспрепятственно. Дверь плотно закрылась, и «Кондор» начал стремительный разбег.
Интерьер самолета был роскошен. Дорогая обшивка, удобные кожаные кресла, резные деревянные панели.
Фабиана усадили недалеко от двери, после чего эсэсовцы доложили о нем в главный отсек салона, где непосредственно и располагался фюрер со свитой.
Какое-то время ничего не происходило.
Самолет, судя по всему, благополучно набирал высоту, двигатели размеренно гудели, и смерть казалась чем-то бесконечно далеким и абсолютно сейчас неуместным. Она была облаком за прямоугольным иллюминатором.
Лейтенанту не верилось, что ему придется сегодня умереть.
Все пошло не так, как было задумано, а значит, в ход событий вмешались незримые, доселе молчавшие силы. По замыслу заговорщиков он должен был пройти на борт, оставить бомбу и в последний момент попытаться покинуть салон.
Фабиан просто смотрел в иллюминатор и старался ни о чем не думать, особенно о жене и маленьком сыне, оставшихся в Мюнхене.
Что с ними будет?
