Николай Кудрявцев - Хмурый
Сталкеры стали быстро отступать в сторону остановки. Подойдя к ней, они увидели, у стены, два ранца. Лис попестал их на вес и поднял большой палец.
Хмурый появился совершенно бесшумно. Он снял с плеча Аборигена один ранец и сказал:
— Я понесу. Ты вперед, Лис за тобой, я замыкаю. У камней переждем до рассвета, а то и так уже говорят, что по ночам ходят только мутанты и я.
Сталкеры тихонько прыснули. Хмурый показал им кулак.
— А ты на вопросы-то нам ответишь? — Они только что расселись у камней. — А то, я смотрю, ты спать собираешься. Абориген жрать. А у меня свербит.
— Отвечу, но сначала поем.
— Ну это без проблем. — Лис сразу начал рыться в своем рюкзаке.
— Ты лучше покопайся вон в том ранце. — Хмурый показал пальцем. — Это наверное паек ботаников. Лишний вес, конечно, но я не удержался. Сам хотел попробовать и вас побаловать. Кое-чего я никогда не видел. Да и сбрызнуть надо наше дело. Поэтому закусь должна быть на высоте.
Лис отложил свой рюкзак и полез в ранец. Он начал вытаскивать из него еду в вакуумной упаковке.
— Ого! Черная икра! Две банки! Ну, Хмурый! Ну, удружил. Я на Большой земле не ел такого. Это правительственная жратва.
— Почему правительственная?
— Потому что промысел на нее запрещен.
— Ну, а правительство?
— А-а! Ну да! Вы же на Зоне жили. Как бы в изоляции. Так вот. Есть, так называемые, права человека. По ним все люди равны, но одни ровнее. Ладно! Хрен с ними! Сейчас у нас свой саммит будет. Я вам сейчас такие бутерброды сделаю! У-у-у! Руки себе по локоть откусите!
Лис начал колдовать над закусью. Абориген взял одну вакуумную упаковку, чтобы посмотреть, что в ней и, получив за это по рукам от Лиса, отполз к Хмурому. Сел рядом с ним, покрутил у виска пальцем, показывая на повара-самозванца и прислонился к камню спиной. Хмурый молча обнял его одной рукой за шею и притянул его голову к своей голове. Так они сидели, пока Лис, торжественным шепотом, не произнес:
— Господа! Потрясающая жратва готова!
Они окружили плоский камень, на котором, на пленке, лежали баночки, бутерброды, коробочки, пакетики и тому подобные «чки». Лис взял в руки бутылку с водкой, открыл ее и поднял для произнесения тоста:
— Жаль, Хмурый, что ты не захватил у них хрусталь, теперь придется из горла. Ну ничего! За неимением жены, спим с кухаркой! А посему тост! За снятие радиации и внутреннего напряжения!
Он выпил и сунул бутылку в руки Хмурому. Тот выпил и передал Аборигену. Абориген, допив остатки, поставил бутылку на землю у камня. Лис ждал и ни к чему не притрагивался. Когда бутылка опустела, он протянул друзьям по бутерброду с маслом и икрой. Те откусили.
— У-У-у-у!!! — Сказали они.
— А-А-а-а!!! — Сказал Лис.
И все. За «столом» воцарилась не тишина, а своя, так называемая, «Атмосфера». Вокруг камня сидели три серьезных мужика и издавали чавканье, хрюканье от удовольствия, всхлипывание от наслаждения, глотание, мычание, шуршание и звуки, не поддающиеся идентификации. Ну точь в точь, как в парижском ресторане.
Хотите вы этого или не хотите. Нравится вам это или не нравится. Знаете вы об этом или не знаете. Но!!! Всему есть конец! Даже деликатесам. Хотя, если честно, им то конец наступает быстрее всего. Желудок набит под завязку, внутренний голос предлагает остановиться, ремень на поясе покраснел от натуги, а глаза зыркают по столу в поисках чего-то, а пальцы рук мнут пакетики в надежде наткнуться на что-то. Тщетно!!! Все заглотано! Кто не успел — тот опоздал! Ну что ж. Тогда остается с честью откинуться от стола и шумно выдохнуть из себя воздух. У-у-ф-ф. Славно, червячка, заморили!
— Ну…! Если у вас больше ничего нет…! — Лис похлопал себя по карману. — Тогда покурим моих.
Он, с серьезным лицом, как у клерка в банке, выдал каждому по сигарете. Сунул, одну себе в рот, и придвинулся к Аборигену, мол, дай прикурить. Тот усмехнулся и дал прикурить Хмурому, потом прикурил сам и спрятал зажигалку. Лис сделал обиженное лицо. Вот-вот расплачется. И вдруг все затряслись от сдерживаемого смеха, а к Лису метнулись две зажженные сигареты, для прикуривания. Он замахнулся на Аборигена и стал прикуривать от сигареты Хмурова. Тряска увеличилась. И они стали толкать друг друга, не сильно, но вызывающе. И опять тряслись. И пробовали хохотнуть погромче, но тут же зашикали друг на друга. И опять затряслись в бесшумном смехе. Вот, он, наш, расслабон. У вас застольный этикет, а у нас расслабон. А зачем нам ваш этикет? Нам ваш этикет не нужен. От вашего этикета, на утро, только радикулит с геморроем. А у нас еще дела. У нас, вообще, принято зарабатывать радикулит от работы, а не от застолья.
