Мария Симонова - Одержимые бессмертием
– Ну что, Игорек, доволен? – спросил Гор, когда они остались одни. – Сбывается твоя мечта – потрепать Гильдию в ее собственном логове, а? Сергей, – обратился он к Корчагину. – Слетай-ка нам за бутербродами по-быстрому, а?
Корчагин кивнул и, вместо того чтобы покинуть кабинет, поколдовал в углу, даже не поднимаясь со стула, и через пару минут поставил на стол подносик, на котором покоились бутерброды с сыром и колбасой и исходили паром два стакана с крепким чаем. И опять устроился в углу. Движения его были отточены и бесшумны, словно у тени.
Гор переглянулся с Каменским и с улыбкой развел руками. Удалить ординарца не удалось, но ведь это был только пробный шар. Ему многое нужно было сказать Каменскому, но Игорек – парень смышленый, сам кое-что поймет. Придется подождать более подходящего момента.
9.
Я не мог видеть дверей лифта, но понял по звуку, что они пошли в стороны.
Пора!
Я резко присел и ударил с разворота локтем под колени ближайшему охраннику. Но в этом уже не было нужды: он и так начинал падать, а заодно с ним и несколько соседей, срезанных багровым росчерком, прошедшимся вдоль нашей стены и переметнувшимся к противоположной. Вовремя я присел – остался бы стоять, так и меня скосило бы, до кучи. Для меня это, конечно, было бы не смертельно. Но – потеря времени на регенерацию!
Бросив взгляд в направлении лифта, первым делом я увидел падающего Токарева. На коленях, неузнаваемого, с кровавым, смазанным лицом и руками, зажимающими горло. Я кинул взгляд вокруг: лифт и наполовину не успел раскрыться, а большая часть заполнявшего помещение народа уже лежала на полу – мертвые или смертельно раненные: Хирург, стреляя, двигался так быстро, что взгляд едва успевал проследить за его перемещениями, тем более трудно было в него попасть тем из охранников, кто еще оставался жив. Дело усложнялось еще и тем, что, паля по нему, они рисковали попасть друг в друга. Я зафиксировал взглядом Ежа – он лежал среди общей груды тел у противоположной стены, временно убитый Васей либо охранниками, а может, просто успевший вовремя упасть – там разберемся.
Меня в этой компании обреченных интересовал только один человек: Наплеков стоял отдельно от других у самой стены справа от лифта и только поэтому был пока еще жив и даже лихорадочно шуровал в кармане штанов. Но его жизни не грозила перспектива затянуться надолго. Общего сигнала тревоги пока не было – тоже, как я понимаю, ненадолго.
Я хватанул лучевик из руки убитого халдея и прыгнул к министру. Тот как раз вырвал из своих штанов пушку – «Дезерт Игл», кажется, – и собрался палить по Васе. Первым ударом я выбил у него пушку, вторым кинул самого на пол к стене и навалился сверху, закрывая его своим телом. Придавив локтем шею, уткнул ствол в нос:
– Лежи!!! Убью!!!
Он скосил голубые бельма на ствол, выпучил их на меня, моргнул раз и прекратил рефлекторные дерганья.
– Дай знак, чтобы не включали тревогу! – рыкнул я, приминая дулом его хобот, одновременно чуть ослабляя нажим на шею. Он повернул голову и замахал отрицательно рукой – не иначе как в камеру, для своего проверенного человека, очевидно слегка обалдевшего от стремительности происходящего и замешкавшегося с нажатием на «тревожную» кнопку. Видимо, он правильно понял отчаянные знаки начальства – тревоги так и не последовало. Я оценил окружающую обстановку.
За сравнительно небольшой отрезок времени моей возни с министром в холле остался только один человек, стоящий на своих ногах. Остальные валялись окрест него в полном беспорядке. С бдительной охраной было покончено. Если кто-то из них и выжил, то он очень тщательно это скрывал: Хирург замер посреди зала в полной неподвижности, как будто очень внимательно к чему-то прислушиваясь. Я заметил, что его руки, державшие лучевик, были в крови по локоть.
Тут позади него с пола приподнялся недобитый халдей, вскидывая пушку. Пока я переводил в его направлении свой ствол, произошло следующее: халдей успел выстрелить, но в Хирурга не попал, потому что тот в это мгновение шатнулся в сторону и ответным разрядом на развороте уткнул его обратно лбом в пол.
