Две Цены (СИ) - Йенч Вацлав

Чудище, сильно прихрамывая на правую ногу, рванулось к ней, продолжая повторять это имя.

— Как хорошо! — прорычал силач, хватаясь за уздечку и глядя на наездницу распахнутыми в восхищении глазами. — Это ты! А мне приснился такой плохой сон!

Храмовница опешила, когда увидела, как силач заплакал и стал треться горячей головой об ее ногу. Остальные воительницы подъехали к подруге и тоже с изумлением наблюдали эту сцену.

— Нэй! Моя Нэй! — рычал гигант, вцепившись в ткань зеленого платья. Он плакал как дитя, не отпуская от себя пытающуюся пятиться лошадь с наездницей.

— Что здесь происходит?! — старшая из храмовниц подъехала к силачу и ткнула его рукояткой кнута. — Пошёл вон, бродяга!

— Госпожа, он… — начала было эльфийка.

Вдруг силач резко повернулся и ударил кулаком в лоб лошади храмовницы. По лесу разнеслось жалобное ржание…

Валекс охнул и выпустил из пальцев уздечку. Лезвие шпаги с резким свистом вышло из его груди.

— Нэй… — прохрипел он, падая на колени.

Мимо проезжали одна за одной всадницы, опасливо косившиеся на него, а силач стоял на коленях, зажимая руками отверстие в груди, и повторял имя возлюбленной, как заклинание, слабеющим голосом. Одна из храмовниц, ехавшая последней, обернулась. Изумлению её не было предела, когда гигант поднялся и попытался пойти за ними, но, сделав пару шагов, упал, в последний раз громко выкрикнув странное имя.

Валекс снова лежал на спине посреди огромного, бескрайнего поля. Снова падали листья и могильный холод пробирал до костей, но он улыбался. Он снова ощущал знакомое тепло, приближающееся к нему. Златоволосая дева склонилась, мягко улыбнулась и протянула руку:

— Нам пора.

Она увлекла его за собой, быстро вознося куда-то ввысь лазурно голубого неба.

* * *

Нэй не приходила в сознание два дня. Часть поклажи из фургона циркачей Тард приказал переложить в соседние повозки и теперь места было довольно, чтобы уложить её там. Клара не отходила от акробатки все время, что та была без сознания, но в конце концов и она сдалась, оставив «ловца удачи» дежурить одного.

Наемница осторожно отодвинула полог и заглянула внутрь. Карнаж дремал, прислонившись к стенке фургона. Он тоже не спал все это время и усталость в итоге взяла верх, а дождь убаюкал монотонным стуком капель по крыше. Рука в перчатке с набойками сжимала ножны с мечом, в то время как другая покоилась на навершии рукояти. Под глазами полукровки залегла тень от бессонных ночей. Полуэльфка запрыгнула внутрь и осторожно присела возле него. Она бросила взгляд на Нэй и тяжело вздохнула. Феникс запретил приближаться к эльфке, и она не собиралась пользоваться тем, что он уснул, как верный сторожевой пес у ног несчастной. Лицо акробатки было бледным, отчего татуировка на щеке стала резко выделяться, бросаясь в глаза. Полуэльфка впервые с сожалением смотрела на свою работу.

Наемница принесла дурные вести. Недавно на границе убили одного «отрекшегося». Стрела вылетела с сильванийского берега Светлянки, как ее для простоты называли путешественники. Хотя, что теперь от нее осталось? Мириады светлячков больше не кружили по берегам ночью, как это было раньше, когда сильванийцы только начинали именовать её рекой Ночного Света.

Сколько крови унесла эта река в море Молчания и сколько еще унесет, но запах смерти навсегда прогнал чутких насекомых, и ночное дивное свечение, которое они создавали у воды, исчезло без следа. Жучки улетели в дебри обителей Сильвана и теперь там, среди ручьев и водопадов, испускали своё разноцветное свечение.

Полуэльфка горестно усмехнулась, вспоминая, как в детстве, пока мать укрывала ее от эльфов, она ходила к лесным озерам по вечерам и видела эти кружащие в воздухе огоньки. Тогда стрелы не свистели в воздухе, для забавы лишая кого-то жизни. Тогда дети не взрослели так рано… Она бросила взгляд на Карнажа и в памяти вспыхнула недавняя драка. Как холодно и расчетливо, безжалостно он дрался. На островах ей приходилось видеть бойцов владевших таким искусством. Конечно, там уровень мастерства был лучше, но в самом корне оно отличалось от простой драки. Жесткие удары, холодные взгляды, молниеносные атаки — преображение происходило в мгновение ока, едва боец принимал боевую стойку. До этого он был простым и понятным, не громадным как Валекс и не щуплым как маэстро. Так и не скажешь, что его руки и ноги словно были сделаны из крепких пород островитянских деревьев.

