Время жить - 2. Безжалостное небо - Мила и Виктор Тарнавские
Но почему счастье всегда длится так недолго?
В небольшом отсеке где-то глубоко в недрах флагманского корабля стоит тишина. И это не простая глупая тишина пустой комнаты. Нет, это тишина особая – рабочая, деловая, можно сказать, уверенная в своем достоинстве. Такую тишину производят только сосредоточенные, ответственные люди, занятые важным государственным делом.
Иными словами, цензоры.
Согласно закону, все частные послания подлежат обязательной цензуре. А с борта военного космического корабля... Притом, участвующего в боевой операции... О! О! О! Какая ответственность! И честь! И спрос с этой работы – совсем другой.
Главный цензор, уже пожилой, с нашивками старшего офицера первого ранга, учил жить молоденького практиканта.
– Ну куда ты торопишься, парень? У нас какая норма?
– Выявить восемнадцать подозрительных посланий за дюжину дней, господин старший офицер первого ранга!
– Причем, не на одного тебя, а на весь отдел. А ты сколько уже откопал?
– Де-евять.
– И это за первый день!
– А разве плохо перевыполнять норму? – вдруг наивно спросил практикант.
Главный аж поперхнулся.
– Парень, чему тебя только учили?! Норму перевыполнять нужно, но делать это надо умеючи. Если приказано нам выявить восемнадцать, так мы должны представить ровно девятнадцать, и ни одной штукой больше. Понял? А то найдем мы, скажем, двадцать одно, а с нас и в следующую декаду потребуют двадцать одно. А подозрительные письма – это, знаешь ли, штука редкая. Их еще найти надо. А ну-ка, покажи, что ты тут нарыл?
Снова немного тишины.
– Так, это ерунда, это тоже. Это, так и быть, отправим в резерв, это – снова туфта... О, а это ты молодец, верно заметил.
– Это подозрительный? – жадно спросил практикант.
– Это дурак. «Как поедешь к родителям, сходи сама знаешь, к кому, чтобы забрать у него сама знаешь, что. А если заартачится, напомни ему сама знаешь, о чем». Ну кто так пишет?
– А как пишут настоящие подозрительные? – поинтересовался практикант.
– Настоящие подозрительные вообще ничего не пишут. На то они и подозрительные. А есть еще такие, что пишут, а к ним ни разу и не придерешься. Наверняка что-то скрывают, хитрые сволочи!
– Выходит, настоящие подозрительные, получается, выглядят совсем не как подозрительные? – растерялся практикант.
– Точно! А самые хитрые среди них – это те, у кого все в меру! И пишут они не слишком много, но и не так, чтобы мало. И подозрительные письма у них случаются, но опять не много, а как у всех.
Примерно с полминуты практикант обдумывал новую информацию.
– Скажите, господин старший офицер первого ранга, – наконец спросил он. – А какие из всех этих подозрительных самые... ну, самые-рассамые подозрительные?
Главный цензор ухмыльнулся.
– А это уже не наше дело. Это уж пусть начальство решает. Наше дело – маленькое: в случае чего подтвердить, что мы тоже не лопухнулись и сигнализировали.
Немного помолчав, он, вздохнув, грустно добавил.
– Знаешь, парень, ты об этом никому не говори. Но мне кажется, сколько бы мы этих подозрительных не выявляли, а самые хитрые все равно как-то выкручиваются...
Главный цензор был прав. Одно из писем, прошедшее через его отдел и совершенно невинное на первый, второй и последующие взгляды, на самом деле содержало в себе следующее послание:
«Стрелок – Центру.
Жители одной из крупнейших стран Филлины достигли соглашения с имперскими силами, разделив с ними сферы влияния. Вторжение затронет только половину планеты. До окончания его первой фазы установление контакта с филитами проблематично. Меры по осуществлению этого контакта, равно как и оказанию филитам посильной помощи, находятся в стадии разработки. Подробный отчет о событиях на Филлине будет отправлен позднее...»
Продолжение - уже в пятницу. Не пропустите!
Глава 23. За два часа до рассвета (часть 1)
р
Ненавижу этот закат!
Алекс даже потряс головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее плотно засевшую там тяжесть, но терзавшая его боль и не думала проходить.
Оставалось только пытаться получить эстетическое удовольствие. Зрелище, бесспорно, было грандиозное. Спускающийся в море овальный солнечный диск окрасил небо в глубокие оттенки темно-красного и оранжевого, а клочья облаков приобрели интенсивный фиолетовый цвет.
Красиво. Но эта красота казалась Алексу зловещей. В последние дни вечера становились для него сущим проклятием. С темнотой приходили видения горящих городов, пустынных развалин, мертвых людей, которых он встречал во время своих странствий. А ночью, стоило прикрыть глаза, перед ним возникла Земля, которую раз за разом атаковали корабли имперцев.
Он не знал, проявлялось ли это так его предвидение, или уставший истерзанный беспокойством мозг именно так трансформировал дневные переживания. Так или иначе, каждый раз он просыпался с чувством глубокой тревоги за оставшихся дома родных. Хотя, возможно, это им следовало волноваться за него.
Предчувствие опасности не оставляло его все эти дни, прошедшие после победы над имперцами в Тороканских воротах. Он постоянно ощущал угрозу лично для себя – отдаленную, не связанную с конкретным местом, но достаточно реальную и серьезную. Алекс догадывался о ее источнике. Если имперцы захватили весь персонал полярной базы, им наверняка хочется добавить к ним и его – для полного комплекта. Предвидение ничего не говорило ему на этот счет, но может, он просто не мог сосредоточиться.
Здесь все работали на износ, и Алекс – в том числе. Из Самодонеса его отправили на самолете на юг, к самой границе с Зеннелайром, где горы почти подходили к морю, оставив только узкий проход. По нему сплошным потоком шли поезда
