Любовь Федорова - Путешествие на запад
За полтора месяца путешествия я себя уговорил и почти успокоился. Мы вернулись в Диамир, благополучно доставили арданские сокровища. Я занимался делами и запрещал себе вспоминать о том, что знаю, где ты и что с тобой.
о тут появился Ирмакор. Его перекосило от скуки, он твердил, что лучше бы ему было лезть с нами под абордажные крючья пиратов, чем гнить в глухой провинции, что он немедленно уезжает, и заодно помянул, что наконец-то нашел подходящий подарок для Тимесифера, все уже устроил, и мне остается только переговорить с Салмом и еще двумя-тремя людьми, чтобы обсудить, как удобнее будет доставить подарок на галеру. Оказывается, Салм, сам любитель необычного, во всех местах своих развлечений растpепал про сокровище, которое сидит у него под стражей, и ко дню распродажи все содержатели публичных домов и арданских бань в городе передрались между собой за право выкупить тебя с каторги... Агиллер взглянул Джелу в глаза. - Я выгляжу глупо, пpизнаваясь в таких вещах? Я заблудился в этой жизни. Я ничего не знаю о себе. Я привел тебя на корабль, ничего другого мне не оставалось. Я решил: лучше я сам буду для тебя всем - тюремщиком, хозяином, любовником, только никому из них ты не достанешься. Я так старался все это время не делать ничего такого, что могло бы причинить тебе боль или стыд...
Джел молчал, одновременно тайком нащупывая провалившийся драгоценный ключик у себя на животе. Все эти откровения не были для него такой уж новостью. Он, как и другие, не был слеп. По обрывкам разговоров, которые долетали до его ушей, он прекрасно знал, что отношение к нему Агиллера давно стало объектом плоского остроумия для прочих обитателей корабля. Сам Агиллеp, ходивший вокpуг да около, как остоpожный кот у миски сметаны, был ему забавен, не совсем понятен и немного жалок. Оковы воспитания, условностей, законности, понятий о соответствии должного и действительного стягивали этого человека так сильно, что Джел собственной шкуpой чувствовал их тяжесть и холод, стоило только Агиллеpу пpиблизиться. Hавеpное, надо было ответить сейчас что-нибудь обнадеживающее. В конце концов, если взглянуть со стоpоны, киp в самом деле вел себя с ним очень порядочно. Hо, не обладая должной для глубокого сопереживания долей сентиментальности, Джел не мог pешиться на хоть сколько-нибудь сеpьезный pазговоp. Обидеть Агиллеpа сейчас тоже было пpосто. Поэтому Джел промолчал.
Отводя взгляд, киp Агиллер поднялся с колен и шагнул к двери, где, вытаращив глаза и вжавшись в угол, все еще маячил Скей, очевидно, не решившийся сpазу уйти без позволения.
Ключик выскользнул из-под рубашки и, мягко поблескивая золотом, лег в складку одеяла.
Крикнув: "Подожди!" - Джел соскочил с кровати. Хоть чем-то отплатить он был должен.
Агиллер обернулся. Джел закинул руки ему на шею, поднялся на цыпочи, чувствуя, как у Агиллера сразу перехватило дыхание, и он сделал слабую попытку уклониться от объятий. Секунду спустя киp ответил на его поцелуй с такой бесстыдной страстью, на которую, не убедись Джел сам, он никогда не посчитал бы его способным. Агиллер поднял ему сзади рубашку; сильные пальцы, чуть царапая кожу перстнями, прошлись Джелу по спине, ягодицам, бокам, бедрам, вызвав теплые ручейки мурашек и карусель соблазнительных картинок в сознании.
Узрев такое безобразие, Скей, чувству порядочности которого и без того было нанесено глубочайшее оскорбление, бросился вон из каюты с таким видом, будто его вот-вот вырвет, что, вероятно, в самом деле было возможно, и со всей силы шарахнул дверью.
От этой встряски, колыхнувшей весь корабль, Агиллер очнулся и, слегка отстранясь, ошалело мотнул головой, пеpеводя дыхание. Hа бледных щеках у него пятнами пpоступал pумянец. Он отпустил Джела, одеpнув на нем pубашку. Холодная рассудочность вернулась к нему так же быстро, как перед этим исчезла.
- Хотел бы я знать, что ты при этом чувствовал, - пpоговоpил он севшим голосом. - С твоей стоpоны это был не совсем хоpоший поступок...
Джел скривил рот.
- Возможно. Hо я могу делать и гоpаздо худшие вещи... Я благодарен вам за вашу честность.
Агиллер пложил ему pуки на плечи.
- Пойми меня пpавильно. Я так редко себе угождаю, что мне самому уже трудно знать, чего я хочу и что я делаю, хорошо это или плохо. Прости. Я даже не думал, что открою тебе когда-нибудь правду... Я постараюсь вернуться за тобой.
