Василий Баранов - Начало пути
Тот покачал головой:
— Ладно. Мастерство не сразу приходит. Со временем получится. Отложим сегодняшнюю тренировку.
— Да, капитан. — Данька чувствовал себя виноватым. Сорвал тренировку.
— Положи на место шпагу, — велел капитан. — Пара дней ничего не изменит. Наверстаем упущенное.
Капитан не сердится, не считает его лентяем. А ладони, да ну их, заживут. Данька выполнил указанье, убрал шпагу, присел на стул. Свен смотрел на юнгу, спросил:
— Очень больно, Дэн?
Данька отрицательно помотал головой.
— Это пройдет, Дэн. Матросы не плачут, даже когда очень больно. Запомни, матросы не плачут.
На мгновение капитан повернулся спиной к юнге. Встрянул головой, снова повернулся к Дэну и весело повторил:
— Матрасы не плачут, юнга.
И Данька эти слова запомнит. Он учился не плакать. Он получил урок от капитана Свена.
Часть 4
Пару дней Данька прятал свои ладони от матери, что бы она не увидела их. Как мог он ей объяснить, откуда у него ссадины на ладонях. Но от себя он больше не мог прятаться. Хотелось забраться в постель, укрыться одеялом с головой и думать, что все пройдет. Придет рассвет и вместе с ним растает сон о далеком море. Эти ободранные ладони были явным свидетельством того, что то, что он хотел считать сном, вовсе не сон, а реальность. Он живет в двух мирах, в своем и в том, другом мире. В отчаянии он цеплялся за мысль, это игра больного воображения. Результат переутомления или нехватки витаминов. Купить в аптеке коробочку здоровья, принимать утром и вечером, все пройдет. Что это? О таком он читал только в книгах. Было интересно. Такая выдумка, фантазия писателя. А теперь он был участником этого события. Было, отчего закричать. "Я не хочу! Отпустите меня! Я полицию вызову!". Ни кто не придет на помощь. Отчаяние бессилия парализовало волю. Что делать? В чем причина? Что это: проклятие или страшная болезнь? Может, он, Даня, порождение зла, и несет в мир беду? Извечное Зло отыгралось на нем за Лесли? Ощущение реальности терялось в этом жутком лабиринте мыслей. Ему не хотелось выходить на улицу. Замкнулся в себе. Вновь и вновь он возвращался к этим мыслям, пытаясь разобраться, за что ему это. В чем он провинился? Где он подцепил эту страшную болезнь? Мысли бились и жужжали в голове, как муха, запутавшаяся в паутине. Иногда думал, он престо чудовище. Если кто-нибудь узнает об этом, его упрячут в клетку. И это правильно, справедливо. Он должен понести кару. Но за что?! Только в том, другом мире, он отвлекался от этих мыслей. Постоянные тренировки, работа — все это заполняло время. И думать о чем-то еще он просто не успевал. А рядом с ним на корабле были такие парни. Замечательные. Они были рядом. В них столько уверенности. Иногда ребята подшучивали над ним. А он отвечал им шутками. Они смеялись и работали вместе, рядом. Ему было легко с этими парнями, очень легко. Так легко было разве что с Максимом. Его друзья, настоящие друзья. Идти в открытом море под парусом. Многие пацаны из его мира позавидовали бы. Романтика. Кто выдумал это слово? Эту сладкую конфету? Может, те, кто сидит дома на мягком диване возле телевизора, пьет чай или жует чипсы. Для него здесь не было романтики. Тяжелый повседневный труд, до боли во всем теле, в руках, ногах, пояснице. Рубашка, мокрая от пота. Где здесь романтика? И каждый день одно и то же: романтика обыденности. Раб в каменоломне повседневности — первый романтик. Небо над головой, как крик о свободе, и серые камни жизни. Тренировки, стрельба, борьба, фехтование. Свен не оставлял ему ни одной свободной минуты. А потом работа на палубе с другими ребятами. А может, быть романтика, когда ты стоишь на палубе, и легкий ветерок обдувает твое лицо. Ты смотришь в морскую даль. Корабль скользит по волнам. И хочется петь. Можно задрать голову туда вверх, где другие парни так ловко бегают по реям. Может быть, это и есть романтика, когда другие, а не ты, рискуют собой. А вы пробовали сами подняться на мачту. Там ветер уже не друг, это ваш злейший враг. Каждую минуту он пытается сбросить вас вниз. А вы должны удержаться. Даньке очень хотелось быть таким же ловким и сильным, настоящим матросом вольного корабля. И он старался. Он не смотрел вниз, не думал, что может сорваться. Он хотел быть одним из этих парней. Ему казалось, что он освоил эту премудрость и может так же ловко двигаться там на верху. Но однажды ветер ударил его в грудь. Под ногами грот бром рей, или как называется та жердь, на которой он висит. Нога скользнула по гладкой поверхности реи. Вот-вот он упадет, пытается ухватиться хоть за что-то. Но хватает только воздух руками. Тут чья-то сильная рука вцепилась в него, тащит за шиворот. Рубаха треснула. Рывок сильной руки, и Данька удержал равновесие. Его удержала рука Брайана О`Тула, корабельного плотника и просто матроса. Друга. Словно в тумане, он добрался до каната, ведущего вниз. Ухватил его трясущимися руками. Этого скольжения вниз он не смог бы вспомнить. Стоял, широко расставив ноги, полусогнувшись. Обхватил ладонями колени. Жадно ловил ртом воздух. Никто не должен видеть твою слабость. Не смей показывать ее даже себе, так учил капитан. Данька выпрямился, тряхнул головой. Зашагал по нагретым солнцем доскам палубы. Душа пела: а, ну-ка, песню нам пропой веселый ветер, моря и горы ты облазил все на свете и все на свете песенки слыхал. Он шагал уверенно, улыбался, праздновал победу над самим собой. Он позже думал, еще одно мгновение и жизнь закончилась. Одно движение, шаг. Даня, ты еще не знаешь, сколько раз ты будешь делать свой шаг в темноту, в бездну под ногами, что ты не раз будешь оставаться один на один с небом. Великая тьма космоса будет разговаривать с тобой как с равным. Ты будешь делать этот шаг, оставив страх за спиной, радуясь свободному полету. Но это в будущем, которое скрыто от тебя. Он в эти мгновения обретал себя. Это не сон и не бред. Он здесь на корабле, а не у себя дома в кровати, лежит укрывшись одеялом. Дэн решил поблагодарить своего спасителя. Подошел к Брайану, сказал:
— Брайан, спасибо. Ты спас меня, — улыбнулся и протянул руку. Улыбка в ответ, и рука Брайана задорно и лихо бьет по его ладони:
— Это ерунда. Не надо так быстро бегать, Дэн. Мне надо извиниться перед тобой, парень. Я порвал твою рубаху. Ну, ничего, заштопаешь.
