Мари Лу - Одаренная

— Посмотрим, что мы сможем вытянуть из тебя.

Странно, что они решили отправить меня в тюрьму в Вегасе. Меня должны допрашивать и судить в родном штате.

— Почему меня оставляют здесь? — спрашиваю я. — Разве я не должна быть на полпути в Лос-Анджелес?

Теперь Томас смотрит прямо перед собой.

— Карантин, — отвечает он.

Я неодобрительно смотрю на него.

— Что, чума добралась до Баталла Холла?

От его ответа по спине у меня пробегает дрожь.

— Лос-Анджелес под карантином. Целиком.

ТЮРЬМА ХАЙ ДЕЗЕТ.

КОМНАТА 416 (20Х12 КВАДРАТНЫХ ФУТОВ).

НА ЧАСАХ 22:24; ТОТ ЖЕ ДЕНЬ, КОГДА МЕНЯ АРЕСТОВАЛИ.

Я сижу в нескольких шагах от Томаса. Между нами старый хлипкий стол — ну, если не считать солдат, которые охраняют его. Каждый раз они неловко переминаются с ноги на ногу, когда я смотрю на них. Я слегка раскачиваюсь на стуле, борясь с усталостью, и перебираю цепи, в которыми скованы руки, скрестив их за спиной. Я перебираю мысли в голове — я вспоминаю о том, что Томас сказал на счет Лос-Анджелеса и карантина. Но у меня сейчас нет на это времени, напоминаю я себе, но эти мысли не оставляют меня. Я пытаюсь представить себе Университет Дрейка с пометками чумы, Рубиновый сектор, где на улицах дежурят патрули. Как такое возможно? Как мог целый город оказаться в карантинной зоне?

Мы сидим в этой комнате уже шесть часов, и Томас еще ни разу не оставил меня одну. Мои ответы на его вопросы водят нас по кругу, и я делаю это так тонко, что он даже не понимает, что я манипулирую разговором, пока он тратит на меня очередной час. Он пытался угрожать убить Олли. На что я отвечала, что в таком случае, унесу всю информацию с собой в могилу. Он пытался угрожать мне. На что я снова напоминала ему, что унесу информацию с собой в могилу. Он даже пытался применить на мне игры с разумом — хотя ни одна из них и отдаленно ему не помогла. Я только продолжаю спрашивать его, почему Лос-Анджелес в карантине. Меня обучали тактике допроса, так же как и его, и вот последствия. Он пока еще не применял на мне физическую силу, как когда-то на Дэе. Это еще одна интересная деталь. Неважно как сильно Томас переживает за меня, если его командир прикажет применить силу, он это сделает. Если он до сих пор этого не делал, это значит, что Коммандер Джемесон приказала ему не трогать меня. Странно. Даже если это так, я могу точно сказать, что его терпение почти иссякло.

— Скажите мне, мисс Ипарис, — говорит он после недолгой паузы. — Что мне нужно сделать, чтобы получить от вас полезную информацию?

Я невозмутимо смотрю на него в ответ.

— Я уже сказала. Я обменяю ответ на просьбу. У меня есть информация для Электора.

— Ты не в том положении, чтобы торговаться. И ты не сможешь молчать вечно. — Томас откидывается на спинку стула и нахмуривается. Свет флюоресцентных ламп отбрасывает темные тени под его глазами. На фоне пустых белых стен (на них ничего нет, кроме двух флагов Республики и портрета Электора), Томас выглядит зловеще в своей черно-красной капитанской форме. Метиас носил такую же. — Я знаю, что Дэй жив, а ты знаешь, где его найти. Ты заговоришь, спустя всего несколько дней без воды и еды.

— Не нужно делать предположений, о том, что я сделаю или не сделаю, Томас, — отвечаю я. — Что же касается Дэя, ответ очевиден. Если бы он был бы жив, он бы сразу кинулся спасать своего младшего брата. Любой дурак бы до этого додумался.

Томас старается игнорировать мой выпад, но по его лицу я вижу, что он раздражен.

— Если он жив, он никогда не найдет своего брата. Его местоположение засекречено. Мне не нужно знать, куда Дэй захочет пойти. Я хочу знать, где он сейчас.

— Нет никакой разницы. Ты не сможешь его поймать. Он не попадется на туже удочку дважды.

Томас складывает перед собой руки. Неужели всего пару недель назад мы двое сидели вместе и обедали в кафе в Лос-Анджелесе? Мысли о ЛА снова возвращают меня к новостям о карантине, я представляю это теперь уже пустое кафе с табличками о карантине.

— Мисс Ипарис, — говорит Томас, кладя раскрытые ладони на стол. — Мы можем продолжать так до бесконечности, и ты можешь продолжать врать, качать головой, пока не выдохнешься от усталости. Я не хочу причинить тебе вред. У тебя есть шанс искупить свой грех перед Республикой. Не смотря на все, что ты сделала, начальство все еще считает, что ты можешь быть полезной.

