Острогин Макс - Мертвецы не танцуют
Толстяк уставился враждебно на меня. На Курка внимания не обратил. Зато Курок на него обратил.
– Теперь я знаю, почему человечество голодает, – сказал он довольно громко.
Человек с кувалдой шагнул вперед, скрипнув челюстями.
– Прекрати!
Властный голос. Есть голоса, которым хочется подчиняться, у Гомера был такой. Сразу видно, кто.
Из-за хижины показался главный. Я его сразу узнал. Человек улыбнулся, и я удивился – у него были удивительно белые зубы, белые до ненастоящести, такие зубы могут быть только у старшего. Вообще у главности несколько признаков, в том числе и зубы.
– Меня зовут Командор, – сказал белозубый и улыбнулся еще раз.
Глава 8. Утро
– Не нравится мне здесь, – сказал Курок.
Он повернулся на бок и стал смотреть в щель.
– Не нравится, – Курок потер глаз. – Оружия не дали, едят водоросли, крыс. Крысоеды.
– Командор сказал, что нет оружия.
– Ага, нет. Ты в своей жизни кого-нибудь видел, кто без оружия бы ходил?
– Да.
Вообще-то мне тоже не очень верилось. Конечно, на эстакаду так просто не взобраться, но все равно. Оружие должно быть. Даже у психов. Хотя у психов свои порядки.
– Я тоже не видел, – Курок глядел в щель. – Оружия У них нет, снаряжения нет, одни крысы вяленые. Разве можно жить на вяленых крысах? Вот и я о том же. Нервные какие-то…
Это правда. Нервные. Я вчера тоже отметил. Пытался поговорить, повыспрашивать, не видели ли чужака – никто не ответил. Шарахались. Будто человека никогда не встречали.
– Девки чумазые, – сокрушался Курок. – Грязные, точно специально перемазались. Воняют, в прыщах. Тоже от крыс, наверное. Прыщи – это от крыс. А тот, кто бобрами питается, у того фурункулы. И пляшут.
Курок хихикнул.
Пляски эти меня тоже удивили. Вечером, едва стемнело, собрались, развели костер и стали дружно вокруг ходить с каким-то глухим гудением.
Командора видно не было, зато толстяк с кувалдой присутствовал. То есть присутствовал он совсем не с кувалдой, а с рогами. В плаще со множеством бубенчиков, с рогами, торчавшими из-за спины, с большим бубном. Рогатый клекотал горлом, бил в бубен и подпрыгивал.
К костру вывели мелкую девку, стали ее увешивать блестками, цветами и поливать светящейся водой. А девка хохотала.
Секта, точно секта. Рога, бубен, пляски и поганые песнопения, поливания светящейся водой, очень хотелось выйти и навести порядок, но Курок меня удержал, весьма здраво заметив, что порядок можно вполне навести и на обратном пути. Сейчас сделаем вид, что не заметили, а потом огнем и мечом.
Я согласился. Да они и недолго бесновались, так, побесновались-побесновались, да и разошлись. Один рогатый остался, бродил туда-сюда, бухал. Омерзительное зрелище.
– Рогатый этот меня удручает, – сказал Курок – Возле нашей лачуги полночи простоял, подслушивал. Слышь, Дэв, надо было этого Командора взять за кадык, быстро оружие бы нашел. Даже ботинок не дали, что за люди?
– Да уж. Я спрашивал про чужого, они его…
– Не видели, – закончил Курок
– Да, не видели.
– Тут ничего удивительного. Они и про нас то же самое скажут. Никого не видели, ничего не слышали. Крысы, однако…
Выстрел.
Я распознаю выстрел даже во сне. Обрез. Скорее всего «свин», двустволка двенадцатая, распространенное оружие.
Скатился на пол уже с карабином. Курок тоже скатился с лежанки и теперь выглядывал из-за ящиков, выставлял перед собой секиру. Убийца. Астроном. Астроном-убийца.
Еще выстрел. Кто-то завизжал, за стенами началась суета, даже не суета, мелкая паника. Стреляли снаружи, снизу. Зачем?
Дотянулся до куртки, надел, застегнулся.
– Ну, вот и они… – недовольно прошептал Курок. – Они тут, а я без оружия. Почти голый и душевно расстроенный…
Ясно было, что они. Какие-то очередные мерзавцы. Бомберы. Рейдеры. Мразь разная, приличные люди не стали бы стрелять, приличные люди в свисток посвистели бы, значит, мразь. Стал зашнуровывать ботинки. Потом перешнуровывать, не хотелось выходить, с утра – и сразу стрельба, а мне не двенадцать лет уже, между прочим.
– Там! – крикнули за дверью. – Пришли!
– Там пришли, – сказал Курок, кивнул на дверь.
– Там пришли, понятно, – почесался я, достал блохоловку.
Блох у меня, конечно, нет, давно нет, но блохоловку я не оставляю, ношу. В память о Гомере, она у меня всегда рядом с сердцем.
– Ты чего?
