Тень Миротворца - Андрей Респов
Наконец, я с досадой выключил компьютер и вышел на балкон. Занимался рассвет. Летний ранний московский рассвет. Когда и ночь-то нельзя назвать ночью. Так, сумерки, ни то ни сё. И не белые петербургские ночи, но и не звёздно-бездонная бархатная чернота югоросии. Где-то за окном утреннюю тишину разорвал короткий взрык полицейской сирены. А, может, это была скорая помощь? Последнее время я перестал разбирать их, тем более, что машин, оборудованных светозвуковой сигнализацией, развелось в Москве как тараканов на заброшенной кухне.
Несмотря на старания миллионов автомобилистов воздух в столице, особенно по утрам, был удивительно чист и немедленно вымел у меня из головы бессмысленные преждевременные сомнения. Как там сказал Ремесленник? Взял карты, Гавр, играй! Лучше и не скажешь.
* * *
В такси организм всё же взял своё и все полтора часа я благополучно проспал под приглушённое бормотание радио. Домодедово встретил привычным муравейником прибывающе-убывающей толпы пассажиров, суетой и разноцветьем экранов регистрации, а также манящим кофейно-хлебным запахом закусочных.
Находясь словно сомнамбула в отрешённом состоянии, я привычно повторял все действия сегодняшнего дня, внутренне удивляясь растянувшемуся во времени состоянию дежавю.
Я всё же не удержался и порывисто обнял жену, нелепо ткнувшись ей в щёку губами, когда мы разделились перед досмотром. Ольга ещё несколько раз обернулась, недоумённо глядя на меня. А когда позвонил шеф из клиники и мне понадобилось направить их к выходу посадки самостоятельно, чуть не закатила скандал, упрямо желая дождаться меня в зоне досмотра.
Пришлось приложить все свои навыки убеждения и призыв к здравому смыслу, чтобы уговорить супругу, поскольку личное обаяние давно с ней давно не срабатывало из-за отсутствия такового.
Шаг в камеру сканера, ещё шаг — и я снова в пустом вестибюле. Знакомый синий банкомат, на экране которого светится сиротливая надпись:
ВОЙДИТЕ В ДВЕРЬ СПРАВА ОТ БАНКОМАТА, ПРЕДВАРИТЕЛЬНО ПРИЛОЖИВ ЛАДОНЬ ЛЕВОЙ РУКИ К СЧИТЫВАТЕЛЮ.
(ПЛАКАТ О ПРАВИЛАХ ЗАЩИТЫ ОТ КОРОНАВИРУСНОЙ ИНФЕКЦИИ).
За банкоматом располагалась лишь глухая стена, обшитая пластиковыми панелями. И действительно висел плакат, посвящённый недавней пандемии. Миллионы подобных плакатов за последние два года можно было встретить в самых неожиданных местах. Они стали неотъемлемой частью интерьера практически всех присутственных мест.
Чувствуя себя разведчиком-нелегалом из советского фильма, я оглянулся по сторонам, противоречиво осознавая, что в зоне локальной реальности, кроме меня, нет ни одной живой души, и приложил к плакату левую пятерню.
Часть стены, покрытой панелями, уехала вверх, открыв проход ровно настолько, чтобы протиснуться одному человеку. В небольшой каморке без окон располагалось кресло, чем-то напоминающее стоматологическое. Едва я сел в него, как вход закрылся, а изголовье засветилось мягким зеленоватым светом, который начал мерно мигать, постепенно увеличивая частоту. Темнота, окружавшая кресло вдруг как-то раздвинула свои пределы. Видеть я, конечно, этого не мог, но острое чувство увеличения окружающего пространства породило беспокойство и даже страх высоты. При этом мигание света заставило потяжелеть веки, глаза мои закрылись, где-то далеко, на грани слышимости появился ритмичный стук…что-то до боли знакомое…перестук железнодорожных колёс.
* * *
Сквозь полудрёму послышался шум людских голосов, кудахтанье кур и пронзительный свисток, сопровождавшийся задорно ревущим гудком. И немедленно все эти звуки были поглощены целым оркестром: шипение-свист, словно целая сотня разозлённых гусей вдруг решила хором выразить своё возмущение, ритмичный металлический перестук с нарастающим ритмом, чьи-то выкрики и весёлые матерки, едва угадывающиеся по смачным окончаниям. Вся эта гамма-какофония обрушилась на меня, выдёргивая из сладкого забытья, вместе со звуками пришли и запахи застарелого пота, овчины и…креозота! Этот любимый ещё с детства запах я не смог бы спутать ни с чем другим. Железная дорога!
Первое, что я увидел, раскрыв глаза, была никелированная спинка кровати с круглыми набалдашниками по углам. Совсем такая, какая стояла в доме моей бабушки. С жутко продавленной сеткой и ватным одеялом в лоскутном пододеяльнике. Рекой хлынули воспоминания, которые по цепочке быстро довели меня до осознания того факта, что я нахожусь в теле прадеда.
Скрипнуло пружинное основание: я резко сел, опустив голые ступни на пол, и с жадным интересом стал рассматривать свои руки. Жилистые, с крупными мозолистыми ладонями и крепкими пальцами, ногти которых имели чёрную «траурную» каёмку. Одета на мне была обычная пара кальсон и исподняя рубаха, желтоватого оттенка от многочисленных стирок. Именно в таком белье мне приходилось служить срочную, только вот те кальсоны застёгивались на пуговицы или имели резинку. А у этих всё было на завязках. Часть голеней и предплечий, выглядывающих из-за края белья, густо поросли жёстким чёрным волосом.
Я быстро окинул взглядом скудно обставленную комнатку, с аккуратно выбеленными стенами и потолком, пол в ней был деревянный, неоднократно крашенный тёмно-коричневой краской. Кроме кровати и старого табурета с кружкой воды на нём, она имела небольшое окно с облупившимися рамами, которое было раскрыто настежь. Именно оттуда, снаружи и раздавались те звуки, что разбудили меня. Дом стоял почти вплотную к железнодорожным путям, казалось, высунься в окно, протяни руку и обязательно коснёшься проплывающих мимо боков деревянных вагонов.
Ухватив с табурета литровую железную кружку, я стал с жадностью пить холодную, необычайно вкусную воду. Что ж, как и было сказано и судя по постели и моему много дней не мытому телу, а также несвежему белью, валяюсь я тут прилично. На госпиталь или лазарет это место не похоже, больше напоминает комнатку какого-нибудь служащего железнодорожной станции.
Взгляд мой зацепился за висящие у входа на двух больших гвоздях вещи: защитного цвета старую застиранную гимнастёрку, такие же штаны со следами штопки, серую, немного выгоревшую до рыжины на обшлагах, шинель почему-то без погон, фуражку с тёмным следом от кокарды. К стене была приставлена пара брезентовых ботинок с кожаными шнурками. Поверх этих говнодавов были аккуратно сложены свёрнутые в рулончики, похожие на эластичные бинты, куски зелёной ткани. Этот предмет униформы единственный выглядел довольно новым. Рядом валялась видавшая виды сумка на