Так. Коммандер Джемесон точно в этом участвует и мне не должны навредить во время допроса.

— Как мило, — отвечаю я так, что в каждом моем слове слышится сарказм. — Я удачливее Метиаса.

Томас вздыхает, склоняет голову и раздраженно потирает переносицу. Он сидит так какое- то время. Затем он делает знак остальным солдатам.

— Всем выйти, — резко говорит он.

Когда солдаты оставляют нас одних, он снова поворачивается ко мне, наклоняется вперед, кладя руки на стол.

— Мне жаль, что ты сейчас здесь, — говорит он тихо. — Я надеюсь, вы понимаете, Мисс Ипарис, что это был мой долг.

— Где Коммандер Джемесон? — отвечаю я. — Она ведь кукловод, не так ли? Я думала она тоже придет меня допрашивать.

Томас не обращает внимание на мою насмешку.

— В данный момент она находится в Лос-Анджелесе, следит за карантином и докладывает обо всем Конгрессу. При всем моем уважении, мир не вращается вокруг тебя.

Находится в Лос-Анджелесе. Эти слова шокируют меня.

— Неужели ситуация с чумой настолько серьезная? — Я решаю спросить еще раз, смотря Томасу прямо в глаза. — ЛА в карантине из-за болезни?

Он качает головой.

— Эта информация засекречена.

— Когда это прекратиться? Все сектора в карантинной зоне?

— Перестань спрашивать. Я сказал тебе, что весь город в карантинной зоне. Даже если бы я знал, когда это превратиться, у меня нет причин говорить тебе об этом.

Я сразу же понимаю по его лицу, что его слова на самом деле означают: Коммандер Джемесон не рассказала мне, что происходит в городе, поэтому я понятия не имею. Зачем ей нужно держать его в неведении?

— Что произошло в городе? — продолжаю я, надеясь узнать больше.

— Это не относится к твоему допросу, — отвечает Томас, нетерпеливо постукивая пальцами по руке. — Лос-Анджелес больше не ваша забота, Мисс Ипарис.

— Это мой родной город, — отвечаю я. — Я там выросла. Метиас погиб в нем. Конечно, это меня касается.

Томас молчит. Он поднимает руку, чтобы убрать с лица темную прядь волос, его глаза похожи на черные дыры. Проходит несколько минут.

— Так вот к чему все это, — наконец тихо бормочет он. Интересно, он говорит это, потому что тоже слишком устал сидеть здесь шесть часов подряд. — Мисс Ипарис, то, что случилось с вашим братом...

— Я знаю, что случилось, — прерываю я его. Мой голос дрожит от нарастающего гнева. — Ты убил его. Ты продал его государству. — Слова так сильно ранят меня, что я едва могу их произнести.

Он вздрагивает. Он тихо кашляет и выпрямляется на стуле.

— Приказ пришел прямо от Коммандера Джемесон, и последнее, что я сделаю — это ослушаюсь ее приказа. Ты должна знать эти правила так же хорошо, как и я, хотя должен признать, что не очень-то следуешь правилам.

— Значит, ты решил предать его только за то, что он узнал, как на самом деле погибли наши родители? Он был твоим другом, Томас. Вы выросли вместе. Коммандер Джемесон не дала бы тебе шанса — и сейчас ты бы ни сидел за этим столом — если бы Метиас не порекомендовал тебя в ее патруль. Или ты забыл об этом? — Я повышаю голос. — Ты бы не стал рисковать своей репутацией, чтобы помочь ему?

— Это был прямой приказ, — повторяет Томас. — Приказы Коммандера Джемесон не обсуждаются. Что из этого ты не поняла? Она узнала, что он взломал базу данных погибших людей и много других засекреченных документов. Твой брат нарушил закон, и не однократно. Коммандер Джемесон не может держать авторитетного капитана в своем патруле, который совершает преступления прямо у нее под носом.

Я прикрываю глаза.

— И поэтому ты убил его в темном переулке, свалив все это на Дэя? Потому что ты, виляя хвостом, прыгнешь за своим командиром со скалы?

Томас с силой ударяет руками по столу, что я даже подпрыгиваю от неожиданности.

— Это был подписанный приказ из Калифорнии, — кричит он. — Ты понимаешь, что я говорю? У меня не было другого выбора. — Затем его глаза расширяются, он не ожидал, что сможет сказать эти слова, только не так. Меня они тоже шокируют. Он продолжает говорить, теперь гораздо быстрее, как будто пытаясь стереть вырвавшиеся слова. В глазах у него странный блеск, причины которого я не могу объяснить. Что это значит? — Я солдат Республики. Когда я присоединился к армии, я дал клятву подчиняться своему командиру любой ценой. Метиас произносил туже клятву и нарушил ее.

Есть что-то странное в том, как он говорит о Метиасе, какие-то скрытые эмоции, которые сбивают меня с толку.