Весь Роберт Джордан в одном томе - Роберт Джордан
— Значит, она подойдет, — сказала Морейн. — Ранд, отыщи-ка седло для Белы. И поторопись! Мы и так уже слишком долго мешкали.
Торопливо Ранд выбрал седло и попону в упряжной, затем вывел Белу из стойла. Пока он прилаживал седло на спину кобылы, та в удивлении сонно оглядывалась на него. Когда юноша ездил на ней верхом, он не седлал ее, и до сих пор Белу под седлом не использовали. Успокаивающе причмокивая. Ранд затянул подпругу, и кобыла отнеслась к этой странной процедуре вполне мирно, лишь пару раз тряхнув гривой.
Взяв у Эгвейн котомку, он приторочил ее за седлом, пока девушка влезала на кобылу и приводила в порядок свои юбки. Они не были пригодны для верховой езды, поэтому ее ноги в шерстяных чулках оказались открыты до колен. На ногах у Эгвейн были надеты такие же башмаки из мягкой кожи, что носили все деревенские девушки. Для поездки в Сторожевой Холм, не говоря уж о Тар Валоне, они вовсе не годились.
— Я все равно считаю, что тебе не нужно ехать, — сказал Ранд. — Я не выдумываю про троллоков. Но обещаю позаботиться о тебе.
— Скорей я позабочусь о тебе, — беспечно ответила Эгвейн. На его сердитый взгляд она улыбнулась и, наклонившись, погладила юношу по волосам. — Я знаю, что я у тебя под присмотром, Ранд. Мы друг за другом будем приглядывать. А сейчас тебе лучше сесть на свою лошадь.
Ранд заметил, что остальные уже в седлах и ждут его. Единственной лошадью без всадника оставался Облако — высокий, серый, с белой гривой и хвостом, принадлежавший раньше Джону Тэйну. Ранд залез в седло, хотя и не без труда, поскольку, едва он поставил ногу в стремя, серый вскинул голову и прянул в сторону, после чего ножны меча запутались в ногах у юноши. Не случайно его друзья не выбрали Облака. Мастер Тэйн частенько спорил с купцами, что его горячий серый обгонит любую купеческую лошадь, и Ранд знал, что пари тот ни разу не проигрывал, а еще Ранд знал, что Облако не всякому позволял без хлопот прокатиться в седле. Лану пришлось немало выложить, чтобы уговорить мельника на такую сделку. Когда Ранд устроился в седле, Облако загарцевал сильнее, будто готов был рвануть с места в карьер. Ранд потянул поводья и попытался думать, что никаких неприятностей у него не будет. Может, если он сумеет убедить в этом самого себя, то и лошадь удастся убедить.
Где-то в ночи гукнула сова, и четверо деревенских ребят вздрогнули, только потом поняв, что это был за звук. Они нервно рассмеялись и стыдливо переглянулись.
— В следующий раз мышь-полевка загонит нас на дерево, — со сдавленным смешком сказала Эгвейн.
Лан покачал головой:
— Лучше бы это были волки.
— Волки! — восклицание Перрина привлекло к нему внимание всезамечающих глаз Стража.
— Волки не любят троллоков, кузнец, а троллоки не любят волков, и с собаками та же история. Если я слышу волков, то могу быть уверен, что там нас не поджидают троллоки. — Лан двинулся в залитую лунным сиянием ночь, пустив своего высокого вороного шагом.
За ним, нисколько не колеблясь, тронулась Морейн, подле Айз Седай, сбоку, держалась Эгвейн. Ранд и менестрель замыкали цепочку всадников — вслед за Мэтом и Перрином.
Позади гостиницы все было погружено в темноту и тишину, а конный двор пятнали лунные тени. Приглушенный стук копыт вскоре стих в ночи. В сумраке плащ Стража превратил его в тень среди теней. Только из-за того, что Лан вел отряд, остальные не сбивались тесной кучкой возле него. Выбраться из деревни незамеченными будет непросто, решил Ранд, подъехав ближе к воротам. По крайней мере, не замеченными односельчанами. Деревня мигала множеством бледно-желтых огоньков, сейчас в ночи они казались слабыми, но в окнах мелькали силуэты наблюдающих за происходящим на улице. Никому не хотелось вновь оказаться застигнутыми врасплох.
В глубокой тени рядом с гостиницей, как раз у выезда со двора конюшни, Лан резко остановился, коротким жестом приказав сохранять молчание.
По Фургонному Мосту простучали башмаки, на мосту в лунном свете блеснул металл. Башмаки дробно протопали через мост, заскрипели по гравию и приблизились к гостинице. Из тени не донеслось ни звука. У Ранда возникло подозрение, что его друзья слишком испуганы, чтобы издать хоть писк. Как и он сам.
Шаги стихли возле гостиницы, в сумраке рядом с тусклым пятном света из окон общей залы. Ранд ничего там не разглядел, пока вперед не шагнул Джон Тэйн, с копьем на крепком плече, в старой короткой кожаной куртке-безрукавке с нашитыми на груди стальными бляхами. Вместе с ним — с дюжину мужчин из деревни и с близлежащих ферм, — кое-кто в шлемах или облаченные в отдельные части доспехов, что раньше годами пылились на чердаках, — все при оружии: одни с копьями, другие — с топором лесоруба на длинной ручке, третьи — с заржавленной алебардой.
Мельник всмотрелся в окно общей залы, затем повернулся, коротко бросив:
— Похоже, здесь все в полном порядке.
Остальные выстроились перед ним в неровную колонну по двое, и дозорные зашагали в ночь, будто маршируя под три разных барабана.
— Пара троллоков из стаи Да'вол могут позавтракать ими всеми, — проворчал Лан, когда стихли шаги дозорных, — но у них есть глаза и уши. — Он развернул своего жеребца. — За мной!
Медленно и бесшумно Страж повел их обратно через двор конюшни, вниз на берег, через ивы и в Реку Винный Ручей. Быстрая, холодная вода, поблескивая водоворотами вокруг лошадиных ног, лизала подметки сапог всадников — так глубок был Винный Ручей у своего истока.
Вскарабкавшись на противоположный берег, цепочка лошадей двигалась след в след под искусным руководством Стража, держась в стороне от деревенских домов. Время от времени Лан останавливался, поднимая руку, чтобы никто не шумел, хотя никто ничего не видел и не слышал. Однако всякий раз вскоре мимо всадников проходил какой-нибудь отряд дозорных из селян или фермеров. Понемногу уезжающие приближались к северной околице деревни.
Ранд всматривался в высокие островерхие дома, стараясь получше их запомнить. Хороший же из меня искатель приключений, подумал он. Даже еще из деревни не выехал, а уже по дому затосковал. Тем не менее озираться по сторонам не перестал.
Вереница всадников миновала последние жилые дома на околице и двинулась по полям вдоль Северной Дороги, что вела к Таренскому Перевозу. Ранд подумал, что ночное небо наверняка нигде не будет таким красивым, как в Двуречье. Ничем не замутненная чернота простиралась в саму вечность, и