— … я чуть сам очередь не выпустил. Ну сам прикинь! Тишина, и вдруг беспорядочная стрельба. Давай колись!
— Чо, колись? Я просто спросил их: кто говорит по-русски?
— А! Ну да! Чего тут непонятного. Выпить им не предложил?
— Хм! Забыл. Да и не до того было. Они весь боезапас выпустили на мой голос, я вышел и всех пострелял. Кстати мы вовремя пришли. Они завтра собирались уходить на базу.
— Кто тебе сказал?
— Ботаник, который по-русски умел говорить.
— Так ты не всех убил?
— Его оставил. Спросил о задании, пароли, где вся информация. Короче получил от него ответы на свои вопросы.
— И где он, этот ботаник?
— Там, со всеми. Я его пристрелил.
Лис с Аборигеном переглянулись. Хмурый посмотрел на них и произнес:
— Вот что я скажу вам парни! Для меня не существует закона, по которому я должен проявлять милосердие к раскаявшемуся маньяку. Этот ботаник изувечил своими экспериментами тысячи жизней. А когда его собственная жизнь оказалась под угрозой, он, вдруг, раскаялся. Если его отпустить, то он понял бы только одно, что в Зону ходить не надо. Стал бы посылать других. А жизни других людей, в отместку за пережитое, стал бы калечить не тысячами, а десятками тысяч. Я даже на комариную струю не сомневаюсь в правильности моего решения.
— Наверное ты прав. Просто, как-то, не того.
— Ладно, Лис, проехали. Давайте ложитесь. Я посторожу. До рассвета еще уйма времени.
— Может мы с Аборигеном по очереди…
— Оба быстро залегли! Мне воспоминания тормошить надо.
Друзья не стали спорить. Да и бесполезно. Все равно он сделает так, как решил. Это они усвоили, хоть и знали его всего ничего.
Хмурый прислонился к камню спиной и стал прислушиваться к ночной жизни Зоны. Ночь была темная. Хотя не бывает такой темноты, к которой нельзя привыкнуть. Чуток рассказывал, что где-то бывают белые ночи. Совсем белые — как день, только, как бы, серые. Трудно представить. Хмурый, сначала, пробовал представить белую ночь, а потом понял, что Чуток его разыгрывает. Он не обижался на розыгрыши. Он понимал, что они нужны, а порой просто необходимы, чтобы не свихнуться, чтобы остаться человеком. Еще Чуток рассказывал, что по ночам, там, откуда он родом, очень красиво поют птицы. Правда Чуток так и не вспомнил, откуда он родом. На счет птиц, Хмурый не спорил. Все может быть. Соловей говорил, что Скрипач хорошо поет.
К нему тихо подсел Лис.
— Абориген уже дрыхнет. Пусть поспит. Ему сегодня досталось. Ты знаешь? Он хотел бежать к тебе на выручку, когда услышал стрельбу.
— Лис! Ты, когда-нибудь, видел белые ночи?
— В Котласе видел. Пол года в летной части ошивался. Сначала обалдел, а потом озверел. Не уснешь ведь ни хрена.
— Не врал Чуток. А слышал как птицы поют?
— А то! Это сколько угодно. Красиво поют. Заслушаешься. Правда есть птички еще те! Голос подаст — убил бы к чертовой матери. Видел я одну такую в зоопарке. Павлином называется. Лучше железом по стеклу, чем слушать его пение. Зато выглядит красиво. Хотя? Кто его знает, что красиво, а что нет? Я, например, в детстве лягушек любил. Бывало, сидишь у пруда, и смотришь на них. Часами мог сидеть. Или, вот, возьми льва, там, тигра. Красавцы! Правда встретишься с ними на узкой дорожке, так страшнее зверя нет. Вот и разберись — что красиво, а что нет. А знаешь сколько ребятишек толпятся, в зоопарке, у бегемота? Тьма! И не оттащишь их! Смотрят, смеются, готовы пролезть к нему через прутья. А посади этих ребятишек у подиума и выведи к ним всех этих «мисс вселенных» «королев красоты» — знаешь какой рев поднимут. А это говорит о том, что им не красоту вывели на подиум, а предмет для плотских утех. Короче игрушки для взрослых. А они еще не доросли. А значит красотой здесь и не пахнет. Правда есть у каждого человека свой эталон красоты! Каждый считает, что его мама, самая красивая в мире. Значит — хочешь быть красивой, надо рожать детей, а не шастать по подиуму.
Лис замолчал и закурил.
— Лис. А как выглядит бегемот?
— Ну-у. Глыба мяса, обтянутая толстой кожей, здоровая пасть с большими, редкими зубами. Постоянно сидит по уши в воде.
— Как лягушка?
— Точно! А я думаю, что это я бегемота вспомнил! Я, ведь, тогда почти час у бегемота проторчал. Красивый, он, бегемот. Вот только, что в нем красивого, этого я не могу сказать.
