Киты по штирборту - Антон Витальевич Демченко
— Не пара десятков тонн, а ровным счетом двадцать две тонны. Из них девятнадцать с половиной железа, а две с половиной — тол с хитрым детонатором, — поправил я и, вздохнув, покачал головой: — Знал бы ты, в какую сумму мне эта взрывчатка встала!
— Хитрым — это как? — поинтересовался Яр, после того как переварил новость о том, что у нас под брюхом болтается две с лишним тонны взрывчатки.
— Я к детонатору телеграфный передатчик присобачил, — пояснил я, ухмыляясь. — Один сигнал — и вышибные заряды отрубят тросы, а через четыре секунды грохнет основной заряд тола.
— А… мы? — тихо спросил Ярослав. — Мы же уйти не успеем!
— Пф! В куполе нам даже в десяток раз более мощный взрыв нипочем. Хотя, конечно, риск есть, — проговорил я. — Небольшой. Но как только я активирую заряд, «Мурена» рванет вверх, а у нас знаешь какая скороподъемность? Ого-го! Ни один дирижабль такой похвастаться не может!
— Поня-атно, — протянул Ярик и тут же встрепенулся: — Капитан, вторая метка!
— Ого. Быстро мы. Внимание, торможу. — Повинуясь приказу, дирижабль сбросил ход и лег в дрейф. Проверив приборы, я кивнул и, повернувшись к Ярославу, развел руками: — Так, матрос… Я на техническую палубу, а ты, будь добр, не суйся к управлению. Не хотелось бы по возвращении обнаружить, что мы уже где-то над Балтикой. Хорошо?
— Хм… я не буду трогать приборы, — кивнул Яр и, помявшись, добавил: — А ты скоро?
— Через четверть часа вернусь. Нужно кое-что проверить и подключить, — отмахнулся я, шагая к выходу с мостика. Перешагнул комингс и, не закрывая двери, свернул к скобтрапу.
Торпеды… зарядить аппараты можно даже быстрее, чем за пятнадцать минут, благо заряжающий автомат довольно шустрый механизм. Рычаг ушел вниз, и три поданные в ячейки торпеды малого калибра скользнули в приемные лотки. Лязг замков. Первый, второй, третий. На пульте ярко загорелись зеленым контрольные лампы. Замечательно. Теперь противоположный борт, та же процедура. Есть. А вот с торпедами основного калибра будет немного сложнее. Разблокировать подвесные ящики. Готово. Вытянуть из-под них тележки и, сдвинув фальшпанель подволока, закрепить перед крышками подвесок. Рычаг вниз. Готово. Шумно закрутились ролики, и по рельсам, проложенным над подволоком, покатились тележки с тяжелыми торпедами. Очередной лязг замков. И две большие зеленые лампы на пульте показывают, что оба аппарата, роль которых исполняют маршевые нагнетатели, заряжены.
Вовремя. Едва я закончил подготовку торпедных аппаратов, как Ветер принес ожидаемую весть. Правда, не очень-то приятную, но… увы, ожидаемую.
Обратно на мостик я шел куда быстрее и бесшумнее. А потому ничего удивительного в том, что Ярослав не заметил моего возвращения, не было.
— Не получается? — спросил я, наблюдая, как мой помощник пытается включить телеграф. Ярик вздрогнул и медленно обернулся, чтобы уткнуться взглядом в дуло целящегося ему в лоб пистолета. Паренек дернулся, но тут же замер. — И не получится. Я же говорил, что приемопередатчик для бомбы использовал. Так что, извини, телеграф не работает. Ну-ну… ты не спеши. Аккуратненько, без резких движений, достаешь свой «пугач» — и на пол его. Только не торопись, а то я испугаюсь, выстрелю еще. Оно тебе надо?
Вру, конечно, и телеграф в полном порядке, просто выключен и на замок заперт. Но малокалиберный «бебе», оказавшийся в руке Ярослава, точно такой же, как у Хельги, разве что куда более обшарпанный, тихо брякнул об пол.
— Ножкой его в мою сторону толкни, — попросил я. Ярик смерил меня странным взглядом, но просьбу выполнил, и через пару секунд «бебе» уже покоился в моем кармане.
Вот ведь неугомонный! Удар в голову остановил кинувшегося на меня мальчишку и опрокинул его прямо на рифленый стальной пол мостика. Не ему со мной в скорости тягаться.
— Очнулся? — Я похлопал привязанного к штурманскому креслу Ярика по щекам. Тот проморгался, сфокусировался на мне и… зло засопел. Ну чисто обиженный ребенок. — Очнулся. Замечательно. Поговорим?
— Хм. — Ярослав попытался гордо отвернуться, но добился лишь вспышки боли. Ну да, бил-то я всерьез.
— Да ты не крути головой-то, отвалится. — Я выложил прямо на стекло штурманского стола все найденные при обыске Ярослава вещи и, чуть отодвинув в сторону получившуюся горку всякой всячины, вновь глянул на своего визави. — Знаешь, я терпеть не могу таких людей, как ты. Вот разведчиков, агентов всяких, понять могу. Они делают неблагодарную работу, за которую никогда не получат признания, но действуют против чужих государств, во благо своей страны. Их нельзя не уважать. А вот такие шпиончики, как ты, работающие на частных лиц, подглядывающие, подслушивающие ради чьих-то шкурных интересов, меня бесят.
— Да что ты понимаешь! — Ух, как глаза-то засверкали. Ну-ну, пой! Эх, не хочет. Язык прикусил.
— Понимаю. А вот ты совсем не понимаешь. Тетка Елена ведь тебе не родня, я прав?
— И? — процедил сквозь зубы Ярик.
— Что «и»? Ты не видел, как она на тебя смотрела там, у Гюрятиничей, в первый вечер? — Я склонил голову к плечу. Либо действительно не видел, либо не понял. — А я обратил внимание. Она боялась. Не за тебя… тебя боялась! Собственно, именно тогда я и начал подозревать… нехорошее. Ну не может единственный близкий человек так смотреть на родного и любимого племянника. Да и со своими многочисленными талантами ты переборщил. «Золотой лист» у тебя, может быть, и настоящий, но вот руны… знать-то ты их знаешь, да не те связки, которым стали бы учить в заводской гимназии. Там практика прежде всего, не вольных же птиц готовят, а у тебя чистая теория, мастеровому в упор не нужная. Ну и навыки телеграфиста, откуда бы? И зачем они будущему заводскому? В общем, сгорел ты ярким пламенем на своем же перфекционизме и желании показать себя нужным. С чем тебя и поздравляю. Мне только одно интересно — зачем Долгих тебя мне подсунул? Какой в этом толк? Не дурак же, должен понимать, что разборками с ним не я, а опекун мой заниматься будет. Или он это просто на всякий случай озаботился?
И тут глаза Ярика сверкнули. М-да, шпион-любитель, понимаешь. На лице все написано.
— Сто-оп. Так, Андрейка здесь ни при чем, получается… — протянул я, стягивая к себе Ветер, окружая им собеседника и напрягая все свои невеликие возможности в эмпатии. — А кто ж тебя ко