Островитяне… Какими жуткими и непонятными они казались ей до тех пор, пока она не познакомилась с ними ближе. С теми, кого без разбору вложили в это слово, не важно откуда: с севера или с юга, ведь прибыли они из-за моря, а, значит, были чужды жителям Материка. Будто все на большой земле живут, как одна дружная семья. Вот они с Карнажем, дети этой самой семьи, и что же? Казалось бы, везде должны быть своими, но нет! Все повернулось наоборот. Они нигде не стали своими, потому что в них видели только ту, другую половину крови, и все грехи списывали именно на это. К тому же, подчеркивали, что, видимо, родная тем, кто судил, половина, была явно слабее той, другой…

— Я же запретил! — подал голос «ловец удачи».

— Проснулся и сразу скалить зубы, сторожевой песик? — с издевкой произнесла наемница, но голос её прозвучал обиженно. — Извини, но тебя тоже прогоняют из твоей конуры. Или ты ждешь, пока Клара скажет тебе в лицо?

— Что ты несешь?!

— Скажи мне, много ли ты видел в обозе полукровок?

Карнаж задумался, больше удивляясь к чему этот вопрос, нежели размышляя над самим ответом.

— Только двое. Ты да я. Понимаешь? — хмыкнула полуэльфка.

— Я не разделяю ненависти к чистокровным, — ответил Феникс.

— Превосходно, а теперь спроси, «разделяют» ли они твое мнение? Для Тарда ты наемник, а для циркачей «разделяешь» со мной участь причин всех несчастий. Особенно после исчезновения Валекса.

— Что тебе нужно? — понизил голос «ловец удачи».

— Ничего! Мне ни от кого ничего не нужно! — огрызнулась наемница.

— Тише, разбудишь Нэй!

Она отвернулась.

— Ба! — глаза Карнажа сверкнули от неожиданной догадки. — Тебе нужно общество кого-нибудь? Попутчик, верно?

Полуэльфка одарила его колючим взглядом и ответила:

— Я не люблю быть совсем одна.

Следующая, уже готовая было вырваться фраза Феникса, застряла у него в горле. Эта наемница произнесла тоже, что часто повторял он тем, кому доверял, когда его спрашивали почему он идет вместе с ними, а не пришпорит лошадь, ведь «ловца удачи», как волка, ноги кормили.

— И я, — выдавил из себя полукровка, внезапно поняв, что он и вправду лишний в этом фургоне.

— Собирай манатки и пойдем, — она положила руку ему на плечо. — Поверь, я многое повидала на своем веку. Не меньше твоего. Я многое слышала о тебе. Думала, ты житейски мудрее и быстро схватываешь некоторые вещи. Видимо, не все. Циркачи никогда не признают того, что ты для них сделал! Я хотела взять на себя, но ты остановил мою саблю. Ты защитил их от животного, которого теперь Клара величает «бедным дурачком», а тебя не иначе как «жестоким мальчишкой», которому избить человека всё равно, что камнем в воробья кинуть. Это я без ругани и прочего тебе сказала. Маэстро — добрый старикан, но он тоже не поймет. Он должен развлекать людей, а ты невольно разрушил то, чем он жил. Его маленький, милый мирок. Впрочем, чего это я тебе все это выговариваю?

— Действительно! Стой в стороне, — прищурился Карнаж.

— Не буду, потому что я тоже хотела помочь, в сотый раз понимая, что слово «помощь» слишком туманно для людей. Да, людей! Отрасти Клара свою бороду хоть до пупа, она все равно человек. Маэстро — феларец старой закалки. И Нэй, как ни странно, тоже человек. Ее воспитали люди, с заботливой жестокостью отсекая от корней лесного народа. Я жалею о том, что поставила ей татуировку. Она не «отрекшаяся», она просто человек с телом эльфа! Если уж на то пошло, то от храмовниц можно было просто отвязаться, найти мастера и поставить ей клеймо воровки или проститутки, и совсем не на лицо. Вот и всё. Теперь спорь! Скажи, что я не права, что она и правда отметает эльфийское сознательно. Ну?