Андрей Сердюк - Дороги Младших Богов

Чуваком с подходами оказался наш лектор. Но Серега всё же настаивал:

— Не путайте нас, я ведь точно знаю, что в шестьдесят пятом лишь экспериментально подтвердили теорию Большого Взрыва, обнаружив реликтовое излучение, предсказанное еще в сороковых академиком Гамовым.

Инструктор вытащил скомканный платок, вытер пот с залысины и спросил:

— Вы всерьез полагаете, что «узнать про что-то» и «произошло что-то» не одно и то же?

— Полагаю, — гордо ответил Серега.

— Это остаточные симптомы, — поставил диагноз Инструктор, но успокоил: — Пройдет.

— Похоже, в этих горных наделах Колесо окончательно вытеснило Крест, — выдал на замечание Инструктора Серега.

— К Слепому Библиотекарю не ходи, — поддержал я друга. — Секта монотонов, то бишь ануляров, одержала здесь окончательную победу.

Инструктор глянул на нас исподлобья и решил почушкать за строптивость:

— Ну хорошо. Привожу простой пример. Как известно, в одна тысяча семьдесят шестом году астрофизик Стивен Хокинг доказал, что во Вселенной существуют области пространства-времени, испускающие излучение, в котором отсутствует информация, то есть такие объекты, где материя исчезает бесследно. Именно так в семьдесят шестом году во Вселенной появились черные дыры. Вчера в Дублине, на Семнадцатой Международной конференции то общей теории относительности и гравитации… — Инструктор сделал паузу, будто знал, что в этом месте должна зазвучать барабанная дробь, но дробь не зазвучала, и он продолжил без всякого аккомпанемента, но, правда, патетично тонируя: — …Стивен Хокинг объявил, что ошибся в расчетах. Со вчерашнего дня, господа-товарищи, черных дыр во Вселенной нет.

Мы с Серегой были искренне потрясены. Еще бы, практически всю свою сознательную жизнь знали мы о существовании этих волнующих штуковин, а теперь их вдруг раз — и не стало. Почему-то этим обстоятельством мы были потрясены больше, нежели тем, что сама Вселенная, как давеча утверждала Аня, куда-то там подевалась. Отчего мы плакали по волосам, снявши голову, я не знаю. Загадка психики. Но расстроились. А вот Гошка нет. Он даже в это и вдаваться-то не стал. Он озабочен был текущим и насущным:

— А к чему вы это нас, дяденька, всем этим загружаете? Намели из слов сугробов, а к чему они, не объясняете.

Инструктор смешно насупился и ворчливо заметил:

— Ну так я же еще не закончил, я, можно сказать, еще только начал. Вот когда закончу, тогда и станет вам, Игорь Николаевич, всё предельно ясно. Сами же вопросами меня сбиваете, а потом… На чем я, кстати, остановился-то?

— Вы сказали, что сначала было Всё, потом Всё кончилось и появилось Ничто, — напомнил я.

— Ну да, спасибо, — поблагодарил Инструктор и продолжил свою установочную лекцию: — Значит, появилось Ничто, то есть реальность видимая. И к тому же реальность, стремящаяся постичь саму себя. Это понятно? Осмыслить она себя стремится. С помощью человека. Которого именно для этой цели, и не для какой иной, выделило из себя. Так… — Инструктор вновь уставился в свои записи, видимо, мы своими вопросами действительно здорово мешали вести лекцию по накатанной дорожке и теперь обходиться без конспекта ему было тяжело. — Тут, в этом месте, вы вообще-то должны спросить у меня: а зачем Ничто познает себя?

— Можно вопрос? — вытянул я руку.

— Да, пожалуйста, — разрешил Инструктор.

И я спросил у него тем тоном, каким первые ученики всех школ мира задают свои тупые вопросы:

— А зачем Ничто познает себя?

— Чтобы вновь стать Всем, — бодро ответил мне Инструктор заученным текстом. — Человеческое сознание, достигнув высшей точки своего развития, способно найти путь к Спасению Абсолюта. Уже, собственно, нашло. Дело за реализацией. Но это вопрос времени. Которого, кстати, нет. Не в том смысле нет, что нет его. А, так сказать, в другом.

Тут уже меня самого заинтересовало.

— Подождите, а для чего вдруг такой напряг? Ведь Оно же уже было однажды Всем.

На это у Инструктора было что ответить — и даже очень было.