Уж не знаю, как это Вася ухитрялся так метко стрелять, имея в этом деле сравнительно небольшой опыт. Скорее всего его меткость была природной и брала начало в концентрации того уровня, когда не имеет принципиального значения, каким способом ты наносишь врагу удар; существует лишь задача – поразить цель или энное количество целей, и орудие – собственное тело либо лазерный разряд. Что же касается Васиного прозвища – его происхождение я понял в то короткое мгновение, когда перед броском к министру успел кинуть беглый взгляд в открывшийся лифт. Даже я с моим очень высоким порогом восприятия зрелищ разного рода смерти не взялся бы описать, что представляли собой пятеро вооруженных натренированных бойцов, тоже парий, кстати, и тоже здешних, оказавшихся в запертом пространстве с одним безоружным человеком. Не знаю, доехали ли они до нужного уровня, но из лифта там уже точно никто из них не вышел.
Теперь необходимо было действовать как можно быстрее, используя только что выигранное преимущество.
Я поднялся с совершенно обалдевшего министра, взял его за пиджак и рывком поставил на ноги. Сказал на всякий случай Хирургу:
– Этот нам нужен.
Он только кивнул. В это время из навала тел у стены донесся приглушенный голос:
– Вась! Не стреляй. Это я. – Из-под тел выбрался Еж и, неловко перекатившись, поднялся на ноги: руки у него были по-прежнему скованы.
Все это я фиксировал уже мимоходом, ставя Наплекова в наиболее удобное положение для обозрения камеры. Затем сказал, вставив ему для убедительности ствол в ухо:
– Надеюсь, вы уже успели оценить ситуацию. Советую не принимать поспешных решений. Мы сейчас направляемся в изолятор, как раньше планировалось. Предупреждаю, если на нашем пути возникнут препятствия, то первой жертвой будет вот он. – Я довольно сильно ткнул Наплекова стволом в подбородок – не со зла, а просто до конца отрабатывая наилучшую модель воздействия на психику охраны в ситуации «взятие заложника».
Затем я пальнул в камеру – больше для порядка, – она расплавилась, а я обратился к Наплекову:
– Показывай, где тут у вас лестница. Быстро! – Он растерянно глянул в сторону лифта, по-прежнему открытого; вряд ли ему доводилось до сих пор пользоваться в своем Управлении лестницами, но кровавый форшмак в лифте заставил его мозги шевелиться быстрее: министр двинулся направо, чуть пошатнулся, минуя лифт, но я его надежно схватил под локоть. И, кстати, оплавил разрядом кнопочный пульт внутри кабины – это на всякий случай, чтобы не очень-то тут разъезжали во время нашей акции. Скомандовал ребятам: – За мной!
В ответ сзади позвали жалобно:
– Дик!
Я обернулся: Еж просительно глядел на меня, остановившись над «Дезерт Иглом», не в силах его поднять из-за скованных назад рук. Я достал дестабилизатор из нагрудного кармашка, куда машинально его сунул, протянул руку в сторону Ежа и сдавил цилиндрик. Убедившись, что Еж свободен и поднимает оружие, я было двинулся дальше, как вдруг позади раздался еще один хрипловатый зов старческим фальцетом:
– Подождите! Не стреляйте! Это я!.. Я… Свой! – У левой стены происходило копошение: там из-под тел выбирался старый пират, про которого я не то чтобы забыл, а просто автоматически уже отнес его в список случайных жертв операции. Но старый перец оказался мало того что жив, да еще был свободен от оков – очевидно, он «расковался» уже при первом импульсе, однако не подал тогда виду. Хитер ветеран!
Хирург взглянул на меня вопросительно. Ветеран, в отличие от министра, нам на операции был абсолютно не нужен, но я отрицательно качнул головой – пускай, мол, живет. Не мочить же ни в чем не повинного старичка, к тому же и впрямь «своего» в какой-то мере. Примета плохая.
Итак, мы двинулись к лестнице, пират поспевал в арьергарде. Вышли и спустились вслед за министром на три пролета – до упора. Выскочили с оружием на изготовку в короткий пустой коридор, где напротив лифтовой двери обнаружилась бронированная преграда, снабженная системой спецдопуска, с анализатором отпечатков. И здесь, разумеется, стояла камера.
– Охрана? – ткнул я вопросительно Наплекова. – Сколько?
Однако Наплеков, уже слегка пришедший в себя после пробежки рысью по ступенькам, вдруг закобенился. Возможно, взыграла гордость, но, скорее, он просто пытался оттянуть время в надежде на какие-то оперативные действия своих людей. Он молчал, как легендарный земной партизан Иван Сусанин, заведший, по легенде, врагов в какой-то бетонированный тупик. Ладно, молчи. Сами разберемся.
– Открывайте! – сказал я в камеру, держа лучевик у виска министра. Тот осторожно покачал головой. Тогда я стукнул его рукоятью в скулу – до синяка, но чтобы не вырубить, – подсек ударом ногой под колено и велел Ежу держать его, чтобы министр забыл и думать подавать знаки в камеру.