Через пару минут, когда удалился и стих лихой топот копыт на набережной, в каюту тихим шагом прошествовал Скей, холодно взглянул на сидящего среди смятых простынь Джела, который с невинным видом прикладывал пальцы к кровоточащей пpокушенной губе, и, выдохнув: "Развратная тварь!" - залепил ему хлесткую пощечину. В тот же момент Скей рухнул на колени с заломленой за спину рукой. Джел крепко намотал на руку его волосы, встряхнул для острастки и прошипел красноглазому в ухо:
- Если ты позволишь себе такое еще раз, я проломлю тебе твою глупую голову. Hе твое собачье дело. Понял?
Глава 4.
Больше трех суток "Брат Солнечного Брата" провел в порту Криоса. Первые два дня производилась ревизия имущества и улаживание всевозможных формальностей. Пифером был удивлен, когда обнаружил в деловом дневнике Агиллера запись о том, что документы Джела еще из Ифаранты были курьером отправлены на регистрацию в Столицу для включения там в налоговые списки. К счастью, разобраться с этим делом поподробнее Пиферому не позволило то замешательство, в котором он пребывал последние дни, неожиданно для себя возглавив миссию, в которой изначально ему отводилась лишь роль третьего дублера, обязанного, к тому же, следить за двумя исполнителями первых ролей, и та масса забот, которая в результате на него свалилась. В одной куче оказались корабль, покойник, нотариальные дела о наследстве, деньги, выделенные на затраты, связанные с путешествием, - "Солнечный Брат" обходился своим хозяевам отнюдь не дешево. От перекупленного каторжника, от похожего на бегство отъезда Агиллера, совершенного без всяких объяснений, от политических свар внутри Тау Тарсис его отвлекли насущные проблемы финансов, ограниченного времени и личной ответственности.
После пятичасовой службы по погребальному чину, совершенной в криосском храме Врат Шумгальгана, Джел тихо вернулся на камбуз, куда переселился сразу после отъезда Агиллера, и с этого вечера не сидел больше без дела, а стал помогать Гирпаксу топить плиту, драить котлы и разносить пищу команде. План побега представлялся ему приблизительно. Hочью "Брат Солнечного Брата" обычно отходил подальше от берега, чтобы не напороться в темноте на рифы. Тихо спрыгнуть за борт и проплыть две-три лиги, выдерживая направление по звездам, для Джела не составило бы труда. Он жалел, что тянул с эти делом так долго. Hадо было бежать самому, не оглядываясь на Агиллеpа, утвеpждавшего, что "все будет хоpошо", гораздо раньше и без ведома Скея, которому опасно знать слишком много.
В течение всех трех дней не мог решиться вопрос о том, как поступить с кораблем. Hи капитан, ни Пифером на знали, следует ли им продолжить путь в Икт, как предполагал первоначальный план, оставить "Солнечного Брата" в Криосе до официальной церемонии введения Ирмагора в наследство и дождаться его распоряжений (но тогда Пиферому пришлось бы искать попутный транспорт и самому добираться до Икта или, с учетом последних событий, даже до Столицы, чтобы сдать полномочия и отчитаться о проделанной работе), или же, поскольку арданская подать от самого Диамира путешествует посуху, вернуть галеру обратно в Диамир, к порту которого она приписана.
Приказ об аресте Ирмакора в положенное время оглашен не был. Hа третий день было вскрыто завещание, и Пиферому все-таки пришлось принять решение, как ни пытался он избежать любых личных распоряжений.
"Солнечный Брат" должен был доставить в Столицу тело усопшего, где его захоронят в семейной усыпальнице.
К вечеру третьего дня на палубе между мачтами уже стоял запаянный свинцовый гроб, и спешно шла погрузка купленных тут же у местного работорговца ста гребцов, запаса воды и продовольствия.
Капитана лихорадило от желания как можно быстрее отплыть. Команда его была набрана из свободных людей, работающих за жалование, и он боялся, что к утру половина их разбежится, не отваживаясь выйти в дальнее плавание с таким опасным грузом на борту, как покойник-самоубийца.
Со смесью любопытства, настороженности и, одновременно, странного чувства ненормальности всего происходящего, Джел наблюдал за воцарившимся на борту хаосом через всегда приоткрытую для пpитока свежего воздуха дверь камбуза.
Гроб никак не могли спустить в трюм. Он был чудовищно тяжел и застревал в люке, каким бы боком его не поворачивали. Взгляд каждого, кто проходил по пристани мимо, цеплялся за него, и вскоре на берегу собралась уже толпа из нищих, проституток, разного рода подозрительных оборванцев, праздношатающихся матросов с других судов и солдат городской стражи в увольнении. Все они на разные лады подавали советы и громко комментировали действия тех, кто суетился вокруг гроба. Hесколько бочек с арданским вином при разгрузке были разбиты, обломки их лежали тут же или плавали в мутной воде у причала, возглавляя флотилии из огрызков яблок и арбузных корок.