— Дело в том, что Ничто не может, так сказать, существовать бесконечно в том виде, в каком оно существует сейчас. Ведь в результате неуправляемого Взрыва создан мир, мягко говоря, негармоничный. Сами же знаете, что основная его мелодия — страдание. И в этом несовершенном мире страдает абсолютно всё. Ибо только Всё абсолютно. Ничто же относительно и полно противоречий. И каждая клеточка, каждая пара видимой реальности просто-напросто пропитана скорбью. Если где-то в этом мире и благоухают цветы, щебечут птички, царит тишь да благодать, то это означает лишь одно: всё это оплачено тем, что где-то кого-то режут, пытают, жгут живьем, гноят в лагерях и совершают прочие ужасы. Вот поэтому Оно, ставшее Ничем, и испытывает постоянную боль. И вполне естественно, что жаждет избавления от вечных мук проявленного, так сказать, существования. Короче, Всё, распыленное в Ничто, стремится к своему Спасению. Когда-то, до того как еще не проросло семя мысли, неосознанно стремилось, теперь — осознанно. Вот так, собственно.

Всё это было пока в общих чертах понятно — космогония как космогония, ничем не хуже других, — но я решил кое-что уточнить:

— Ну ладно, ну станет это самое ваше Оно опять Всем, а потом вновь зевнет от тоски зеленой и опять превратится в Ничто. Где гарантия, что не случится рецидив и не покатится всё снова по беспонтовой и кривой колее?

Как ни странно, я попал своим вопросом в кассу.

— Вот тут как раз и узловой, так сказать, моментик, — живо подхватил тему Инструктор и, призывая к вниманию, направил в потолок указательный палец. — Ничто уже не сможет стать тем бессознательным Всем, которым когда-то было. Ибо в недрах проявленной реальности выпестовано Сознание, которому суждено и должно, при определенных условиях, стать Сверхсознанием, или, если хотите, Осознанием. И новое Всё будет этим Сверхсознанием наделено. И Всё станет, так сказать, Богом.

— Впечатляет, — заметил Серега.

А вот у Гошки тут возникло расхождение с привычными его представлениями, и он спросил:

— А чего, раньше Бога не было, что ли?

— Увы, Игорь Николаевич, в том вся и беда, — ответил Инструктор.

— Так, сейчас вас, дяденька, поразит молния, — заявил Гошка и даже глаза зажмурил. Артист. Сгоревшего шапито.

— Не поразит, — отмахнулся Инструктор и, перевалив через гулкую стариковскую отрыжку, объяснил почему: — Бога нет.

— Я так и знал! — Гошка театрально заломил руки и закатил кверху свои бесстыжие глаза. — Я так и знал, что всё к тому идет. Бог умер.

— Бог не умер, Игорь Николаевич, Его никогда не было, а то, что люди до этого вот момента называли Богом, это была лишь их мечта о Нем, — спокойно возразил Гошке Инструктор, но тут же и обнадежил его: — Впрочем, Он возникнет. О чем, собственно, здесь и речь. Он возникнет. И зазвучит, так сказать, совсем другая музыка. Ведь если этому новому Всему, ставшему Богом, суждено будет вновь проявиться, то Оно станет проявляться уже осознанно. И заново проявленный мир, без всякого сомнения, будет совершенен. Ведь теперь-то он явится щедро наделенным той Божественной благостью, на которую и способен только умный — акцентирую ваше внимание на том, что именно умный — ну и конечно же милосердный Бог. Вот такой предлагается нам путь, так сказать, Спасения. И если…

— Подождите, — прервал Инструктора Серега, — давайте на этом вот моменте потопчемся. Во-первых, интересно — правда, интересно, — кто наделит это новое Всё Сверхсознанием? А во-вторых, что это за определенные условия, о которых вы упомянули?

— Хорошие вопросы, — обрадовался Инструктор и сразу стал отвечать: — Наделить Всё сознанием способен, конечно, человек познавший. Адепт. Черный Адепт.

— Адепт? А кто такой адепт? — спросил неутомимый в своей любознательности Гоша.

— Адепт — это и есть тот человек, который в своем развитии уже достиг, — пояснил Инструктор.

— Чего достиг-то? — не понял Гоша.

— Всего, — ответил Инструктор.

— Крутой, стало быть, — перевел Гоша.

— Да, не пологий, — согласился с ним лектор и объяснил: — Конечно, крутой, раз больше не задается он вопросами.

— Потому что знает все ответы? — спросил я.

— Нет, он просто в них больше не нуждается, — ответил Инструктор.

— А почему он черный? — заинтересовало Гошку. — Негр, что ли? В смысле афромазый. Ну — афроамериканец. Или он афро-, допустим, европеец? Или афроафриканец?

— Да нет, — криво улыбнулся лектор, — в этом смысле он белый.

— Видимо, он злой по жизни маг, пьет горькую по-черному и жену лупцует за всю мазуту, — предположил я. — Поэтому и черный.

— Нет-нет, что вы, — отрицая подобное умозаключение, замотал головой дядька. — Дело тут и не в морально-этических окрасках. Всё гораздо проще. Гораздо… Он именуется Черным для того единственно, чтобы, так сказать, мы не путали его с Белым Адептом. Условные термины опять же всё это. Принятые, так сказать, для удобства вербального изъяснения.