Сильные не убивают - Яна Каляева
— А что, снага в самом деле обидно, когда говорят «неплохо для снага»? Я-то, наоборот, в порядке поощрения…
Снага я пробыла относительно недолго, потому мысленно заменила словом «женщина» и решительно ответила:
— Да. Это обидно.
— Ну что ты будешь делать, выросло поколение снежинок на наши головы — слова им поперек не скажи… Ладно, с Хомо я поговорю по душам. А ты за документами послезавтра приходи — адрес отделения знаешь. Будешь у нас Софья Новожилова.
— Эм… Почему?
— А мы теперь всех материкан пишем Новожиловыми — на сибирский манер. В прошлом году записывали Приблудами, так что тебе еще повезло. А имя — ну не могу же я кличку в официальные бумаги вносить. И вот твои двести монет…
— Двести пятьдесят. Еще вход в клуб и пиво.
— Моргот с тобой — двести двадцать пять. Могла бы водички выпить, она для фигуры полезнее. И, значицца, Солька, оставайтесь на связи. У нас бывает иногда работа для таких вот ловких девочек. А то контрабасы оборзели в край, уже чуть ли не в карманах тягу таскают. Фонды ограничены, правда… Ну да выкрутимся как-нибудь. Илюватар не выдаст — свинья не съест.
* * *
Когда я вхожу в мастерскую, происходит невероятное — Ленни отрывается от монитора и поворачивается ко мне:
— Солечка, глянь, я там тебе кресло компьютерное подогнал. Это мое старое, я в него уже, хм, не помещаюсь, а тебе в самый раз.
— Спасибо… Неожиданно.
— И, эта, может, тебе угол хотя бы фанерой отгородить? Какое-никакое, а все же свое пространство, ага?
— Ленни, это ужасно мило… Но, право же, не стоит беспокоиться. Я сейчас к Борхесу за документами, а потом договорилась посмотреть комнату тут через две улицы. Съеду от вас завтра, скорее всего. На крайняк через пару дней.
Ленни морщится, тоскливо смотрит в угол, потом в окно и наконец решается поднять глаза на меня:
— Ну, в общем, чего сказать-то хочу… Вообще не обязательно тебе куда-то там съезжать, ага. Никому ты тут не мешаешь. Живи себе сколько надо.
— Ты хочешь сдать мне угол?
— Ага, сдать, — на круглой роже Ленни проступает искренняя радость. — Конечно. Допустим, сотню денег в месяц потянешь? Можно не сейчас платить, а как разживешься.
Смотрю на Ленни с подозрением. Сотня в месяц — это слишком дешево для какого-никакого жилья в центре города. А потом, Кляушвицы зажиточны, для них такие деньги вообще погоды не делают. Зачем Ленни селить у себя приблудную снага?
Ленни тушуется под моим взглядом:
— Ну эта… В общем, Токс при тебе почти не пьет. Достало уже ее пьяную по лестнице таскать… И еще мама… Ты не подумай чего, Соль, я-то тут ни при чем… Но ей как-то спокойнее от того, что здесь живет… ну, девушка. А у мамы пунктик на эту тему.
Понимающе хмыкаю — вон оно что… Мадам Кляушвиц уже до такой степени отчаялась найти сыночке-корзиночке жену, что, как говорится, на безрыбье и рак — рыба, в смысле кому и снага — невеста…
Историю семью Кляушвиц я теперь знаю даже несколько лучше, чем мне хотелось бы. Кляушвицы — не местные гномы-айну, они переехали на Сахалин из Центральной Европы. У Ленни есть три старших сестры — их детство пришлось на время, когда родители строили дом, зарабатывали капитал, осваивались на новом месте. Девочки благополучно выросли, повыскакивали замуж и разъехались кто куда; Кляушвицы уже совсем было настроились на спокойную старость. Когда обыкновенное женское у Катрины Кляушвиц прекратилось, она только горестно повздыхала — вот и закончилась молодость, теперь разве что внуков нянчить, тем более что старшая дочь родила уже двоих, а средняя ждала первенца. Даже рост живота Катрина поначалу списывала на чрезмерное увлечение пирогами и стала, скрепя сердце, готовить больше овощей. До последнего боялась поверить в чудо. Когда долгожданный поздний сынок появился на свет, на него обрушилась вся мощь нерастраченной родительской любви, накопленная за долгие годы.
Герхарт Кляушвиц умер вскоре после совершеннолетия Ленни, и с тех пор не было для Катрины более важного дела, чем устроить сыночку брак. Правда, ни одна невеста не оказалась достаточно хороша для ее сокровища. Да и сам Ленни предпочитал пыриться в монитор, а не таскаться по свиданиям. Годы, когда кхазады обыкновенно женятся, прошли — Катрина перебирала кандидатуры, а Ленни вяло саботировал романтический процесс. В итоге все ровесницы Ленни оказались разобраны более заинтересованными женихами, молоденькие кхазадки не находили с ним общих тем для беседы, да и сам он привык к холостяцкой жизни. Мадам Кляушвиц удвоила усилия, выискивала все более и более причудливые варианты, уже даже на межрасовый брак готова была согласиться… Ленни прикидывался ветошью, включал дурачка и наконец прямо заявил, что не чувствует себя готовым к семейной жизни. Поняв, что лобовая атака неэффективна, Катрина сменила тактику и теперь пытается подсунуть Ленни невесту незаметно, словно котенка в соседское хозяйство, а еще просто радуется, когда Ленни общается ну хоть с кем-нибудь. Поэтому она и не возражала, когда в мастерской появились жилички. Нет, гном и эльфийка — так далеко даже фантазия мадам Кляушвиц не заходила. Однако она довольно здраво рассудила, что где есть одна женщина, там со временем появятся и другие — возможно, более подходящие. Мне, похоже, и выпала роль этой самой другой и вроде как подходящей. То-то мадам Кляушвиц заладила повторять, что придерживается самых прогрессивных взглядов… на межрасовые браки, значит.
Мотаю головой:
— Но я не… Не подумай, ты очень хороший, Ленни, но я правда не собираюсь…
Но Ленни не слушает меня, потому что говорит:
— Я, конечно, не… Ты правда очень хорошая, Соль, но я не собираюсь… Просто мама так хоть немного успокаивается, понимаешь? А то ты не представляешь, как она достала меня уже с этими невестами… Хоть из дома съезжай — но ведь мама этого не перенесет…
Киваю:
— А еще я хорошо кушаю. Ладно, уговорил, поживу пока тут. За Токс присмотрю заодно.
Ленни оживляется:
— Вот и славненько, ага. А ты в милицию? Пойдем вместе, я тут сделал кое-что для дяди Борхеса…
— А что ты для него делаешь?
— Да эта, по чатам местным шарюсь. Дядя Борхес просил разузнать, где в городе тягу хранят. Найти-то я нашел…
Таращу глаза:
— Ты умеешь шариться по