Помолчал, а потом добавил:
— Я виноват перед тобой, порвал рубаху. Давай, заштопаю.
— Да, я сам, Брайан, я сам заштопаю, — дыра на рубашке — мелочь. Дело житейское. Данька стоит, подперев рукой бок. Лихой матрос, сам черт тебе не брат. А может брат? Этот рыжий чертяка, что стоит рядом и скалится в улыбке. Ветер перебирает пряди его рыжих волос, он протягивает большую сильную руку к тебе.
— Давай сюда. Снимай рубаху. — В голосе легкое пренебрежение. Превосходство. — Тут, как и во всяком деле, уменье требуется. Я так заштопаю, что не будет заметно.
Данька посмотрел на крупную руку друга с сомнением. Такими ручищами делать тонкие стежки.
— Мои руки не только топор могут держать, — плотник заметил взгляд Дэна, — но и иглу.
Брайан заставил Даньку снять рубашку. Взял ее, достал из-за пояса иголку с ниткой и начал зашивать. Стежки у него получались ровные, гладкие. Он делал это легко и очень аккуратно. В больших сильных рука Брайана игла стала волшебной, как в руках настоящего мастера. Он приговаривал:
— Ты что, думаешь, я топором со всего плеча рублю. Топор — инструмент тонкий. В умелых руках он чудеса творит. С ним управляться посложней, чем с иглой. Нет, я на все руки мастер. Заштопаю, будет как новая. Вот, смотри.
Плотник показал результаты своего труда. Стежки были мелкие ровные. Если не приглядываться, можно и не заметить шов.
— Надевай. Видишь, какая работа. То-то же. Я же говорил, что у меня это хорошо получается Ты, Дэн, если что, обращайся. Заштопать. Починить. Я сделаю. У меня золотые руки, парень. Мастеровые.
И Брайан ушел прочь. Швом на рубашке матрос гордился больше, чем спасением жизни юнги. Подумаешь, спас. Не он бы, так другой. На корабле дело обычное.
На следующее утро на небе появилась в начале одна тучка, потом вторая. Ничего не предвещало плохой погоды. Но вот ветер усилился. Волны стали больше. Капитан приказал убрать паруса. Матросы бросились на мачты, что бы свернуть их, эти паруса. Сколько сил и сноровки требуется, что бы сложить прекрасные белые крылья "Скитальца". Дэн, преодолевая страх, то же полез на мачту. Ни кто не сможет сказать, что он струсил. Я боюсь бояться. Он будет работать так же, как они. Вокруг темнело. Небо все затянуло тучами. А волны вздымались все выше и выше. Корабль подбрасывало на норовистых хребтах волн, то вверх его поднимет, то он падал вниз. Несутся люди на крутых горках. А Данька был там, на мачте. Убрать паруса. Только это было в его голове. Быстрее. Быстрее. Думать о себе не было времени. Когда они почти закончили, волны ревели и бесились, били в корпус корабля. Тот подпрыгивал. Падал. И нужно было спуститься вниз. Скользить по мокрому канату, свободно болтающемуся в воздухе. Но вот они на палубе. Волны бросаются на корабль со всех сторон. Смывают все на своем пути, сбивают с ног. Удержаться. Волна ударила Даньку. Он упал на палубу, заскользил по доскам. Волна тащила его к самому краю борта, в яростном желании утащить за собой в темноту. В ту тьму, которая когда-то пугала его. Тьма выглядывала из ревущего потока. Неслась на корабль, стоя на гребне волны. Шептала: я доберусь до тебя. Дэн ухватился за веревку, удержался, поднялся на ноги. Сделал несколько шагов вперед, но тут новая волна. Она вновь чуть не сбила его с ног. Нет, нет, море, ты меня не одолеешь. Нет силы, что одолеет слабых. За гранью бессилия они обретут стойкость. Безумный ветер не вырвет корни жизни. Данька бросил взгляд на капитанский мостик. Там стоял Свен. Он широко расставил ноги и держал штурвал. Он держал курс на встречу буре. И не шагу назад, покоряющий бурю, ты дорогу пройдешь до конца. Боги взор свой с улыбкою хмурят. Ты, идущий, избранник творца. Взлететь на вершину живой горы, что бы волна не могла ударить "Скитальца" подло в борт и опрокинуть. Волны захлестывали мостик, фигуру капитана, там на мостике. Стремились опрокинуть его. Одинокая фигура на мостике, побеждающая тьму.