Я стал проверять состояние прибора. Раскрыл, как старые часы, смотрел внутрь, изучал.
– Ты чего?! – поразился Курок.
– Блох нет, – сказал я.
– Что?
– Блох, говорю, нет, гигиена повышенная. Но могут появиться – далеко идем. Ты как к блохам относишься?
Курок окоченел так немного, рот открыл.
– Блохи – это да… Правда, что блоха девок больше любит?
– Ага, – подтвердил я. – Девки слаще.
Курок хихикнул.
– Шкура тоньше, кусаться проще.
– Надо Серафиме подкинуть, – ухмыльнулся Курок.
Бамц! Выстрелили еще. Кто-то уже завыл, баба какая-то.
– А эти все стреляют… Может, посмотрим?
– Посмотрим. Разберемся.
Взял топор, взял секиру.
– А мушкет? – спросил Курок
– Всему свое время…
Карабин не пойдет. Если я покажусь с карабином… Слишком много домов вокруг. Наверняка наблюдатели есть. Значит, пока без огнестрела, значит, топоры. Прицепил топоры, поднялся. Шлем… Шлем тоже оставил, чтобы не очень выделяться. Курок приложил ухо к стене, другое заткнул пальцем.
– Двое, – сказал он через минуту. – Требуют… Да что ж так орет-то… Девку требуют.
– Девку?
– Да, кажется… Ясно… Надо их застрелить. Курок оторвался от стены, потер ухо.
– Пристрели их, Дэв.
– А снайпер?
– Там нет снайпера…
– Там есть. Если не снайпер, то наблюдатель, это же понятно. Хотя… Что ты предлагаешь?
– Просто, – Курок потер другое ухо. – Пристрели всех трех.
– А потом?
– Потом оборону организовать, отбиваться… Никакого тактического мышления. А Япет еще бить их запрещает. Вот сейчас очень, например, хотелось треснуть… Поздно уже, Курок старше меня, наверное, астроном бестолковый.
Но я сдержался. Астрономы нам нужны.
– Какая оборона? Какое отбиваться? Ты вокруг смотрел? Вокруг высотки. Перестреляют только так, какая оборона…
– А если они уже там? – спросил Курок. – Сидят, целятся. Тогда что?
– Вряд ли. Если отряд большой, в доме неудобно останавливаться. Все по разным квартирам, атаман не видит, что бойцы делают. Нет, они где-то за станицей. Значит, слушай приказ. Сидеть здесь.
– Но…
– Здесь, – оборвал я. – Ясно?
– Ясно.
Курок кивнул.
Я вышел на воздух.
Погода благоприятствовала. Гарь средней непроницаемости, хорошо просматривались только ближние дома, метров за пятьсот висела плотная серая тряпка. Солнце при этом светило достаточно ярко. Хорошее солнце, хотя несколько и красноватого оттенка, пойдет.
Опрокинутые ящики с рассадой, растоптанные помидоры, бутылки вокруг стеклянные, другой мусор.
Я потянулся, стараясь при этом осмотреть как можно больше окон. Никого.
Командор. Мрачный. Сидел на камне. Местное отребье тащило девку, мелкую совсем. Девка упиралась и визжала, сопротивлялась. Вчерашняя. Та, которую вечером поливали, а она хохотала громко.
Несколько крысоедов держали довольно толстую бабу, мать, наверное. Баба старалась вырваться.
Я подсел к Командору.
– Их там действительно двое?
– Что?
– Двое пришли?
Командор кивнул.
– В который раз приходят?
– В четвертый.
– И вы терпите?
Командор промолчал.
– Терпилы…
– Неизбежное зло, – вздохнул Командор. – Мы очень неудачно расположены. Конечно, здесь мы защищены от мерзости. Но вот люди…
– Одни и те же приходят? – перебил я.
– Ага.
– Девчонок потом возвращают?
– Нет… Не всех…
Мне захотелось этих эстакадников перестрелять. Или лучше покидать их всех вниз, к этим. Но я успокоился. Вспомнил, кто тут живет. Психи, потомки психов, психи в третьем поколении, с рогами скачут, с них даже взять нечего.
Кто-то скинул веревочную лестницу. Девчонка заорала. Снизу захохотали. Командор отвернулся.
Я осматривался по сторонам. Соседние дома. Высокие. Где-то должен быть наблюдатель. С биноклем. В окне или на балконе. Солнце за нас, ему прямо в глаза светит, проблеснет, никуда не денется.
– Понимаешь, мы мирная община… У нас нет оружия, и мы его не хотим…
Командор достал из-за ворота пацифик.
– Это древний знак мира, он у всех, у тебя, наверное, тоже… Да и нельзя нам оружия. Представь, оружие у нас…
– Оружие должно быть у всех, – сказал я. – Без оружия человек легко становится добычей.
– Все так устроено, мир так устроен. Человек всегда становится добычей…
Плохой этот Командор. Хотя, наверное, среди них он вполне командористый, голос, зубы…
– Человек – не добыча, – сказал я. – Он хищник. Он говорит, все повинуются.
